«Ты моряк, красивый сам собою», – пела мне прабабка. Сейчас я понимаю, что слово «моряк» (кроме всего прочего) прочно у меня связано с именем Алексея Силыча Новикова-Прибоя. Эдакий кряж, глыба, человек, крепко стоящий на ногах. Его очень любили друзья, а это главный аттестат человека: когда любят.
С Ярославского вокзала доехать до платформы Тарасовки, потом пешочком пройти базу «Спартака» и за липовой аллеей – в тупик. Слева ворота. Приехали: дача Новикова-Прибоя. 2025 год, а в доме всё сохранилось как при хозяине. Наследники бережно хранят память о писателе. Нас встречает и привечает Александра – правнучка, под ногами – праправнук. Я прошу Катю фотографировать больше. У печки стоят болотные сапоги, валяются чучела… Запахи старого деревянного дома с историей.
Рода-племени Алексей Силыч был простецкого – из крестьян, а занесло его на моря-океаны, повидал он войны. Родился-то он далеко от большой воды, в селе Матвеевском Тамбовской губернии Спасского уезда. О будущем сына мнения родителей расходились: отцу, Силантию Филипповичу Новикову, нужен был помощник и добытчик (сам он 25 лет отслужил за казённый счёт, был кантонистом), а мать, Мария Ивановна (сирота, воспитывавшаяся в католическом монастыре в Варшаве), мечтала, чтобы её Алёша стал монахом. А всё сложилось иначе.
А.С. Новиков-Прибой. Среди земляков
У меня был знакомый из редакторов, постоянно сличавший все биографические записки со статьями в «Википедии». Порой мне самому начинает казаться, что основополагающие сведения можно (как раньше в словарях) взять в «Википедии». Поэтому отвратился я с некоторых пор от писания биографических статей. И сейчас перейдём к самому важному, а для нас это литература и череда событий, составляющих судьбу писателя.
Лукавый великий пролетарский писатель Максим Горький любил в глаза напустить восторга и признаний в любви, а за глаза написать какому-нибудь Фёдору Гладкову такое: «„Солёная купель“ Новикова очень напоминает перевод плохого английского романа. Новикова я не люблю читать, это – литературный мастеровой; ремесло, избранное им, нимало не волнует его, равнодушный к нему, он почти не совершенствуется в нём, и хотя выработал некоторую ловкость, всё-таки пишет таким языком: „И не волны, а злые духи, наряженные в белые плащи, с гулом и шипением вкатывались на палубу“.
