Другой Бианки

Охотники, создавшие мир
Другой Бианки

Каждый любитель природы и охоты, наверное, прочёл хоть одну книгу Виталия Валентиновича Бианки, писателя, чей 130-летний юбилей отмечается в этом году. Для подавляющего большинства читателей Бианки – детский писатель. Всё так и не так. Охотник, учёный, писатель-стилист, лирик – это тоже ипостаси того человека, кого, нам казалось, мы неплохо знали.

Санкт-Петербург. Нева. Васильевский остров. Там и поселилась семья Валентина Львовича Бианки (1857–1920) – одного из основателей академического Зоологического музея. Его жена Клара Андреевна Бланк (1850–1915) – верный помощник мужу и мать его детей: дочери Софьи и сыновей – Льва, Валентина, Анатолия… 11 февраля 1894 года родился Виталий Валентинович Бианки, кому суждено было стать знаменитым писателем. Родился он в профессорской квартире в здании Академии наук неподалёку от Зоологического музея. «Дверь отворяется, нас впускают в чудесное здание. Из громадных окон льёт солнечный свет. Воздух вокруг меня ломается на блестящие четырёхугольники. Всюду звери, звери, звери. Люди ходят между ними, таращат на них глаза. А звери не пугаются, не бегут, не шевелятся. Но я уже не вижу людей, вижу одних только зверей», – пишет Бианки в 1935 году.

А дальше разрушим каноны биографического очерка, не будем фокусироваться на всех «крестился, учился». Учился Виталий как все, хорошо учился. Но в том-то и дело, что по-настоящему учился он у отца, своих дядей и братьев. Валентин Львович учил сына: «Учил меня узнавать птицу по виду, по голосу, по полёту, разыскивать самые скрытые гнёзда. Учил по тысяче примет находить тайно от человека живущих зверей». Вот это была школа Бианки! А главное, семья жила в природе. С 1903 года Бианки обжили дачу в Лебяжьей – место на южном берегу Финского залива, с богатыми охотничьими угодьями. «У меня надолго создалось убеждение, что мой отец – что-то вроде какого-то лесного духа, маленького, но могущественного… Он знает в лесу все тайные тропинки, все скрытые роднички, знает всех лесных птиц и зверей, понимает их язык и распоряжается ими», – размышлял, вспоминая отца, Виталий Бианки.

Другой Бианки

Известный охотничий писатель А.А. Ливеровский часто бывал в Лебяжьем и запомнил дачу Бианки: «Неподалёку арендовал дачу старший хранитель Петербургского Зоологического музея Академии наук – Валентин Львович Бианки. Дача Бианки недалеко от моря – в штормовую погоду в комнатах слышен гул и всплески прибоя. В доме всегда звенят птичьи голоса. Птицы местные, за исключением нескольких канареек, привезённых из города. Живут в клетках во всех комнатах и в вольере на веранде. Некоторые свободно летают по всему дому. Во дворе много ящиков и клеток. Там ежи, лисята и прочая лесная живность. В большой притенённой клетке светятся круглые глаза филина… Над двором, на вершине сосны, сидит ворона. Сидит и не улетает, хоть палкой на неё махни. Это свой воронёнок-выкормыш. На плечи садится большая уже сорока и клянчит подачку. Огромная мохнатая голова тычет в спину – не бойтесь, не страшно, это свой лосёнок».

Из этого, как вы понимаете, и росли «ноги» будущей знаменитой «Лесной газеты». А в этом рос мальчик Виталий Бианки, в этой среде, где природа составляла смысл жизни семьи. Ещё с раннего детства мальчик приобщился к охоте. Ливеровский свидетельствует: «А увлечены мы охотой были самозабвенно, до фанатизма, и отдавали ей всё свободное и несвободное время». «Своими эмблемами Витя считал тогда ружьё и футбольный мяч», – спустя годы записал брат, Анатолий Валентинович Бианки. Впрочем, сразу же и оговоримся: «Страстный охотник, он всё же больше вникал в природу, а не в охоту, и этим резко отличался от нас, его друзей-охотников. Лучше нас знал и понимал птиц, но не ждал так страстно, как мы, Натальина дня (пролёта дупелей) или высыпки вальдшнепов», – таким запомнил его в ранние годы А.А. Ливеровский.

