Говоря о Камчатке, мы никак не могли пройти мимо Кроноцкого заповедника – территории, сохраняющей все ключевые элементы как ландшафтов, так и биоразнообразия полуострова. Наш главный редактор Михаил Кречмар (далее – М. К.) беседует о сохранении природы Камчатки, и шире – России, с исполняющим обязанности директора Кроноцкого государственного природного биосферного заповедника Всеволодом Яковлевым (далее – Вс. Я.)
М. К.: Кроноцкий заповедник всегда на слуху, это, наверное, самый известный заповедник России сегодня. Вы им руководите относительно недавно. Откуда, во-первых, вы приехали и с чем Вы столкнулись здесь на Камчатке? Каков Ваш личный взгляд на Кроноцкий? Потому что официальную информацию о Кроноцком заповеднике все могут прочитать в интернете на вашем сайте.
Вс. Я.: Прибыл я на Камчатку по зову души, в 2020 году, чуть больше года проработал на острове Беринга, заместителем по охране Командорского заповедника. Заповедную систему я начал осваивать в 2015 году в национальном парке «Таганай» на Южном Урале. Это было второе дело после службы в органах, которым я занялся довольно серьёзно. И пригласили меня не наслаждаться природой, а выполнять природоохранные задачи и обеспечивать безопасность развивающейся инфраструктуры. Работать было над чем: браконьерские группировки, периодически совершающие налёты; незаконный вылов краснокнижной форели, традиционный шашлычный отдых с разведением костров и мусором; «дикие» туристы с незаконными рубками и стоянками в пожароопасных местах; охотники, «не знающие» границ своих охотугодий; нарушители-экстремалы на внедорожной автомототехнике; расстрелянные аншлаги; самовольные постройки и другое.
В общем, начало было занимательным, и я, как человек увлечённый и азартный, почти сразу проникся светлыми идеями заповедного дела. Тем более результаты можно было «пощупать»: снижение количества нарушений, порядок и чистота, обустроенность территории комфортной инфраструктурой для разных категорий гостей, неприкосновенность границ, контролируемый турпоток, благодарность посетителей и жителей родного города, отсутствие факторов беспокойства диких животных и, соответственно, возможность их наблюдать в естественной среде обитания.
Потом было предложение, от которого, как патриот своей родины и как служивый человек, не мог отказаться. Ну и плюс уникальная привлекательность Дальнего Востока – всё это дало возможность уехать без ущерба для семьи. Разница, конечно, очень большая. Если «Таганай» – это маленькая горная страна, 56 тысяч гектаров, некий оазис уникальной природы в окружении крупных промышленных городов с почти миллионным населением, то Командоры – это безбрежные просторы Тихого океана и Берингова моря, редкие животные, суровый климат, изолированность от цивилизации, царство науки и место исторических открытий.
Ну а Кроноцкий заповедник – это та история, которой мне не хватало. Видимо, его бывший директор Пётр Шпиленок тонко уловил это, пригласив работать. Для меня такое доверие означает честно и порядочно отработать с максимальной отдачей. А по опыту службы я знаю, что должность руководителя – это не привилегия, а повышенная ответственность и долг! Объединяет же «Таганай», «Командорский» и «Кроноцкий» заповедная система, все они являются особо охраняемыми природными территориями федерального значения и имеют международный статус биосферных резерватов.
В Кроноцком заповеднике меня встретил совершенно другой масштаб – труднодоступная и необъятная Юго-Восточная Камчатка, сильная команда и настоящая природоохранная служба со всеми её атрибутами: оперативные группы, служебное оружие, браконьерство, рейды, условия, сопряжённые с риском для жизни, – браконьеры, высокая концентрация бурого медведя и экстремальные климатические метеоусловия.
Камчатка никогда ошибок не прощает. Поэтому с учётом многопрофильности задач, стоящих перед охраной трёх разноудалённых непростых особо охраняемых территорий, требовалось организованное управление, эффективная структура, профессиональная подготовка и повышенная дисциплина. В двадцать втором году я принял временное руководство Кроноцким заповедником, который, без пафоса, является флагманом заповедной системы страны. И это не только имидж. Здесь самая успешная практика охраны территории, опять же вот именно в таких экстремальных условиях, а также развития туризма, экологического просвещения, основанного на научном подходе.
