Когда я отправлялся в Архангельскую область, мне было очень интересно, какие знаковые виды можно выделить для неё – такие, чтобы они, с одной стороны, были интересны охотникам по всей нашей стране, с другой – были бы достаточно уникальны именно для этого региона? Медведи? Ну, это многочисленный и обычный вид по всему северу России. Лось? То же самое. За ответами я пришёл в Федеральный исследовательский центр комплексного изучения Арктики Уральского отделения Российской академии наук, к заведующему лабораторией биоресурсов и этнографии Владимиру Валерьевичу Ануфриеву (далее по тексту В. А.), охотоведу по образованию.
В. А.: Наше научное учреждение было создано в 2015 году на базе нескольких институтов, которые существовали в Архангельске до этого: Института экологических проблем Севера, Института физиологии природных адаптаций, Института сельского хозяйства, лаборатории экономики Уральского научного центра, ну и самого Архангельского научного центра. Зоология у нас пока осталась классическая с полевыми исследованиями и с длительным периодом полевых работ, чему нас учили на факультетах охотоведения Иркутского и Кировского сельхозинститутов. К сожалению, как раз на полевые исследования выделяется средств очень мало, поэтому тут и гранты помогают, и в некоторых случаях и хоздоговорная деятельность ведётся. Арктика, вы сами знаете, это очень дорогое удовольствие. У нас в центре есть группа учёных, которые проводят биогеографические исследования в Юго-Восточной Азии. Они говорят, там работы проводить намного дешевле, чем в Арктике, потому что в Арктике транспортная логистика очень дорогая, всё зашкаливает по деньгам. Поэтому, чтобы хоть как-то следить непосредственно за природой вживую, приходится заключать договора и с Роснефтью, и с Газпромом, которые действуют в арктической зоне.
Белолобый гусь с птенцами (фото В. Ануфриева)
М. К.: А как вас с этнографией-то объединили?
В. А.: Этнография – это исследование в т. ч. традиционных занятий, а в арктической зоне для населения, особенно для коренного, да и не только для коренного, для местного, охота, использование охотресурсов имеют первоочерёдное значение. В связи с трудной доступностью Арктики и отсутствием постоянного и хорошо налаженного транспортного сообщения биоресурсы – одна из основных статей доходов местного населения, и даже не столько доходов, а поддержания качества жизни. Прямо скажем, они важны для выживания. Поэтому охота у нас с этнографией очень тесно связана. Постоянно приходится с людьми работать. Так что у нас даже налажена сеть добровольных корреспондентов.
М. К.: Вы этих корреспондентов по всем зонам стараетесь раскидывать?
В. А.: Это было бы хорошо, но в основном в труднодоступных удалённых районах, я имею в виду Ненецкий автономный округ.
М.К.: Вы стараетесь работать с Ненецким автономным округом?
В. А.: Я сам защищался по песцу, поэтому я с 1988 года, как первый раз выехал в тундровую зону, так и полюбил её, так что работаю в основном там. У нас есть проверенные люди, информации которых можно доверять. Это бывшие наши проводники, или мы там вместе работали, или наши интересы совпадают, как с сотрудниками метеостанций, скажем. Раньше я работал в НИИ охотничьего хозяйства, мы рассылали бумажные анкеты, но это не всегда срабатывало. Почему-то люди плохо возвращают анкеты назад, хотя туда и конверт кладётся с обратным адресом. А телефонные разговоры работают, когда звонишь людям, которые тебя хорошо знают. Где-нибудь в Коткино, в Каратайке – везде свои люди. Если нужно какую-то информацию получить, узнать ту же численность, или началась ли миграция дикого северного оленя, или вплоть до того, сколько забраконьерили этого краснокнижного вида, берёшь телефон – и звонишь.
Белолобый гусь, белощекая казарка и малый лебедь на острове Вайгач (фото В. Ануфриева)
М. К.: Давайте поговорим о белощёкой казарке. Я с детства помню книги С.М. Успенского – казарка была видом, находящимся на грани уничтожения. И тут с ней что-то стало происходить. Скажите, пожалуйста, что?