Другой Бианки

Виталий учился в классической филологической мужской гимназии при Императорском историко-филологическом институте (среди педагогов стоит упомянуть философа Л.В. Красавина и всемирно известного филолога Ф.Ф. Зеленского). Но казёнщина, «педагоги в футлярах» так отвратили юного Бианки, что пришлось ему доучиваться в гимназии Столбцова. В гимназические годы увлёкся юноша поэзией – не мудрено, тогда, правда, не догадывались, что расцвёл «серебряный век». В 1915 году он окончил гимназию, нужно было определяться. Два потрясения принёс год: началась мировая война и 15 мая умерла мать. На лето отец увёз семью на Кавказ. Вернулись осенью. Виталий поступил в университет, но учился плохо, потому что почти и не учился. Вступил в партию эсеров.

В 1916 году мобилизован и отправлен в Артиллерийское училище. Как писал сам Виталий Валентинович, «…будучи студентом, я был мобилизован и к 1917 году выпущен прапорщиком. Служил в I-ом батальоне I-го дивизиона I-ой Запасной тяжёлой артиллерии бригады в Детском (Царском) селе». В феврале 1917 года участвовал в свержении царской власти. Избирался в Совет солдатских и рабочих депутатов. Работал в комиссии по охране художественных памятников. В 1916 году женился на Зинаиде Захаревич (по заданию партии левых эсеров). В 1917 году молодая «семья» живёт в Царском Селе. А в 1918 году Виталий Бианки начал скитаться, убежав из дома, от нелюбимой жены, начав искать свой жизненный путь. «Я уехал из Петрограда в начале 1918 года и отсутствовал четыре года. Побывал на Волге, Урале, в Омске, в Томске, пересёк Казахстан от Аральского моря через степи до Атбасара, Кокчетава и Петропавловска», – вспоминал писатель.

Другой Бианки

В 1925 году Виталий Валентинович был вынужден осветить этот свой период жизни подробнее, запрос пришёл от ОГПУ: пришлось сообщать, что в Самаре он работал в газете «Народ», потом перебрался в Уфу, откуда поехал в Екатеринбург, где оказался под Колчаком. Уехал в Томск, переехал в Бийск. «Во время колчаковщины жил под чужой фамилией». В 1921 году в Бийске произошёл поворот в судьбе Бианки, о котором он сообщал в письме: «В моей жизни (личной) произошёл решительный переворот. Мне окончательно надоело быть „сплошным дилетантом“ и бездельником; я твёрдо решил стать чем-нибудь в чём-нибудь. То, что я болтался, в значительной степени зависело от моих отношений с З. (Зинаидой Захаревич). Теперь эти отношения окончательно разорваны. Сейчас я на распутье».

Не намерен я больше утомлять тебя, читатель, биографическими изысканиями. Просто запомни, что Бианки числился эсером. Так он попал на крючок ЧК, и много придётся ему пострадать за свои политические взгляды. В Бийске наметился разворот Бианки к писательству, появились у него «школьные и литературные интересы». В бийской школе 2-й ступени работал Виталий Валентинович учителем биологии, энергии его хватало ещё и на литературно-музыкально-драматический кружок. В Бийске молодой мужчина познакомился со своей будущей законной женой Верой Николаевной Клюжевой. 6 мая 1921 года молодые зарегистрировали брак. 5 февраля 1922 года родилась дочь Елена – в будущем известная художница.

Другой Бианки

В Бийске, впрочем, уютно себя Бианки не чувствовали. Виталий Валентинович дважды был арестован ВЧК. Поэтому в августе 1922 года (при первой возможности) семья Бианки выехала в Петроград. Весной 1923 года решается вопрос с профессией: «Я, брат, далёк от науки. Искусство гораздо ближе мне. В скором времени выйдет моя первая книжка для детей про птиц, про всякую лесную нечисть. Что поделаешь, брат: осознал, что всю долгую жизнь свою делал не то, к чему всегда чувствовал призвание… Люблю я птиц, люблю лес, но разве все мои „экспедиции“ и „музеи“ это наука, а не чистая поэзия?» Всему делу – случай, говорили у нас в семье.

