Любой охотник знает, что на коллективных охотах найти зверя – не главное. Зверь будет! Не сегодня, так в следующий раз. Самое главное – найти свой коллектив.
Такой, чтобы было тебе в нём душевно, было легко. Чтобы понимали люди друг друга с полуслова. Чтобы не портили настроение нытики, не раздражали уклоняющиеся от общих трудов лодыри, не вызывали брезгливости жадные «мясники», ревниво сражающиеся за каждый обрезок дичины. И уж тем более не нарушали нормы безопасности – те самые, написанные кровью предшествующих поколений. Да и в охотах менее многолюдных – по перу или на зайцев – тоже нет большей удачи, чем найти хорошего напарника.
Мне после переезда из сурового Колымского края в благодатную Калининградскую область повезло найти такого партнёра, и с ним мы много раз охотились вместе – и в больших коллективах, и вдвоём-втроём с другими приятелями. Дмитрий, он же Мироныч, у нас обычно за старшого, и с его помощью я довольно быстро освоился в новых для меня местах и на новых охотах. В силу обстоятельного характера Дмитрия и его прекрасного знания всех окрестных угодий было бы глупо не прислушиваться к его советам и изобретать велосипед там, где Мироныч уже давно накатал глубокие колеи.
Сложились в нашей мини-компании и свои особенности. Уж не знаю, как так получается, но наши охоты с Миронычем часто бывают успешными, особенно совместные походы за зайцами. Причём косоглазые почти всегда из-под него набегают на меня. Вот о нескольких таких охотах я и хочу рассказать.
Дождаться в российской Прибалтике настоящей зимы – непростое дело. Иной раз ещё в декабре льют дожди, и на полях-лугах вовсю зеленеют вездесущий пырей и прочие сорняки. Долгожданный снежок может упасть и тут же растаять, лишь подразнив охотников. Но в один из сезонов, года три назад, чудо случилось в конце ноября. В середине недели выпал первый снег. А к выходным пушистое белое покрывало достигло толщины в десять-пятнадцать сантиметров. И в субботу мы с Миронычем с самого утра уже были в ближайших угодьях. Ночью и до утра опять шёл снег, и сейчас он лежал чистый, нетронутый. Зверьё затаилось на лёжках, не решаясь нарушать эту первозданную чистоту. А если кто ночью и кормился, то пороша надёжно спрятала все наброды.
– Да… За малик мы вряд ли зацепимся, – Мироныч задумчиво потоптался на обочине дороги. – Заяц сейчас будет мёртво лежать. Я однажды по такой пороше в чистом поле на одного чуть не наступил. Он так шарахнулся из-под ног, что я сам чуть не брякнулся. Пока равновесие ловил, он уже за выстрел ушёл. Хорошо, что место было приподнятое, видно было, как он метров пятьсот пробежал, у приметного валуна скидку сделал и снова залёг. Подхожу тихонько к валуну – нет зайца! Лёжка рядом есть, а зайца нет. Я малым кругом стал обходить, а он из-за спины опять – как взрыв белый! Видно, после той скидки, что я заметил, он ещё в сторону метнулся и прямо зарылся в снег. Но тут уж я его ждал, отпустил на верный выстрел и хлопнул. И сейчас они так же лежать будут. Попробуем вытаптывать там, где у них любимые места для лёжек.
Сначала мы прошли несколько распаханных пластами полей, где, укрывшись от ветра в колеях и между комьями земли, русаки могли дремать под белым покрывалом. Затем челноком прочесали пару-тройку мелиоративных каналов, с бурьяном по краям. Здесь, в куртинах прошлогоднего золотарника и заиндевевшей полыни, замечательные укрытия для бурых зверьков есть на каждом метре. А метров этих – тысячи. Но, как ни удивительно, и вдоль каналов не обнаружилось ни одного пушистого хитреца. А наш маршрут привёл нас обратно, практически к той точке, с которой начинали.