В. А.: Она входила в Красную книгу России ещё в 1970-х – начале 80-х. Но примерно с середины 80-х годов прошлого столетия наметился рост. И не просто рост – резкое увеличение численности белощёкой казарки в тундровой зоне. До середины 1980-х годов численность оценивалась порядка не более 200 тысяч особей, если взять весь западный сектор российской Арктики. Но вдруг с середины 80-х годов она начала резко расти; орнитологи, говорят, что это совпало с увеличением продолжительности периода с положительными температурами, то есть увеличением вегетационного периода и, как следствие, ростом биологической продуктивности тундровых экосистем. Увеличилась и биомасса некоторых видов растений, а также водных беспозвоночных, которые являются кормовыми объектами белощёкой казарки.
Раньше считалось, что белощёкая казарка – это островной вид, то есть её колонии были известны на Новой Земле, островах Колгуев и Вайгач. Потом, когда пошло увеличение численности, новые гнездовые колонии стали возникать в береговой зоне материковых тундр. Много гнездовых колоний появилось в Ненецком автономном округе, в районе Варандея и на Югорском полуострове. Вероятно, на морских островах, исконной среде обитания казарки, возник дефицит гнездовых биотопов. С увеличением популяции белощёкой казарки стали появляться проблемы, связанные с высокой численностью этого вида. Так, появились эпизоотии инфекционных заболеваний в колониях. К примеру, в Ненецком автономном округе, на том же острове Колгуев, было очень много погибших птиц в 2021 году, очень много птенцов гибло. После таких эпизоотий численность гнездящихся птиц сокращается, но затем вновь нарастает. Сейчас без учёта Новой Земли в европейском секторе российской Арктики её больше миллиона, где-то миллион сто тысяч.
Белощекая казарка на линьке (фото В. Ануфриева)
М. К.: А размеры колонии у них в среднем какие?
В. А.: На морских островах колонии бывают очень большие – до тысячи гнездящихся пар в одной колонии. А материке, как правило, они небольшие, от пяти до десяти, но на островах дельты крупных рек бывают и больше, до 500 гнездящихся пар. Рост численности сказался на том, что казарка стала раньше мигрировать, чем, допустим, в 1980-х годах. Тогда она обычно после 20 мая летела. А сейчас и сама весна более ранняя, и в связи с такой высокой численностью дефицит гнездовых биотопов этого вида образовался, так что она летит практически, как мы наблюдали, в одно и то же время с белолобым гусем, и даже раньше. И в итоге занимает часть гнездовых биотопов белолобого гуся.
М. К.: А каково влияние белощёкой казарки на домашнее оленеводство?
В. А.: Раньше на Колгуеве было очень много домашнего оленя. Начиная с 2015 года там были зимние оттепели – образовался очень плотный наст, и большая часть оленей погибла. От 12-тысячного стада осталось буквально 200 оленей за несколько лет. Когда произошёл падёж оленей, местному населению чем-то нужно было заняться, и они в том числе стали собирать пух из гнёзд белощёкой казарки, были завезены специальные аппараты для сушки и очистки этого пуха. Орнитологи считают, что после сбора пуха численность белощёкой казарки в гнездовых колониях могла снизиться, но для белощёкой казарки это может быть и не столь значимый негативный фактор, потому что при таком высоком обилии популяция способна быстро восстановиться – в какой-то мере это подобно регулированию численности. А вот сбор пуха с гнёзд обыкновенной гаги, который также практиковался некоторое время на острове Вайгач, мог оказать негативное воздействие на этот немногочисленный вид, занесённый в Красную книгу Ненецкого автономного округа. Для сбора пуха гагу сгоняли с гнезда. Но на морском острове, каким является Вайгач, огромное количество чаек, поморников, которые разоряют кладки яиц, когда гага слетает с гнезда.