Виталий Бианки, приехав в Петроград, собирался пойти к Корнею Чуковскому, решив стать писателем. Но встретил гимназического товарища Илью Маршака, затащившего его в студию молодых писателей к брату Самуилу (поэту). «Попал я к Маршаку просто потому, что встретился с Люсей (Ильёй Маршаком), а собирался я обратиться к К. Чуковскому». И позднее заметит с иронией: «Скажу по совести, конечно, не имея до этого ни малейшего представления, „как делаются художественные произведения“, я получил первые уроки литературной техники у него. Положа руку на сердце: испытываю к Маршаку такое же чувство благодарности, как к своему учителю чистописания в приготовительном классе гимназии».

Другой БианкиУ Маршака в 1920–1930-е годы работали все гении детской литературы: Е. Шварц, Н. Олейников, Д. Хармс, Б. Житков… Попал и Бианки в цепкие лапы Маршака (став «литературным крестником», по словам сына Самуила Яковлевича), возжелавшего в те годы править всей советской детской литературой. И начал печататься в журналах «Воробей» и «Новые Робинзоны», а потом для «Чижа» и «Ежа». И первыми его произведениями, появившимися в советской печати, стали вещи, составившие спустя некоторое время «Лесную газету». В 1944 году Виталий Валентинович сформулировал, как родилась идея, с чего началась его самая известная книга. Он писал: «Год – неумолимо-неизбежно катящееся колесо жизни о двенадцати месяцах-спицах, – солнечный год его земной жизни должен быть рассказан тем, кто, начав вращаться в нём, впервые замечает движение этого колеса. Рассказано – сыграно. И принимаю такую мифологию: Земля – мать всей земной жизни; отец – Солнце. Климат – декорации, на фоне которых и в полной зависимости от которых протекает действие на сцене. Двенадцать месяцев – двенадцать сыновей пресветлого Солнца. У каждого свой характер, свой обычай, своё дело на Земле: хозяйственное дело. Люди – дети Земли и Солнца. Равноправны им в сказке все звери, птицы, деревья, цветы, все животные и растения – переодетые человечки на сцене».

Первым произведением, опубликованным, Бианки была сказка «Приключение красноголового воробья», которая появилась в журнале «Воробей» в 1923 году. А ещё писал Бианки рассказы, которые до сих пор читают дети: «Чей нос лучше», «Лесные домишки», «Кто чем поёт?». А пишет Виталий Валентинович много, навёрстывая годы, прожитые вхолостую. Повести «На Великом морском пути» (1923), «Рыбий дом», «Мал да удал», «Лесные разведчики», «Кукушонок». Пишет-пишет и всё больше входит во вкус. Писательство становится жизненной потребностью.

Другой БианкиС 1925 по 1929 год писатель живёт в ссылке сперва в Уральске, потом в Великом Новгороде. Аукнулось эсеровское прошлое. Письмо от группы ленинградских писателей, просивших «освободить Виталия Бианки досрочно», подписали, кроме прочих, тётка поэта А.А. Блока, М.А. Бекетова, И. Груздев, Б. Житков, Е. Замятин, М. Зощенко, С. Маршак, И. Соколов-Микитов, М. Слонимский, О. Форш, А. Толстой, К. Федин, Н. Тихонов, В. Шишков, П. Щёголев, Е. Шварц – цвет советской литературы. Шёл 1926 год. Обещала помочь вдова Ленина, Н.К. Крупская, не помогла. Повезло, что Бианки не посадили в тюрьму, не сослали на Соловки, но на четыре года выслан он был из Петрограда. В ссылке пишет Бианки новые повести и рассказы: «Мышонок Пик», «Аскыр», «Бун», «Последний выстрел», «Карабаш». 30 декабря 1928 году опальному писателю пришла телеграмма за подписью И.И. Халтурина (редактора ГИЗа): «Катись на все четыре стороны. Разрешено проживание во всех городах». 8 января 1929 года Бианки вернулся в Ленинград.

