Дело было в Западной Сибири в 1950 году. Послевоенное голодное детство. Безотцовщина. К этому надо добавить большую удалённость от культурных и административных центров. Что там говорить: до ближайшей железнодорожной станции – 210 километров фактически по бездорожью.
Местность болотистая, суглинистая, дорога петляет по гривкам среди болотин и зыбунов. Твёрдое кое-какое покрытие стало появляться лишь спустя 50 лет. А до моей деревеньки и до сих пор лишь улучшенная грунтовая дорога. Ни щебёнки, ни тем более асфальта. К чему я на это обращаю внимание? Да просто потому, что никакого медицинского обслуживания населения в военную и послевоенную пору у нас не было. Питание было некачественное. Зимой – картошка, весной – щи из лебеды и крапивы. Помню, однажды к нам зашёл сосед-учитель. Он с удивлением увидал, что я ел какие-то лепёшки. Они не походили на хлеб. Лепёшки разваливались в руках, т. к. муки там было мизер и они в основном состояли из отрубей и кусочков картошки. Сосед спросил, что я ем. Я ответил: хлеб. Он только покачал головой. Впоследствии я узнал, что сельским служащим давали 5 кг настоящей муки в месяц.
Не были изжиты многие массовые детские болезни: желтуха, скарлатина и ещё какие-то… Многие дети болели. Выживали сильнейшие, как кто мог. В семьях было по 2–4 умерших детей… Заболел и я. Наверное, это была желтуха. Помню, что была зима, я лежал на лежанке в своём доме. Жили мы вдвоём с мамой.
И вот однажды приходит к нам соседка – тётя Катя. Она жила ещё беднее нас. Но весёлая тётя была. Оптимизм и юмор у неё были неистощимы. Зашла она в дом, обмела веником валенки от снега и говорит: «Толя, ты чего лежишь?» (Как будто не знала о моей болезни.) Я говорю: «Я болею». – «А мяса хочешь?» – «Конечно, хочу. Давно его не видел». (Вся домашняя живность у нас почему-то уходила на налог – часть его отменили, кажется, в 1953 году.) – «Так чего же ты лежишь без дела? У Вас лоси по огороду бродят, а ты лежишь». – «Так я стрелять не умею, да и не с чего». – «А зачем стрелять? Мы поймаем его в петлю».
Просит у мамы нож, отщепляет от полена лучину и привязывает к ней нитку – петлю. Мама смеётся: «Не выдумывай, Катя». Но она выходит во двор, пробирается по сугробам за домом и напротив моего окошка втыкает лучинку-поводок в снег и подвешивает к стеблю бурьяна петельку. Возвращается и радостно сообщает, что полдела сделано, теперь надо только терпеливо ждать, когда влетит лось. (Хоть бы о зайце мне говорила, но с голодухи мечтала, видимо, лишь о лосе.) Весь вечер я со своей лежанки то и дело посматривал в окно, ожидая удачи. Рано утром ещё в темноте уже пытался рассмотреть, попался ли кто в петлю. Мама говорила: «Спи, ещё очень рано и ничего не видно…»
Как будто какой-то эликсир жизни или чудодейственное лекарство принесла мне тётя Катя. Я стал поправляться. Как-то в солнечный день она опять пришла и предложила мне попробовать встать с лежанки на ноги. Мама испугалась, что я упаду и разобьюсь. Но я в каком-то задоре встал и сказал, что могу не только постоять, но и сделать два шага от лежанки до комода. Тётя Катя: «А ну давай!» Когда я поднялся с лежанки, ноги у меня задрожали, но я отчаянно шагнул до комода и даже устоял, уцепившись за косяк. Меня похвалили, а тётя Катя сказала: «Надо же, а старушки сказали, что Толя Прасковьин уже не жилец, помрёт». И добавила: «Живи, Толя, поправляйся, ходи на охоту…» С этого дня для меня началась новая жизнь. С удивительным, неосвоенным, таинственным миром ОХОТЫ. Ведь теперь надо было самому выходить во двор ставить самоловы и проверять их… Появились новые интересы и заботы. Болеть было уже некогда…
Уже в школе для поправки семейного рациона ловил зайцев в петли и белых куропаток в силки. Когда мне исполнилось 10 лет (в 1954 году), дед подарил мне в собственное распоряжение настоящее ружьё – ИЖ-5 20-го калибра. Порох и капсюли он давал, а пули я выковыривал из брёвен после пристрелки штуцеров взрослых охотников и, расплющивая, делал из неё дробь. Тетеревов с Васюганского бескрайнего болота в октябре на жнивьё и почки вылетает великое множество, и добывали их даже ленивые. Васюганское болото – самое крупное на нашей планете. Добраться до него трудно. Пересечь с края до края пешком невозможно. Дичь там непуганая. Ружейными охотниками у нас становились не с уток, а с тетеревов.
Но не это главное. Главное, что меня спасла охота, да и впоследствии много раз выручала в тяжёлых ситуациях. Чего только стоит затяжной период смуты 90-х годов XX века. Много офицеров и прапорщиков – моих сослуживцев – погибло от инфарктов и инсультов из-за затяжных пьянок. Ещё бы, более 7 лет болтаться с утра до вечера по части без дела. Я всегда благодарен её величеству ОХОТЕ! Не зря говорят: охоту надо заслужить у Бога, охота – это милость Божья…
Только не надо путать охотников и стрелков, выезжающих в выходные на пострелушки. Любить оружие и стрельбу из него для охоты мало. Охотника даже после нескольких неудач тянет в угодья Природа, а без ощущения сказочности Природы нет ни охоты, ни охотника. Неохотники проживают на незамеченной земле…