Оставалось ещё одно местечко – широкая полоса кустарников и травы вдоль забора фермерского хозяйства. Правда, ручей, вьющийся на этом маршруте вокруг тальников, пропитал землю и устроил немало коварных бочажков-ловушек даже на ровных и с виду сухих участках. Но на приподнятых местах вполне могли устроиться ушастые квартиранты. Тем более что по границе распаханного поля и этих зарослей шли полосы молодой изумрудно-свежей травы, кокетливо выглядывающей в снежных прогалах.
Мы с Миронычем разделились. Я пошёл слева, по границе поля и кустарников. А он ушёл вправо, за тальники, топая вдоль фермерского забора, под которым в зарослях бурьяна также пережидала недолгое похолодание свежая зелень. Вскоре напарник исчез за кустарниками, и о его продвижении я мог судить только по треску молодого ледка да по выскочившим в панике из ивняка косулям. Усталость уже давала о себе знать, и внимание моё потихоньку рассеивалось однообразной картинкой, нескончаемыми кочками и заботой о том, как бы не вляпаться в холодную купель в коротких сапогах. Вот слева осталось небольшое ответвление ручейка с дикой грушей на земляном мыске, врезавшемся в белое снежное покрывало. Я уже прошёл за него с десяток метров, как что-то вдруг словно дёрнуло меня назад. Ещё один – уже внимательный – взгляд на грушу, на пятачок земли под ней, на снежок вокруг… и вдруг проявилась вся картинка! И натоптанные по краю мыска немногочисленные заячьи следы, и – под самой грушей – затаившийся, практически сливающийся с грунтом светло-коричневый комок с прижатыми к спине ушами!
До зайца было метров 80–90. Стрелять нельзя. Идти к нему напрямую? Неизвестно, выдержат ли такое испытание заячьи нервы. А поле за ним – необъятное… Пришлось, не сбиваясь с шага, сделать вид, будто хитрость затаившегося косого удалась, и пройти ещё немного вперёд. А потом, потихоньку забирая вправо-вправо, по дуге уйти в тальники и вернуться к ответвлению ручейка. Теперь предстояла попытка с минимальным шумом, под прикрытием бурьяна и кустов, снова выйти к мыску. Очень помогал встречный ветерок, сносивший звуки моего передвижения назад, за спину. А макушка груши помогла правильно сориентироваться в направлении. И минут через десять-пятнадцать я медленно-медленно высунулся из бурьяна метрах в тридцати от мыска, с замиранием сердца гадая: не перемудрил ли, не упустил ли свой шанс? Ведь заяц мог удрать за это время десять раз. Но понадеявшийся на свою маскировку зверёк был на месте.
Можно было стрелять. Да только вдруг дрогнула рука. С одной стороны, на его хитрость я ответил своей и переиграл его честно, по-охотничьи. С другой, стрелять в неподвижную мишень с такой дистанции – чистое убийство! И я решил дать косому последний шанс. Шагнул из бурьяна с ружьём наизготовку и громко сказал: «Ну, давай!» Стартанул он мощно! Сжавшийся комок распрямился и вылетел из-под груши, словно выброшенный катапультой. Но всё же это был не его день...
В последнюю декабрьскую субботу на охоту отправились втроём: мы с Миронычем и мой приятель – фермер Николай, решивший поразмяться в роли загонщика и помочь нам подсократить численность грызунов у его фермы. У него свои счёты с ушастыми диверсантами, которые зимой наносят изрядный урон его питомнику с саженцами. Выпавший раньше снежок чуток прилизало лёгкой моросью, но следы ещё были видны, хоть понятно, где зайцы есть, а где их уже съели. Прогнали несколько лесополос и заросших мелиоративных каналов на распаханных полях. Во время одного из перемещений я заприметил островок тальника и прочей растительности вокруг небольшого озерка. Островок этот примыкает к дороге-песчанке, и по обе стороны дороги были видны заячьи следы. Хорошие тропки виднелись и в тальниках вокруг самого озера. Мы с ружьями встали на двух округлых выступах этого островка со стороны вспаханного поля. От этих выступов из тальников на пашню уходили заметно набитые заячьи тропы. А Николай, покрикивая и хлопая рукавицами, пошёл по зарослям вокруг озерка.