Белощекая казарка с птенцами (фото В. Ануфриев)
Оленеводы также увлекаются сборами яиц из гнёзд птиц, это тоже, как говорится, традиционные виды природопользования, к тому же они всегда одно яйцо оставляют. Такое воздействие есть, но оно было сотни лет, поэтому будем считать его естественным фактором. Опять же, если белощёкая казарка растёт в численности, то численность оленеводов снижается.
М. К.: А насколько белощёкая казарка важна с точки зрения охотничьего хозяйства?
В. А.: Белощёкая казарка – массовый доступный объект любительской охоты. Но в том же Ненецком округе, конечно, более желанный объект добычи – это всё-таки гуси: гуменник или белолобый.
М. К.: А если говорить об охоте на пролётных путях? Что происходит с охотой на казарку в Архангельской области, как совпадает её пролёт с сезоном весенней охоты и как вы, управление охотничьего хозяйства, оцениваете изъятия?
Юрий Шестаков (консультант отдела охраны животного мира управления лесного и охотничьего надзора министерства природных ресурсов и лесопромышленного комплекса Архангельской области): У нас пролёт шёл обычно где-то в начале мая, основные массы летели, когда обрабатывались сельхозугодья. Гуси шли по болотам и по дельте. Наши охотники в основном добывают тоже гуменника и белолобого гуся, а казарка шла позже. Сейчас пути миграции поменялись, у нас отведены для охоты конкретные угодья, и охотник переключился на казарку. Когда идёт массовый лёт, охота становится интересной – более добычливой, эффективной, поэтому казарка как объект охоты стала интереснее.
Гага-гребенушка у о-ова Долгий (фото В. Ануфриева)
М. К.: Во многих северных регионах изначально был очень велик удельный вес промысловой охоты. Была система госпромхозов, любительских охотников, централизованная система сдачи пушнины и т. д. При этом советская власть старалась, чтобы в населённых пунктах поддерживались рабочие места, иногда даже благодаря дотациям. Пришёл капитализм, значительная часть народу из сельских районов ушла. Госпромхозы закончились. Однако люди, для которых важна охота, имеют очень большое геополитическое значение. Когда политические деятели того же Евросоюза или США говорят, что у нас, дескать, в стране «много свободной земли», это не совсем так: эту землю у нас «держат» люди, которые занимаются традиционными промыслами: рыбалкой, охотой и сбором дикоросов. Скажите, пожалуйста, что у вас произошло за последние 30 лет независимой российской жизни и что сейчас происходит с традиционными охотничьими промыслами?
В. А.: Я только могу сказать, что бывшая при советской власти система использования охотресурсов вся разрушена. Если мы будем рассматривать даже промысловую охоту, то она ведётся любителями – обычными охотниками, которые чаще всего имеют большие проблемы со сбытом продукции. Существуют какие-то частные заготовители в Ненецком автономном округе, которые принимают рыбу, ягоды и некоторые виды пушнины, но организованного использования биологических ресурсов сейчас нет. Например, в этом году в связи с многоснежной зимой в Ненецком автономном округе отмечены массовые миграции белой куропатки, которая в огромных количествах скопилась в поймах рек, где произрастают высокоствольные ивняки.
Гуменник и белощекая казарка на острове Вайгач (фото В. Ануфриева)
Наши корреспонденты отмечают, что такого количества куропатки они не видели уже лет тридцать. Алексей Кокин, охотник из Омы, рассказал мне, что местные охотники куропатку уже не добывают, девать некуда, никто не принимает. В то же время для Омы, как и для большинства других северных поселений, остро стоит проблема трудоустройства местного населения, соответственно, и заработка этих людей. В не таком далёком прошлом существовала целая система заготовительных организаций. В то время заготпунктами в округе принималось от местного населения от двадцати до пятисот тысяч тушек белой куропатки ежегодно.
М. К.: А у вас ресурсы какие получаются? Песец востребован сейчас?