В данном случае задача стояла не только соответствовать имиджу, но и масштабировать имеющийся потенциал. Прежде всего потенциал профессиональной команды сотрудников. В основном мы набираем приезжих ребят, потому что сама Камчатка – довольно дефицитный во всех отношениях регион. Здесь проблема как с профессиональными заповедными кадрами, так и порой с подрядчиками на выполнение работ и оказание услуг. Инспектора, как правило, из разных регионов России, в том числе с опытом заповедного дела, бывшие военные, студенты-охотоведы из Иркутска и те, кто прошёл обучение в нашем пилотном проекте «Школа защитников природы» по линии волонтёров-добровольцев и гидов-экскурсоводов. Все они встали в строй вместе с нашей командой.
М. К.: А можно спросить сразу, сколько волонтёров вы принимаете в год / за сезон?
Вс. Я.: В общей сложности около 90–100 волонтёров
М. К.: А сколько у вас в охране людей работает? Сколько у вас участков?
Вс. Я.: У нас в охране по штату 70 человек, и полный штат, как правило, в сезон, то есть это как раз с июня по октябрь. Зимой у нас идёт снижение напряжённости, в основном работаем по зимнему браконьерству. Поэтому часть оперативных групп в отпуске, обучаются, занимаются подготовкой к сезону.
М. К.: Кто у вас основной зимний браконьер, мне интересно?
Вс. Я.: Это, как правило, местный житель прилегающих населённых поселков, для которого традиционно не существовало границ охотугодий, правил охоты и заповедной территории, человек с так называемой низкой социальной оценкой. Реже это приезжий бывший местный житель, а ещё реже – «гость» местных жителей. Для них это просто развлечение.
М. К.: Корякский тоже ваш?
Вс. Я.: Тоже наш, это отдельная история. Всего под управлением нашего учреждения находятся три территории: Южно-Камчатский заказник, непосредственно Кроноцкий заповедник с его кластерным Лазовским участком, который был присоединён уже позднее, и Корякский заповедник. В нём три кластера. Это лесотундра и часть Корякского нагорья Парапольского дола – водно-болотные угодья, охраняемые Рамсарской конвенцией, а также крупнейшая в России популяция кречета в Пенжинском районе.
Также это мыс Говена и бухта Лаврова на восточном побережье в Олюторском районе. На первом участке в основном браконьерство, связанное с северными оленями и с перелётными водоплавающими и околоводными видами птиц. В другом – незаконная добыча водных биологических ресурсов и охота на снежного барана. Сам Кроноцкий заповедник вызывает меньше беспокойства, в основном незаконная добыча лососёвых на сопредельной территории. Вся территория находится в окружении охотхозяйств, их руководители – люди серьёзные и дорожат своим именем на Камчатке.
Южно-Камчатский заказник, а именно пограничные его районы, остаётся местом притяжения незаконной добычи рыб лососёвых пород, а также браконьерства. Практически все водоёмы заказника являются нерестилищами. Большую ценность представляет приморская популяция снежного барана. Подвержена нападениям со стороны браконьеров и крупнейшая группировка бурого медведя. Поэтому заказник – довольно сложное и конфликтное место. В зимнее время это традиционная охота на зайца местного населения, от просто спортивных целей и заканчивая заготовкой.
Последние три года большая концентрация зайца, его добывают много, вплоть до изготовления консервов. По дороге общего пользования от посёлка Озерновского до Курильского озера несколько раз пересекается граница заказника, и поэтому люди особо не обращают внимания: проехали на снегоходе аншлаг и из-под фары стреляют. По статистике прошлого года у нас только в заказнике 5 задержаний в осенний и зимний периоды, изъято шесть единиц огнестрельного оружия.
М. К.: Вы здесь держите свою оперативную группу?
Вс. Я.: Да. Оперативные группы работают по так называемому экстерриториальному принципу, в отличие от традиционной схемы размещения охраны по административно-хозяйственным участкам с кордонами и обходами. У нас 4 оперативные группы в составе 12 человек.
В работе используется пешее патрулирование, засадные мероприятия и скрытное наблюдение, на приданных плавсредствах, квадроциклах, снегоходах и внедорожных автомобилях, со служебным огнестрельным оружием и спецсредствами, с применением средств слежения и фиксации – беспилотников, приборов ночного видения и др. Взаимодействие в сезон нереста лососёвых осуществляется с полицией, инспекторами рыбнадзора, частными охранными предприятиями ассоциации рыбопромышленников Озерновского района. В случае обострения обстановки мы их перебрасываем на угрожаемые участки. Поэтому опергруппы в приоритетном порядке обеспечиваются полевым снаряжением и техникой. С учётом сложности стоящих задач и соблюдения правил конфиденциальности подчинение опергрупп исключительно директору и заместителю по охране. Их передвижения, охват территории, как правило, никто не знает. Цели у них, соответственно, серьёзные – пресечь вооружённые браконьерские группы.