Пишет повесть о лосе «Одинец», выходит повесть «Мурзук», имевшая огромный успех у читателей. Потекла писательская жизнь. Приятель Бианки, художник В.И. Курдов, так описал жилище писателя: дом, стены, вдоль которых стояли «шкафы, набитые книгами, всюду шкуры зверей, рога, чучела птиц, ружья». Формируется круг общения; кроме упомянутого Курдова, это художники Евгений Чарушин и Юрий Васнецов – вятичи. С Курдовым и Чарушиным (главными оформителями всех лучших книг Бианки) писателя связывала общая страсть – охота. Друзья-художники приезжали к Бианки охотиться в Нижегородскую область, а Курдов перенял у товарища увлечение породистыми собаками, заведя спаниелей. В 1930 году Курдов и Бианки путешествовали по Тобольскому Северу, побывав в Северо-Уральском государственном охотничьем заповеднике. В феврале 1932 года родился сын – Валентин.

Другой Бианки3 ноября 1932 года Виталий Бианки был арестован. Три недели в тюрьме. Выпустили. Но что-то надломилось. «Душа расстреляна, потеряна мечта. Весь год – одно протяжное, непрерывное, нескончаемое пьянство…» Теперь писатель будет запойно пить, когда жизнь будет ему показывать «чугунные повороты». Ещё один арест пережил Виталий Валентинович в 1935 году (сразу после убийства Кирова). Приговор – высылка семьи на пять лет в Актюбинскую область, в Иргиз. Только вмешательство Е.П. Пешковой помогло избежать ссылки. Начиная с 1933 года новые книги Бианки преимущественно выходят в Москве (сказались испорченные отношения с бывшим покровителем Маршаком). В Ленинграде вышла только книжка «Приключения муравья».

И всё же в 1930-е годы выходили книги Бианки «Страна зверей» (совместно с Г. Иогансеном), «Конец земли», «В гостях у челябинцев», «Маленькие рассказы», «Сказки зверолова», написаны рассказы «Роковой выстрел», «Джульбарс», «Заяц-всезнаец», «Оранжевое горлышко».

А потом была война. «Перелом эпохи. В 12 часов слушали речь Молотова», – из дневника Бианки. «Война началась в пригожий летний день. В нашей и соседних деревнях и даже в сельсовете дер. Яковищи о разразившейся войне население узнало благодаря нашему радиоприёмнику. Другой информации в тот день не было. И в последующие дни наш приёмник оставался единственным источником сведений о ходе войны и ситуации в стране, пока его не отобрали», – вспоминал писатель. А 23 июня он в письме Г.П. Гроденскому заметил: «Если мне – старику – придётся воевать, я умру спокойно, зная, что тут моим близким не грозит ни тяжёлый град с неба, ни голодная смерть». Книга «Лихолетье» всего лучше расскажет о военном времени – страшном, героическом и неоднозначном в призме современной истории. В 1942 году семья Бианки эвакуировалась в Молотов. Осенью 1942 года писатель получил работу общественного охотинспектора в Осинском лесничестве, поселившись в деревне Первого Мая. Пишет серию рассказов «Мой хитрый сынишка». Только осенью 1945 года суждено было Бианки вернуться в родной Ленинград.

Другой Бианки

И опять: работа, писание книг, статей, «Лесная газета», радиопередачи «Вести из леса», формирование бианковской «Литкучки» (Н. Павлова, Н. Сладков, Э. Шим, С. Сахарнов, А. Ливеровский, К. Гарновский). Запоздалая всесоюзная слава и почёт. Болезни. «Смерть. Конец отдельного существования, начало общего. Рождение – опять выделение отдельного существования. Наука ничего не может сказать мне о ней, искусство только намекает, а религия, которая занималась этим вопросом, из нас вытравлена… Так здравствует моё жизнеощущение и ожидание смерти как перехода от личного к целому», – из последних дневниковых записей. А последняя запись дневника сделана 11 мая 1959 года: «Всё солнце, всё солнце». Умер Виталий Валентинович Бианки 9 июня 1959 года.

Охота… Какая благородная страсть! «Болит голова, хоть ни вина, ни пива не пил. Видно, становлюсь стар – „Стара стала, слаба стала“. На охоту выходил только один раз. Принесли 18 штук. Из них тринадцать тетеревов молодых, 4 куропатки и 1 (тьфу!) коростель. Побывал на том месте, где нашли выводок куропаточий и тетеревиный. Ах, как подводила меня собака к тетеревам! Стрелял отлично, почти без единого „мазу“. Завтра или послезавтра, ежели буду жив, прибуду. Надо бы глухарей пошевелить. Их только не хватает в моём „синодике“, в котором отметил вчера 95-ю добычу», – писал другу в августе 1938 года И.С. Соколов-Микитов.

