«Мы охотились с моим другом по боровой дичи на севере Швеции. Собака нашла глухаря, он начал от неё бегать и поднялся на крыло. Мы думали, всё, ушёл – но собака его не потеряла. На лесной охоте я надеваю на ошейники собак бубенчики, и тут я вдруг поняла, что бубенчик молчит, а последний раз его звон раздавался из густых зарослей.
Я послала друга в обход, сама зашла в гущину и обнаружила, что собака стоит в какой-то странной стойке. Собака обернулась, посмотрела на меня, я даю ей команду поднять дичь на крыло, она прыгает лапами на сосну, взлаивает, и с сосны слетает глухарь! Кричу другу, мол, будь готов, слышу выстрел и крик: „Спасибо!“» – рассказывает Майкен.
Майкен – охотница из Норвегии, большая любительница легавых и одна из пяти человек, с которыми я пообщался, чтобы узнать, как живётся современным европейским легашатникам. Впрочем, вы, уважаемые читатели, не забывайте, что Европа большая, а всё нижеописанное есть всего лишь личная история отдельно взятых собачников.
Начать, наверное, надо с того, что в большинстве из этих стран количество тех, кто охотится по перу, да ещё и с собакой, сокращается. «50 лет назад в Италии практически не было охоты по зверю, – говорит Андреа, потомственный заводчик английских сеттеров из провинции Пьемонт. – Сейчас же найти хорошую охоту на копытных намного проще, чем с легавой по птице». Причина, в общем, банальна: территории небольшие, людей живёт много, а кушать хочется всем, поэтому интенсивное сельское хозяйство, поля, засеянные монокультурами, жёсткая борьба с насекомыми и грызунами.
Клеман Кастелли со своим сеттером
Для копытных это только добавляет вкусного, калорийного корма, а вот мелочи приходится несладко. В Нидерландах, например, дикого фазана почти нет, а серая куропатка и вовсе в Красной книге. Хорошо тем, кто живёт неподалёку от мест, малопригодных для сельского хозяйства – как та же Майкен: «На возвышенностях мы охотимся по куропатке, белой и тундряной; в лесу – на глухаря, рябчика, тетерева, вальдшнепа».
В Пьемонте список доступной легашатнику дичи тоже неплох, хотя поначалу вызывает некоторое недоумение: как так, откуда в Италии тетерев и белая куропатка? Ответ, собственно прост: Пьемонт расположен довольно высоко над уровнем моря, и биотопы там вполне подходящие для этих птиц. «Когда я был молодой, то всё время стремился забраться повыше и пройти побольше, – рассказывает Андреа. – Если, например, был выбор пройти два километра по подножью горы или три через вершину, я пёр через вершину, а мой отец – по подножью. Со временем я, правда, начал примечать, что отец мой встречает больше дичи, чем я. С тех пор моим правилом стало „думай больше, ходи меньше“».
Красно-белый ирландский сеттер на стойке по фазану
Впрочем, и в горах не всё гладко. На белую куропатку, например, влияет изменение климата. В бесснежные зимы, которые случаются всё чаще, птица в белом зимнем оперении очень уязвима для хищника: «Идёшь весной по горам, и то тут, то там видишь белые перья: хищник пообедал». Происходит это не только в охотничьих угодьях, но и в национальном парке, где охота вообще запрещена. Поэтому нормы отстрела невелики – не более 30 голов местной птицы (единая норма, включающая и тетеревов, и куропаток) и не более 10 пролётных вальдшнепов за сезон. Неудивительно, что если старые охотники в Италии в основном охотятся в своей стране, то молодёжь в поисках птицы отправляется всё дальше за границу: на Балканы, в Крым, далее везде. На самом деле ни один из моих собеседников не охотится только в своей стране, если не считать Гая, который живёт на две страны. Майкен регулярно ездит в Финляндию и Швецию, Клеман – во Францию, Маржолен – по всей Европе и даже дальше.
Там, где в силу чрезмерно развитого сельского хозяйства плохо с охотой по дикой птице, настоящим спасителем легашатников становится птица выпускная: серая куропатка и фазан. Даже в Норвегии, где, казалось бы, нет недостатка в белой куропатке и тетеревах, полевые испытания и состязания легавых проводятся по разводной дичи. Такая практика, в общем, характерна почти для всей Европы, потому что обеспечивает равенство условий между участниками и улучшает сравнимость результатов от года к году и даже между разными странами. С дикой птицей раз на раз не приходится: её численность подвержена естественным циклам роста, – тогда как фазана сколько надо, столько и выпустил.
Где были бы европейские легашатники без фазанов?
