Сколько раз здесь бывал, всё исхожено вдоль и поперёк, и вот на ж тебе – заблудился! Леший попутал, не иначе.
Часа полтора проплутав от делянки к делянке, я пошёл по песчаному руслу пересохшего лесного ручья, пересёк глубокий заросший ежевичником овраг и вышел на совсем уж незнакомое мне место. И тут я заметил человека. Тот, заранее обнаружив меня по хрусту ломающихся под ногами веток, не стал прятаться, но и не окликнул – просто насторожённо ждал, когда я приближусь.
На приветствие он сухо ответил кивком головы, не скрывая лёгкого раздражения от присутствия постороннего. Внимательно оглядевшись, я окончательно убедился, что никогда раньше не заходил в этот глухой угол леса. На пологом сухом косогоре, редко поросшем молодыми дубками и густо осинником, в первую очередь внимание привлекал высокий, в рост человека, деревянный крест, сработанный топором, но так ладно, что топорной работу не назовёшь. Под аккуратным жестяным козырьком в рамочке со стеклом на кресте висела фотография молодого парня. На приземистой лавочке возле креста лежал выцветший рюкзак. Всё это было неожиданно и показалось странным, что, очевидно, и отразилось на моём лице. В растерянности я не нашёлся, как завязать разговор: задавать лишние вопросы в этом партизанском крае не принято искони.
Заметив моё замешательство, незнакомец – седой мужчина лет пятидесяти – смягчился и снисходительно обратился первым:
– Мир тесен. Расслабься, мил человек, всё ничего. Присядь вот, помянем сообща, как полагается по русскому обычаю, – указал он на лавочку, забирая с неё рюкзак. В движениях его чувствовалась основательность, в голосе – властность, внутренняя уверенность в себе, присущая людям, крепко стоящим на ногах.
– У вас здесь кто-то похоронен?
– Не похоронен. Смерть здесь принял мучительную, какой лютому врагу не пожелаешь… Сын, царствие ему небесное, Юрий… – глаза отца повлажнели, он перекрестился. – Да ты присаживайся, в ногах, сам знаешь…
Из развязанного рюкзака была извлечена бутылка водки, нехитрая снедь. Пили не чокаясь. После третьей стопки Егор, как он представился, указал на обрушенный вход в барсучью нору, по всем приметам уже не жилую, давно заброшенную:
– Вот тут всё и случилось, – и он неспешно, время от времени с волнением затягиваясь сигаретой и подыскивая нужные слова, поведал историю, которая и легла в основу дальнейшего повествования.
