Раннее утро молнией разорвало тревожное сообщение Дениса: «Серый, Чара погибла!..»
Эту чёрную суку, двух с половиной лет отроду, единственную в кругу друзей суку, наш коллектив, признаться, недолюбливал за сварливый нрав и склочный сучий характер: ни одной из наших собак не дозволялось ею приблизиться к её хозяину – Денису. Тут же, невзирая на пол и возраст, Чара затевала драку.
Порыкивала она и на людей. С агрессией, но без продолжения, кусать не кусала. На расстоянии держала всех, и каждый, зная её нрав, старался обойти её и погладить других, более ласковых и добродушных собак. Однако в охоте она была хороша. В любую погоду вместе с хозяином, меряя лапами сотни километров дорог и болот, трудилась без устали верхним и нижним чутьём, подавала сбитых вальдшнепов и селезней, добирала подранков, преследовала в ледяной воде страстно и без устали и даже ныряла под воду за утками.
Для меня в этой собаке самой удивительной была способность ловить нестреляных зайцев. Ловила она их неоднократно за свою недолгую, но яркую охотничью жизнь, причём каждый раз это были вполне взрослые здоровые животные. Как такое удавалось легавой собаке, для меня и по сей день остаётся загадкой, но факт есть факт: не раз и не два совсем не случайно заганивала, ловила и подавала она Денису беляков…
Говорить внятно Денис не мог: душили слёзы. Из того что сказал, я понял: возвращались после выгула к машине, собака чуть опередила хозяина и крутилась у машины, пока он догонял, доходил последние 50–70 метров. Сбили, вероятно, джипом – сразу и насмерть. Без осколков пластика, тормозного пути и, конечно же, не остановились. Последняя судорога на руках у хозяина: два с половиной года жизни как секунда и две с половиной секунды агонии как целая жизнь…
Больше он не мог говорить, и я повесил трубку. К сожалению, мне тоже довелось пройти это: эту боль не унять, и сама она не утихает. Любимые, близкие собаки, с которыми делишь еду, кров, радость и горечь охотничьих странствий, а порой и постель, и последнюю корку хлеба – это просто наши дети, часть сердца, часть души, порой самая чистая и лучшая её часть. Первое средство от этой боли – новая жизнь в доме. В доме, где по приходе с работы никто не встречает и сиротливо висят в прихожей враз ставшие ненужными и бессмысленными шлейки, ошейники и поводки… Никуда не надо вставать на прогулку утром, никто не подоткнёт, играя, мокрым носом под руку и тихо и глупо стоят на своём месте ещё не пустые миски с едой и водой. Пустота внутри ... не берёт водка, и серыми тенями ходят домашние, говорящие полушёпотом, впустую и ни о чём.
Наскоро обзвонив весь наш охотничий коллектив и близких неравнодушных людей, мы тут же начали сбор средств на щенка. Правдами и неправдами взорвав коллективную копилку, звоним нашей дратхаар-маме Олесе и просим, просим, просим больше, чем за себя и когда-либо. Через короткое время ответ: забирайте, уступаем. Такая же чёрная, как Чара, последняя в помёте чёрная сука, которую и продавать не собирались заводчики, хотели оставить себе. Я лечу за щенком, зная, что сегодня Денис вернётся с ночной, поспав за вчерашние безумные сутки лишь пару часов, и, не сомкнув глаз этой ночью, крутит в голове одно. И там, по приходе, дома его никто не встретит. Я должен доставить этой разорванной братской душе лекарство! Во дворе заводчиков сутолока и чехарда, разномастные бородатые братишки провожают сестрёнку в путь. Я рассчитываюсь, беру документы и сажаю собаку в салон. Пять минут – и я на трассе.
Полтора часа дороги щенок мужественно держится и роняет слюни, преодолевая рвоту. Это её первое путешествие, и я спешу, потому, что чувствую, что он её ждёт. Хотя ещё и не знает, что я еду не просто поддержать его словами. По телефону договариваемся, что я не пойду в квартиру: не в гости еду, да и повод нерадостный. Договариваемся проехать к Шиловским карьерам, где началась наша с Денисом дружба. Встреча в Николо-Павловском у магазина. Я спешу и, как всегда, давлю на педаль в попытке обогнать время. Мне надо успеть до его приезда, ведь эта встреча будет неожиданной и нелёгкой. Успеваю лишь забежать в аптеку и купить впитывающие пелёнки для щенка: она жила в вольере, а ночевать ей сегодня в квартире. Вижу в открытую дверь магазина: приехал Денис.
Подхожу к его машине. Выходит. Здороваемся. Вижу, что держится из последних, обнимаемся, киваю: всё понятно и так. Денис спешит купить продукты и уехать за город. Наши разговоры не для зрителей, не на людях. Я вручаю ему упаковку пелёнок для затравки. Держи, говорю, подарок тебе. Он крутит их с минуту в руках, рассматривая рисунки на упаковке, – не понимает ни намёка, ни юмора. Убирает в машину. Пойдём в магазин! Я прошу не спешить, ведь подарок не один и не только от меня. Прошу пройти к моей машине. Открываю ему через водительскую пассажирскую дверь. На сиденье – она. Секунда замешательства, и он понимает, что это не мои Арчи или Квант. На сиденье маленькая чёрная сука дратхаара. Поток слёз моих и его. Два двухметровых мужика сотрясаются от слёз на оживлённом перекрёстке. Спустя пару минут, успокоившись, закупив всё что надо, Денис пересаживается ко мне в машину и берёт мелкую на руки. У неё пока нет клички. Есть имя в документах, но хозяин её пока никак не называет.
Он целует и гладит собаку, говорит, что пахнет молоком до сих пор, я улыбаюсь и отворачиваюсь, зная, что через секунду он посмотрит в её чёрные глаза и у него тут же хлынут слёзы. На природе, разложив скромный стол, выпиваем не чокаясь, я передаю слова поддержки и соболезнования от всех наших, от тех, кто помог и не остался равнодушным к его беде. Стопка за стопкой... медленно отпускает. Мелкая деловито осваивает полянку, ворует еду из рук, забавно урчит и ищет сиську у моих кобелей. Смеёмся. Денис рассказывает о Чаре, её детство, охоты, последние дни жизни...
Напоследок, успокоившись и наплакавшись, не упомню в какой раз Денис рассказывает, как после ночной поехал на свежую могилу по охотничьей традиции проводить собаку салютными выстрелами по счёту прожитых лет: «Закладываю в стволы патроны, жму, и раскатистый выстрел начинает отсчёт. Тах! Жму второй – осечка! Подождав несколько секунд, переламываю и достаю патрон: целый! Боёк не сработал! Закладываю туда же повторно, закрываю и жму: выстрел! Это ружьё, прожившее на год больше собаки, то ружьё, которое служило верой и правдой наравне с ней, начиная или заканчивая её работы, чётко отсчитало два с половиной выстрела…»
Все статьи номера: Русский охотничий журнал, август 2021
