Журнал у нас охотничий, и поэтому справедливее было бы назвать эту статью «Медведи в охотничьем хозяйстве», но делать я так не буду.
Во-первых, суконно-казённо, чего я всю жизнь старался избегать. Во-вторых, медведи и так подлежат управлению как объект департамента государственной политики и регулирования в сфере охотничьего хозяйства (иначе – депохоты), так что, какого бы «медвежьего» аспекта в статье ни коснулись, мы всё равно упрёмся в охоту.
С охоты и начнём. Сегодня бурый медведь – весьма и весьма недоопромышляемый зверь в России. Если опираться на данные о выделяемых лимитах и реальной добыче этого зверя в регионах, то мы увидим, что редко в каком крае или области используется больше сорока процентов от выдаваемых на субъект федерации лимитов. А обычно – не более двадцати. Помилуйте, скажут нам критики отечественного охотничьего хозяйства, а как же исследования независимых экспертов, в которых говорится, что реальная добыча копытных в нашей стране составляет не менее ста процентов от количества выдаваемых на руки разрешений на добычу? То есть если на коллектив выдаётся одно разрешение на лося, то будет добыто два? Ну ладно, это не про ваш коллектив, ваш хороший, но вот соседи – они точно меньше трёх на одну «бумагу» не бьют! За себя и за того парня, так сказать.
На это мы возразим, что речь идёт о копытных животных. Которых, прошу прощения, едят. А что делают с медведями? Медведей стараются не есть. Для этого есть вполне достаточно причин – от высокой степени заражённости их мяса трудновыводимыми гельминтами (и трихинеллёз – не единственная болячка) и до специфического запаха и вкуса, которые многим не нравятся. В общем, «на куски порубил топором, в котёл – и жрать» – это не про медведя. Медведя можно «перегонять» в тушёнку, варить четыре часа, отбивать запах специальными рецептами – но это уже не то. Как человек, большую часть жизни проживший в одном из самых «медвежьих» краёв России, свидетельствую: людей, постоянно евших медведей, среди многих десятков моих друзей-охотников было меньше, чем пальцев на одной руке. Да куда там пальцев – не больше трёх я могу вспомнить.
Ликвидность же медвежьих шкур – лично для меня коллизия, граничащая с анекдотичностью. В частности, вспоминаю историю, когда один из моих приятелей случайно (как потом выяснилось) продал шкуру большого медведя корейцам за тысячу долларов. Тут же сам продавец и трое его приятелей произвели нехитрую калькуляцию и за весну добыли на Охотском побережье тридцать медведей. Происходило это в 1996 году. Последние шкуры из этой партии с огромным трудом продались где-то в 2017-м, более чем через двадцать лет.
Это я к чему? К тому, что, когда я говорю «бурый медведь как объект охоты в России никому не нужен (ну, почти)», на этом высказывании стоит штемпель «оплачено».
А как же, скажут мне те же эксперты, медвежья охота как молодецкая забава, добыча трофея, адреналин, соревновательность? Трофейных охотников, дорогие мои эксперты, на всю нашу необъятную страну у нас сегодня не более тысячи (и то, я, возможно, сильно погрешу против истины в большую сторону). А недоопромышляемая часть популяции медведей оценивается в десятки тысяч. А что происходит с популяцией зверя, когда она регулярно недоопромышляется? Она растёт. Удивительно, правда?
Особенно это верно для бурого медведя, у которого нет естественных врагов, кроме человека и самого бурого медведя (каннибализм у этих животных – норма жизни, а отнюдь не исключение). Более того, скажу такую занятную вещь. Отстрел крупных самцов в рамках трофейной охоты способствует росту медвежьей популяции – потому что таким образом человек «убирает» наиболее активных каннибалов, поедающих медвежат и молодых мишек. Так что медведей вокруг нас становится больше и больше. Они уже начинают заполнять территории, откуда их раньше люди по тем или иным причинам вытеснили, – например, они пришли в Московскую область. Вопрос в том только, когда они её заселят с приемлемой плотностью. Обратите внимание, вопрос стоит не «если», а «когда».
Кстати, о цифрах. Численность медведей в нашей стране принято писать в диапазоне от 220 до 300 тыс. особей. То есть, на взгляд неискушённого человека, в некую прореху падает чуть ли не восемьдесят тысяч медведей (это больше, чем во всей Северной Америке, к слову). Где правда, брат? Существует много методов оценки численности, разной степени достоверности. Главное, что надо об этом знать, – это то, что достоверность эта всегда очень низкая. Практически официально считается, что ошибка в оценке численности любого вида крупных млекопитающих, какую бы точную методику вы ни использовали, будет около 25%. То есть, если вы где-то на территории вдумчиво и математически корректно определили численность медведей в сто особей, то примерно равновероятно она может оказаться и семьдесят пять, и сто двадцать пять. В общем, с учётами медведей всем понятно: дело ясное, что дело тёмное.