Тут, для понимания развития событий, нужно сделать некоторое отступление. На эту охоту я взял свою недавно купленную Beretta Outlander. Отличная машинка: лёгкая, прикладистая, безотказная. Но привыкнуть к ней ещё не успел, только разок пострелял на открытии утиной да к концу этой зимы стал брать её на загонные охоты. Beretta оказалась фартовой. В этом декабре мы с ней уже взяли трёх косуль, да разок удачно сходили на зайку. Для охоты на русаков я делаю самокрут на «Сунаре-42 Магнум» с 45 г дроби в 70-миллиметровых гильзах. За счёт небольшого уменьшения завальцовки они получаются чуть длинней обычной самокрутной «семидесятки». Но из-за этого «чуть» в магазин их входит всего два. Поэтому я стоял на номере с дробью-«тройкой» в стволе и двумя «единичками» в магазине. Надевать патронташ поленился. Участочек маленький, вряд ли тут прячутся толпы зайцев, хватит и одной зарядки моего полуавтомата. Поэтому просто кинул в карман ещё одну «единичку» и пару картечных 6,2 мм на случай, если удача вдруг нагонит на меня молодого волчка.
Первым наш загонщик миновал Мироныча. Но ещё на подходе к нему крикнул, что ведёт свежий след. Потом я услышал: «Свежая лёжка!» А ещё через минуту – предупреждение, что заяц идёт в мою сторону. И точно: в траве по краю уже замёрзшего озерка замелькал бурый зверёк. Сначала русак шёл прямо на меня. Я замер, чтобы не спугнуть и дать ему выскочить на открытое пространство пашни. Но он, метрах в пятнадцати, то ли заметив меня всё же, то ли решив покрутить по периметру озерка, свернул и пошёл по высокой траве вправо. Теперь видно было не столько самого зайца, сколько раздвигаемую им осоку. Дальше был камыш и частые тальники, и если бы он туда ушёл, то стрелять было бы невозможно. Пришлось рисковать разбить зайца, стреляя с такой дистанции.
Первым выстрелом я промазал, то ли опередив (ибо старался по голове попасть), то ли подстрелив одну из болотных кочек, в которых прыгал ушастый. После второго зайца немного бросило в сторону. Но он продолжал бежать, к моей радости резко изменив направление и рванув на чистое поле – то ли от шока, то ли дезориентировавшись от отражения звука выстрела. Когда он вылетел, наконец, из зарослей, я увидел, что правая передняя лапка у него болтается и плечо в крови. Пропустил, отпустил – и с оттяжечкой на полкорпуса ударил третьим. Заяц кувыркнулся и покатился по подмёрзшему насту на поле. Отлично! Как хорошо, что в запасе был третий выстрел!
Не успела торкнуть в голову эта радостная мысль, как заяц снова подскочил и довольно резво помчался на трёх ногах дальше. Рука судорожно дёрнулась к поясу, нащупывая патронташ. А нету! В карман. А там – горсть из трёх патронов! Впопыхах выбираю «единичку», благо она цветом гильзы отличается, бросаю её в патронник. И дёргаю затвор, чтобы он дослался. Учи матчасть и тренируйся, товарищ охотник! Забыл я, что рефлексы, отточенные на «калаше» и «Тигре», не годятся в этом случае. Кнопочку нужно жать, специальную кнопочку! Когда, наконец, затвор закрылся, заяц даже на трёх успел отмахать метров восемьдесят в горку к центру поля. Накидываю ствол перед ним, выстрел! Заяц пробегает ещё метров двадцать и садится. Мысли – врастопырку. Насколько тяжело он ранен? Доходит? Тогда нужно просто постоять и подождать. А если отдышится и дальше рванёт? Тогда нужно быстрее бежать и достреливать. А чем? Осталась только картечь.