В. А.: Песец не востребован, потому что звероводческая пушнина несколько лучше по качеству и не так дорого стоит, то есть затраты на промысел песца и выделку его шкуры делают продукцию дороже. Он только для внутреннего рынка, оленеводы там что-то сами шьют. Как таковой промысел потерял значение. Отсутствие организованной охоты на песца, которая выступала в качестве механизма регулирования численности этого вида, порождает и некоторые эпизоотические проблемы. Так, в годы высокой численности этого вида стали в его популяции отмечаться эпизоотии бешенства, которое через больных зверей передаётся домашним оленям.
Гуменник на острове Вайгач (фото В. Ануфриева)
Я считал, что у нас в Советском Союзе бешенство победили ещё в 1970-х годах. Но во время экспедиционных работ в тундре узнал, что проблема бешенства и сейчас актуальна для оленеводов Ямала. Там в некоторые годы смертность оленей от заболевания бешенством может доходить до 10% от численности стада. В основном эта проблема характерна для частных оленеводческих хозяйств, которые по некоторым причинам не проводят вакцинацию оленей от бешенства. Эпизоотии бешенства на Ямале могут через мигрирующих песцов достигать и наших ненецких тундр. Численность песца на Ямале очень высокая, потому что там распространены песчаные почвы, удобные для устройства выводковых нор этого хищника. В годы депрессии численности леммингов часть песцов с Ямала мигрирует вдоль побережья в восточноевропейские тундры, несёт с собой бешенство, и ненецкие песцы начинают диковать, кусать домашнего оленя.
М. К.: А с куницей у вас что?
В. А.: Куницы много, некоторые охотники сдают частным заготовителям.Стоимость шкурки до пяти тысяч доходит.Высокая численность куницынегативно отражается на обилии боровой дичи: глухаря, тетерева, рябчика. Численность боровой дичи у нас держится на низком уровне В начале 1990-х годов были такие глухариные тока, столько всего было! А потом пошли параллельно два процесса: снижение добычи куницы и одновременно падение обилия боровой. Я знаю охотников, которые занимаются куницей. Приезжаешь к ним на участки – душа радуется. Там и глухари, и рябчики – всего полно. Видимо, куница уничтожает кладки боровой дичи, да и зимой на лунках этих птиц подъедает.
Гуси и белощекая казарка весной на Канине (фото В. Ануфриева)
М. К.: А что у вас с промыслом на мясо? Сегодня самый рентабельный промысел – это мясной.
В. А.: Лося в Архангельской области, по данным учёта прошлого года, – 1,4 особи на тысячу гектаров, то есть плотность почти в 10 раз меньше, чем в Нижегородской, скажем, области. Естественно, и затраты на его добычу во столько же раз выше, плюс ещё у него экология поменялась, стал меньше мигрировать и больше отстаиваться в неудобных для охоты пойменных угодьях. Зимы стали теплее – если раньше в морозы лось выходил для кормёжки в сосняки, то теперь при отсутствии морозов в основном потребляет веточные корма лиственных пород, которыми изобилует пойма. Долгое время на него оказывали негативное влияние волки.
М. К.: А что у вас тут с северным оленем? У вас же должен быть северный олень?
В. А.: У нас в Архангельской области распространён дикий северный олень. Домашнего в области практически нет, а дикие образуют шесть или семь полностью или частично изолированных группировок. Для охоты он значения не имеет, так как занесён в Красную книгу. Численность дикого оленя, группировки которого располагаются на особо охраняемых природных территориях (ООПТ), стабильна. Например, онежская группировка на территории Водлозерского национального парка, красноборская группировка на территории Шиловского биологического заказника. Самая крупная тиманская группировка дикого северного оленя обитает в северо-восточной части области в границах Лешуконского и частично Мезенского районов. На начало текущего столетия численность этой группировки оценивалась в 2 тыс. особей, сейчас – 600–800 особей. В области распространения этой группировки отсутствует ООПТ, и олени постепенно выбиваются браконьерами. Государственная служба охотнадзора в отсутствие достаточного финансирования крайне малочисленна и не в состоянии обеспечить эффективной охраны животного мира, в том числе редких видов.
Все статьи номера: Русский охотничий журнал, июнь 2024