К тому же и поведение её в разных местах отличается, а фазан – он и в Африке фазан. Намного облегчает птица, выпущенная под ружьё, и натаску, и проведение испытаний и состязаний с отстрелом. Да и сроки охоты по выпускной птице, как правило, либеральнее. Поэтому для Маржолен, охотницы и заводчицы веймаранеров и английских сеттеров из Нидерландов, одна из самых больших проблем – то, что в этой стране выпуск птицы под ружьё законодательно запрещён. Та же проблема у Клемана: во Фландрии (голландскоязычной части Бельгии), где он живёт, охота и натаска по разводным фазанам и куропаткам тоже под запретом. Хорошо хоть, что во второй половине страны – франкоязычной Валлонии – и собственно Франции это разрешено.
И Клеман, и Маржолен – частые гости во французских domaines de chasse – «охотничьих владениях», похожих на привычные для нас охотхозяйства. В отличие от большинства европейских охотхозяйств, эти хозяйства неплохо подходят для охотников с легавой, на которых во многом и рассчитаны: площади довольно большие, и охота, как правило, без сопровождения. Охотятся там обычно на всё того же выпускного фазана, но, поскольку птицу выпускают не непосредственно перед охотой, а за несколько недель до начала сезона, её поведение практически неотличимо от вольной. «Меня как-то пригласили на охоту по фазану, – рассказывает Клеман. – Стрелять можно было только фазанов-петухов. В тот день собака подала под выстрел двух вальдшнепов, двух куропаток и пять куриц-фазанок – и ни одного петуха. Вернулся домой без выстрела, но всё равно получил удовольствие».
Андреа Кавалья: «Когда я был молодой, то всё время стремился забраться повыше и пройти побольше»
С самого своего зарождения охота с легавой в Европе была занятием буржуазии, а точнее – среднего класса. Иными словами, это развлечение не для бедных. Так, в Норвегии наш аналог сезонной путёвки в своём районе обойдётся в 700 норвежских крон (приблизительно 5300 рублей на момент написания статьи). Норвежцы считают, что это по-божески, потому что охота в другом районе обойдётся в 3000 крон (22 700 на момент написания статьи), к тому же её ещё надо выиграть в лотерею.
Майкен и Андреа считают, что им повезло жить в местах, где есть доступ к государственным охотугодьям. Во многих странах и регионах такой роскоши не предусмотрено и надо договариваться с землевладельцами. Как правило, это подразумевает аренду. Маржолен, например, арендует два охотничьих участка. Один – в Голландии, скооперировавшись ещё с несколькими охотниками. Другой – в Германии, где она охотится на зверя (и использует своих веймаранеров по кровяному следу, если надо). Любопытно, что в первом случае надо договариваться с хозяином земли, а во втором – с органами местного самоуправления. Суммы контрактов не разглашаются.
Белая куропатка – добыча итальянского легашатника
Оружие и снаряжение при этом не являются основной статьёй расходов – или предметом какого-то особого внимания. Ружьё евролегашатника – это, как правило, вертикалка 20-го или 12-го калибра. Если 12-го – то в облегчённом варианте, часто с короткими стволами. Самое распространённое ружьё – Browning B25 в различных модификациях. Дисперсанты применяют только на средиземноморском побережье, где густая растительность и расстояние для выстрела бывает метров 6–10. В остальных местностях в ходу самые обычные патроны, всё чаще с нетоксичной дробью.
Впрочем, многие из моих собеседников согласились бы с утверждением «хороший охотник скорее пойдёт на охоту без ружья, чем без собаки». Как, например, Гай, англичанин по рождению и краснодеревщик-реставратор по профессии. В охоту он пришёл, переехав из Лондона в провинцию – в качестве загонщика. «Через несколько лет я развёлся, снова женился, мы купили дом во Франции. Наш сосед держал бретонских эпаньолей – я увидел их и сразу влюбился», – говорит Гай. Со своими собаками он начал работать уже в другом качестве – сборщика битой дичи: «В одном из хозяйств, маленьком семейном предприятии, я начал помогать егерю, а когда тот ушёл на покой, заменил его. Это было очень кстати, потому что очень помогало работать с собаками – к тому моменту я уже регулярно принимал участие в филд-трайлах как в Британии, так и во Франции». И небезуспешно, надо сказать: одна из собак Гая стала абсолютным чемпионом, вторая – единственный эпаньоль-бретон, занимавший призовые места на полевых состязаниях и в Британии, и во Франции.
Новое поколение перенимает традиции
«Владелец перестал охотиться, и я мог поступать с угодьем по своему усмотрению. Я начал организовывать ходовые охоты для любителей континентальных легавых, включая дни, посвящённые конкретным породам, и старался привлекать как можно больше новичков», – рассказывает охотник. С 2017 года Гай постоянно проживает во Франции, разводит эпаньолей, занимается организацией различных мероприятий для любителей этой породы и других континентальных легавых, и всё это без ружья: «Я даже разрешение на оружие во Франции не оформлял».