Вернёмся к неизбежно возникающей при росте численности проблеме конфликтов. На самом деле конфликты между человеком и медведем имеют под собой два источника. Один – это постоянно растущая популяция этого зверя; второй – пищевые отходы, которые скапливаются вокруг городков, посёлков, деревень, санаториев, туристических баз. Вторая проблема постоянно усугубляется добровольным подкормом медведей различными доброхотами.
Отношение специалистов к подкармливанию медведей около кемпингов, на обочинах дорог и возле дачных посёлков сформулировано совершенно однозначно. Покормил медведя – убил медведя. Потому что рано или поздно прикормка медведя повлечёт за собой конфликт. И конфликт с таким крупным, сильным и не соизмеряющим свою силу зверем неизбежно потащит за собой или увечье, или смертельный исход для человека. Пока ещё человеческая жизнь у нас стоит неизмеримо выше звериной, поэтому любой здравомыслящий администратор сделает выбор в пользу вынужденного отстрела.
Проблема доступа к пищевым отходам медведей, равно как и бродячих собак, лисиц (которые тоже выступают разносчиками ряда заболеваний, в том числе бешенства), волков и ряда других опасных животных, может быть, как мне представляется, решена очень просто и эффективно. Штраф за незаконную добычу бурого медведя вкупе с возмещением ущерба сегодня составляет около двухсот пятидесяти тысяч рублей. Верно? Вот поступил сигнал «медведь на помойке бабку Флегонтовну гоняет», выдано разрешение на вынужденный отстрел (к нему мы ещё вернёмся), приехал на место происшествия представитель особо уполномоченного органа с оружием, застрелил медведя. Спас бабку.
А дальше представитель особо уполномоченного органа пишет акт о вынужденном отстреле, на основании которого штраф и ущерб за убитого зверя взимаются… очень просто, с главы муниципального образования, на территории которого отстрел этот произошёл. Вот прямо из личных средств. Потому что уборка и содержание территории в надлежащем санитарном порядке находятся напрямую в зоне его ответственности. Уверяю: впаять десяток штрафов нескольким местным мэрам и главам администраций – все живо найдут способы справиться с помойками вокруг своих посёлков.
Кстати, вызов представителя специально уполномоченного органа тоже в значительной степени квест. В частности, потому что наши законодатели в своей неизъяснимой милости ограничили срок действия разрешения на вынужденный отстрел тремя сутками – что для ситуации с таким «широко ходящим» зверем принципиально недостаточно. В некоторых особо обширных регионах, таких как Республика Саха – Якутия, этих трёх дней может только-только хватить для того, чтобы выехать к месту обитания проблемного зверя.
«Да много ли людей страдает от когтей и клыков медведей?» – возразят мне прекраснодушные люди. Много. В последние годы количество людей, погибающих в результате нападений медведей, в нашей стране колеблется от тридцати до восьмидесяти в год. При этом они совершенно не отражаются в официальной статистике. И дело отнюдь не в злокозненности официальных лиц, скрывающих медвежьи безобразия. Дело в том, что далеко не всегда случаи гибели человека от нападения хищника идут по этой статье.
Подранного медведем человека на рыбалке могут списать как погибшего в результате производственной травмы (это если мы имеем дело с официальным рыбаком, промышляющим для коммерческой структуры) или в результате неосторожности во время отдыха (если медведь напал на него во время ловли окуня на удочку). В общем, вариантов здесь очень и очень много, и далеко не все они приводят к необходимости поставить в известность охотинспектора. Которого может в районе и вовсе не быть. Во многих регионах страны охотинспектор приходится на два-три района. А районы бывают размером с Нидерланды.
Поэтому внятной централизованно собираемой статистики по несчастным случаям у нас в стране просто нет. И сразу скажу: это работа не для одного человека, а для полноценной рабочей группы на постоянной основе. Потому что работа эта будет предполагать постоянный контакт с регионами (а регионов, в которых у нас обитают медведи, на минуточку, больше шестидесяти), и связываться с ними надо будет не один раз в год. А в связи с общим ростом численности и людей и медведей проблема мониторинга конфликтов между ними станет весьма и весьма актуальной.
В одном можно не сомневаться. Медведей в нашей жизни будет больше. И я не уверен, что это к лучшему.
Все статьи номера: Русский охотничий журнал, май 2023