Когда я научился читать, скоро в мои руки попали книги Бианки, а одна была огромная и неподъёмная – «Лесная газета», папина книга, выпущенная в 1952 году. С напряжённым восторгом читал я эту замечательную книгу, с нетерпением ожидая глав, где появлялся старый охотник Сысой Сысоич. С этих рассказов родилась любовь к полю, реке, лесу, зверю и птице, России, какую тогда можно было наблюдать почти сразу за кольцевой автодорогой: природа окружала Москву, обнимая столицу лесами и возделанными полями.

Другой Бианки

И теперь с восторгом читаю я: «Весной птицам настаёт время петь. И они поют до половины лета, пока не вырастут их птенцы. Кто не умеет петь – кричит. Сильноголосые журавли курлыкают по зорям так громко, что их слышно за несколько километров. Лебеди, пролетая в поднебесье, трубят оттуда, будто в большие звонкие трубы. Страшно ухает в ночи филин, и жутко, нечеловеческим голосом хохочут большие совы-неясыти, а маленькая совка-сплюшка выговаривает нежным голосом: „Сплю! Сплю!“ Лесной голубь – витютень – густо воркует! „На дубу-у сижу, витютень! На дубу-у сижу, витютень!“ – и вдруг взовьётся, как в ладоши, звонко захлопает крыльями. Громкие звуки умудряются издавать даже те птицы, у которых голос ослаб и не певуч, даже совсем безголосые.

Аист резко трещит двумя половинками своего длинного клюва — как трещотка трещит. Дятел носом об сухой сук звонко выбивает барабанную дробь. Рыжая выпь ткнёт нос в воду, дунет в него – получается у неё громкий рёв. А бекас, залетев в высоту, мчится оттуда вниз головой, и ветер играет пёрышками его хвоста, и слышится, будто барашек блеет в вышине. Некоторые птицы пляшут. Весь раздувшись как индюк, хвост поставив торчком и распушив усы, важно расхаживает вокруг своей самки тяжёлый дрофич – и вдруг начнёт семенить, семенить ногами, приплясывать, кружиться на месте и подпрыгивать: хоть неуклюжий, а танец.

Другой Бианки

Пляшут, собравшись в круг, долгоногие журавли – выкидывают пресмешные коленца. Пляшут в воздухе сокола: то взмоют под облака, то падают вниз, перекувыркиваются через голову. И общие игры есть у птиц. Соберутся у воды кулички-турухтаны. Все с пышными цветными воротниками из перьев. Двух одинаковых не увидишь: чёрный, жёлтый, рыжий, коричневый, пёстрый – у каждого свой цвет. И вот начинают: угрожая клювами, наступают друг на друга, как щитами, прикрываются воротниками, пригибаются к земле, кружатся, подскакивают, отскакивают, перескакивают друг через друга. Издали подумаешь – тут сошлись на битву большие яркие цветы. Но грозная битва не страшна: дерутся нарочно, это только игра. Клювики-то у турухтанов мягковаты: ударишь – они и погнутся. Другое дело – тетерева-косачи. Их тока на лесных полянках – настоящие бои. Звонко бормочут, сердито чуфыкают, пружат упругие крылья. Нос к носу, голова к земле, красные брови налились кровью. И вдруг оба разом подскочат, грудью ударяются в воздухе, бьют друг друга крыльями, крепкими клювами, – пух летит, перья, кровь брызжет. Нередко сильно покалеченным улетает побеждённый с поля битвы. Птицы-самочки ни в боях, ни в играх, ни в плясках не участвуют. Они и не поют. У них другие заботы».

Бианки упорствовал, утверждая: «Никогда я не писал для детей! Писал для взрослых, сохранивших в душе ребёнка». И мы, взрослые-дети, читаем книги Бианки, живём, на что-то надеясь, ведь у ребёнка главное – вера в чудо грядущего, в сказку самой жизни.

Все статьи номера: Русский охотничий журнал, июль 2024

1810
Adblock detector