Как люди приходят в охоту? Большинство перенимает традицию от предыдущих поколений. Но сейчас всё чаще в охоту приходят те, у кого в ближайших предках охотников было не замечено. Особенно распространено это среди собачников: сначала человек влюбляется в какую-то породу, а потом уже – и в охоту с ней. Так, Клеман не был охотником, пока не завёл своего первого красно-белого ирландского сеттера. Эта порода намного менее известна широкой публике, чем «просто» ирландский сеттер. Но и почти всё поголовье красно-белых находится в руках охотников, так или иначе.
Брак дю бурбонне
Та же история произошла с Маржолен, только в её случае проводниками выступили веймаранеры: «Когда я завела своего первого вейма, вообще не имела понятия о том, что такое охота или охотничьи собаки – мне просто понравилась их внешность. Затем из-за собак я получила свою первую охотничью лицензию». Маржолен участвовала со своими веймаранерами в немецких полевых испытаниях для разносторонних собак, состязаниях по кровяному следу и филд-трайлах. Но в филд-трайлах веймаранеры не блещут, поэтому пришлось заводить для них ещё и английских сеттеров. Эта порода в Нидерландах экзотическая: «Голландские охотники не любят быстрых собак с широким поиском, да и нет у нас полей такого размера, на которых они могли бы проявить себя».
А Майкен влюбилась в экзотическую не только для Норвегии породу брак дю бурбонне. Эта небольшая (немного крупнее бретонского эпаньоля) легавая известна тем, что многие щенки рождаются с короткими, как будто купированными хвостами, а также тем, что в середине XX века почти исчезла, но была возрождена энтузиастами. «Мне они нравятся тем, что сохраняют хладнокровие во время охоты, у них ментальность охотника, а не бегунка. Они легко приучаются апортировать и хорошо сохраняют контакт с владельцем во время охоты в лесу», – говорит Майкен. В Норвегии браков дю бурбонне всего пять штук: местные охотники предпочитают сеттеров. Впрочем, как и в Италии.
Белая куропатка – будущая добыча норвежской легашатницы
Большая и общая проблема всех легашатников Европы – угодья для натаски. Присутствие собак в охотничьих угодьях строго ограничено, особенно в период размножения дичи. В Норвегии, например, с 1 апреля по 21 августа нельзя собак даже спускать с поводка (за исключением состязаний и испытаний, а также отдельных открытых для натаски участков). Все охотничьи собаки, чтобы быть допущенными к охоте или испытаниям, должны сдать тест на терпимость к овцам. Собака, гоняющая овец, будет дисквалифицирована. В Голландии и Бельгии натаска разрешена примерно на тех же условиях, что и охота: необходима договорённость с землевладельцем. В Италии натаска в общедоступных угодьях разрешена с 1 сентября по 1 октября.
Впрочем, для норвежских и пьемонтских охотников существует ещё одна интересная возможность побывать в угодьях и попробовать собак на птице. В августе проходят учёты боровой дичи, которые производятся при помощи легавых: государственный охотинспектор или сотрудник лесной стражи в сопровождении охотника с собакой выходит в угодья, собака находит выводки, а государев человек их считает и наносит на карту.
«Нет, собаке не холодно!» – уверяет Майкен.
Потом эта информация используется для определения норм добычи и количества выдаваемых путёвок. Для охотников это не только шанс поднатаскать собак, но и возможность улучшить свой имидж в глазах общественности.
Если в России легашатники ждут середины июля – начала августа, то в Европе основная охота с легавой – с октября по декабрь. В Норвегии охота открывается 10 сентября, и это для всех местных охотников настоящий праздник: Рождество и день рождения в одном флаконе. Завершают же сезон уже по снегу, по которому, впрочем, охотно скачут даже короткошёрстные браки и пойнтеры. В Италии, Франции и Бельгии каждый регион открывается в свой срок – в Пьемонте это 1 октября. Ну, а для голландских охотников, которые больше путешествуют, «открытие» и вовсе понятие абстрактное. Что, впрочем, не мешает получать удовольствие от охоты.
Майкен и её собаки
«Приехали мы как-то в Канаду охотиться на куропатку. Остановились около поля, где, как нам казалось, могли быть куропатки. Вылезли из машины, смотрим. Тут подъезжает ещё одна машина, люди останавливаются, начинают задавать вопросы. Они, конечно, сразу поняли, что мы охотники, потому что в нашей одежде были предписанные законом элементы ярко-оранжевого цвета. А узнав, что мы иностранцы, пожалели нас: мол, откуда здесь птице быть, поехали, покажем, где она есть. Договаривались „только показать“, в результате весь день проохотились вместе и завершили вечер в местном баре! – рассказывает Маржолен. – Самое лучшее в охоте и участии в состязаниях – это охотничье сообщество, быть среди единомышленников».