Решаю подойти – по реакции будет видно, как дела пойдут. Заряжаю картечь. Быстрым шагом по мёрзлой пашне иду к зайцу. Он поднимается и пробегает ещё метров пятьдесят за склон горки. Иду за ним, уже понимая, что недолго бедолаге осталось. Весь след ухлёстан артериальной кровью на обе стороны, а не только от раненой ноги. Косой сидит под горкой, столбиком, пока не лёг. Подхожу на сорок метров, он оглядывается, похоже, сейчас снова попытается ковылять дальше. Не хочется домучивать его. Присаживаюсь так, что бугор закрывает его корпус и видна только голова. Выстрел милосердия получается точным. Радость от трофея смешивается с укоризной самому себе. Небрежность за небрежностью! А за моё разгильдяйство пришлось отвечать косому. Хорошо хоть, конечный итог не позорный...
В праздничные январские дни снова закружила лёгкая метель. И опять можно было спрогнозировать, что и следов не будет, и зайцы будут лежать мёртво. Но мы с Миронычем решили всё же поехать, поразмять некоторые части тела. Не пропадать же каникулам! Гуляли по полям с озимыми, вдоль мелиоративных каналов. Первого русака Дмитрий выгнал из узкого протяжённого леска вдоль канала. Стрелял он в него сквозь кусты, даже не столько, чтобы попасть, сколько меня предупредить, что пошёл косой. Я заходил с другой стороны на торец этого леска. Чуток не успел дойти на позицию. Заяц просквозил на форсаже чистым полем метрах в ста от меня и скрылся за небольшим леском, растущим на округлом холмике в окружении полей. Я хотел было пробежаться за косым, чтобы посмотреть, куда он направился. Но уже так находился, что передумал изображать спринтера, ноги выкручивать на мёрзлой пашне. А зря... Дмитрий сказал, что заяц остановился сбоку от этого островка, огляделся и только потом почесал дальше.
Когда уже возвращались к машине, Мироныч предложил заглянуть на территорию заброшенного хутора, где ещё от немцев остались плодовые деревья: зайцы любят там лазить. Сам пошёл краем очередной лесополосы, а меня отправил по прямой через поле на угол старого сада, окружающего этот хутор. В который уже раз убеждаюсь в исключительной чуйке напарника. Топаю через поле по заданной им линии. Но сам поглядываю назад, в его сторону: вдруг кого нагонит. Поле немного понижается к лесополосе, которую он прочёсывает. А я иду выше, но не по самому верху, а посередине, и моя фигура в белом пятнистом маскхалате теряется на фоне бело-пятнистого поля. Краем глаза замечаю движение снизу от лесополосы. Замираю. На меня летит русак, уходящий от Дмитрия прямиком к хутору, чуть ли не след в след со мной! Стою, не шевелюсь, ствол не поднимаю, чтобы не спугнуть. Успею ружбайкой помахать. Главное, не горячиться и отпустить его на разлёт дроби, когда мимо проскочит. Ещё и мыслишка весёлая: не снёс бы меня косой...
Но тот метрах в двадцати всё же увидел меня. Вытаращил глаза, вдарил по тормозам и кинулся вправо-назад. Подъём ружья, поводка – как раз ещё с десяток метров зайка пролетел по кочкам грубо пропаханной земли. Упреждение небольшое – с корпус, бежит не строго поперёк, а под углом. Первым в стволе патрон с «тройкой» без контейнера. За ним в магазине – «тройка» и «единичка» в контейнерах. Но только разок клацнула моя Beretta, и заяц кубарем покатился по инерции. Лёг чисто. Хороший матёрый русачина. Дома при разделке посмотрел: левой частью осыпи – чётко по передку, от головы до задних рёбер. Вот это – классика.