Теперь подошли к взаимоотношениям с охотхозяйствами. Здесь уместно сравнение с Челябинской областью, потому что у меня там был опыт как раз во взаимодействии с ними и борьбе с браконьерскими группировками. Основные проблемы были с браконьерством организованных группировок, были и такие, которые поставляли мясо лося и косули в рестораны. Это также местные жители «неработающих» посёлков и, соответственно, охотники, которые не знают границ своих охотугодий и якобы заблудились, но при этом с документами на оружие.
Там все охотхозяйства понимают, что это особо охраняемая природная территория, с высокой концентрацией сохатого. И они, соответственно, подтягивают охотничью инфраструктуру поближе к границам ООПТ, используя парк как зону покоя и воспроизводственный участок. Здесь же совсем другая ситуация. Если у нас миллион сто сорок семь гектаров, то окружают нас охотхозяйства площадью восемьсот тридцать тысяч, то есть это практически такая же примерно площадь. И большая часть этих мест, где проводится трофейная охота, – закреплённые охотугодья. То есть это люди, для которых эта территория давным-давно стала заповедной. Споры в основном возникают вокруг проектирования охранной зоны.
Мы планируем спроектировать охранную зону больше одного километра. То есть километр нам даётся по закону, а больше километра – должно быть обоснование. Вот тут охотпользователи и парируют: ну какое у вас обоснование, у нас никто животных не беспокоит, а вы своим патрулированием на снегоходах всех разогнали. Ну, это, конечно, эмоции, на самом деле всё должно быть обосновано с научной точки зрения, подкреплено многолетними наблюдениями и учётными данными. А в общем, руководители хозяйств – мужчины авторитетные и адекватные, мы с ними постоянно взаимодействуем. Допустим, нужно нам что-то доставить, а они с иностранными туристами, которые едут на трофейную охоту, – мы просим, чтобы захватили продукты госинспекторам на дальний кордон.
Или, наоборот, мы им по пути закидываем запчасти для снегоходов. В данном случае мы, по сути, под надёжной охраной со стороны охотхозяйств. Они сами все заинтересованы в этом и понимают, что наши инспектора в охранной зоне только помощники им. Потому что охранные зоны – это, по сути, буферная зона, зона сдерживания браконьерства и прессинга от туристической деятельности.
Ну и потом, лесные земли занимают в заповеднике примерно половину площади, остальное – тундра, горные массивы и вулканы, а также большая удалённость от населённых пунктов, поэтому какой смысл к нам лезть? В своё время по инициативе в том числе местных жителей, которые традиционно считали эти земли заповедными, и был в 1882 году наложен запрет на бесконтрольную добычу соболя и местность Кроноки объявлена заповедной для промысла. С этого и началась Заповедная Камчатка. Здесь как раз и видим пересечение развития охотничьего хозяйства и заповедной системы.
В принципе, мы всегда шли бок о бок. Потому что охотхозяйства также сохраняли охотничьи ресурсы – это их продукт, в котором они заинтересованы. У них аренда на пятьдесят лет, и они понимают, что ориентироваться надо на десятилетия, поэтому и надо сотрудничать. А ещё в охотхозяйственном и заповедном деле существуют преемственность поколений, особая культура, исторические и морально-нравственные традиции. Это важно в целом для нашей совместной глобальной миссии – охраны природного наследия!
М. К.: Ещё, насколько я понял из интервью, которые брал вчера, например, некоторые охотничьи хозяйства, большие охотничьи компании начинают понимать, что нельзя класть все яйца в одну корзину, и начинают проводить экологические туры, в том числе и к вам на Курильское озеро и так далее. Они сами начинают диверсифицировать свою деятельность. Естественно, они планируют это делать вместе с вами.
Вс. Я.: Конечно, в современном мире, особенно в условиях приоритета экологической устойчивости регионов и государственной политики, направленной на сохранение биоразнообразия, в том числе путём создания новых заповедных территорий, необходима быстрая дополнительная ориентация на другие услуги. К примеру, это экологический туризм, где «трофейный» экземпляр приносит большую прибыль в живом виде, нежели в виде черепа и шкуры.
Все статьи номера: Русский охотничий журнал, октябрь 2023
