Дядя Гиляй... Владимир Алексеевич Гиляровский при жизни стал легендой – неутомимый репортёр, автор замечательных статей и книг. Он знал всю Москву, и вся Москва знала его.
Владимир Гиляровский родился 8 декабря 1853 года в Вологодской губернии, «в лесном хуторе за Кубенским озером, и часть детства своего провёл в дремучих домшинских лесах, где по волокам да болотам непроходимым – медведи пешком ходят, а волки стаями волочатся», – так описывал он позже свою юность. Отец Володи служил помощником управляющего лесным имением графа Олсуфьева, ходил с рогатиной на медведя, обладал недюжинной физической силой и выносливостью. А мать мальчика принадлежала к роду запорожских казаков, и Володя унаследовал от неё любовь к казачьим песням и вольнице. И даже внешне взрослый Гиляровский походил на запорожского казака. Неслучайно именно он позировал Репину при создании картины «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» и скульптору Андрееву для образа Тараса Бульбы.
Но пока до солидности ещё было далеко. Маленький Володя пропадал целыми днями в лесу и учился у отца лесным премудростям. Однако вскоре эта привольная жизнь закончилась. Когда мальчику исполнилось восемь лет, умерла его мать, и отец женился на другой, женщине строгой и требовательной. Она пыталась избавить пасынка от «дикости первобытных привычек». Мальчик, внешне усвоив хорошие манеры, в душе навсегда остался «лесным» и вольным человеком. По этой же причине не понравилось ему и в гимназии: уже в первом классе он остался на второй год. Но во время учёбы в гимназии он нашёл себе новую отраду – театр и цирк. Познакомившись с цирковыми артистами, Володя учился их профессии и сам стал неплохим наездником и акробатом.
В Вологде, где жил Гиляровский-гимназист, обитало множество политических ссыльных. Любознательный мальчик познакомился с ними, посещал их вечеринки, слушал острые споры. Один из ссыльных дал почитать Володе запрещённый роман Чернышевского «Что делать?». «Новые люди» настолько поразили Гиляровского, что он решил стать «как Рахметов» и уйти в народ. И в 17 лет Володя сбежал из дома – без денег и паспорта. Он отправился в Ярославль, где тут же познакомился с бурлаками, принявшими его в свою артель. О жизни и тяжком труде бурлаков написано немало. Сам Гиляровский описывал её так: «Согреться стаканом сивухи – у всех было единой целью и надеждой. Выпивали... Отходили... Солили ломти хлеба и завтракали…» Но самому Гиляровскому всё это нравилось: «Устал, а не спалось. Измучился – а душа ликовала – и ни клочка раскаяния, что я бросил дом, гимназию, семью, сонную жизнь и ушёл в бурлаки. Я даже благодарил Чернышевского, который и сунул меня на Волгу своим романом „Что делать?“».
Кончилось лето, и бурлаки разбрелись по домам. А Гиляровский отправился дальше. Кем он только не был на своём скитальческом пути – грузчиком, истопником, рабочим, рыбаком, табунщиком, объездчиком лошадей. Благодаря лошадям Гиляровский оказался в цирке, где выступал как наездник. А из цирка ушёл в театр и несколько лет был провинциальным актёром. Но, будучи актёром, Гиляровский продолжал искать новых впечатлений. Он странствовал по всей стране, поднимался на Эльбрус, ходил по Дону.
Во время русско-турецкой войны 1877 года он отправился на фронт. Там Владимир Гиляровский вскоре стал разведчиком-пластуном: «Весело жили. Каждую ночь в секретах да на разведках под самыми неприятельскими цепями, лежим по кустам за папоротниками, то за цепь переберёмся, то часового особым пластунским приёмом бесшумно снимем и живенько в отряд доставим для допроса…» Вернулся он с войны уже бравым георгиевским кавалером.
После возвращения с фронта Гиляровский продолжал служить в различных провинциальных театрах, а затем решил перебраться в Москву. Здесь он какое-то время актёрствовал, но давно испытываемая им тяга к литературному творчеству, наконец, пересилила все остальные страсти. Вначале он писал небольшие заметки в разных изданиях, а потом устроился репортёром в «Московскую газету». Здесь Гиляровскому на первых порах было очень непросто: «Трудный был этот год, год моей первой ученической работы. На мне лежала обязанность вести хронику происшествий: должен знать всё, что случилось в городе и окрестностях, и не прозевать ни одного убийства, ни одного большого пожара или крушения поезда».
И Гиляровский действительно вскоре узнавал обо всех событиях буквально в ту же минуту, как они случались. Его широкая натура, умение со всеми ладить помогали свести знакомство с самыми различными людьми. Вскоре Гиляровский становится «королём репортажа». За один репортаж его чуть было не арестовали – такого он наделал шуму. Речь шла о пожаре на фабрике Морозовых. Журналист переоделся рабочим и, сидя в пивных и трактирах, выпытывал истинные причины пожара – виновными оказались сами хозяева. Очерк вызвал переполох, Морозовы требовали ареста и высылки автора. С большим трудом Гиляровскому удалось избежать неприятностей.
Шло время, Гиляровский приобрёл себе имя и печатался уже во многих изданиях. Но никогда он не сидел на месте. Он вполне оправдывал своё звание короля репортёров. Не было в Москве ни одного угла, в котором не побывал бы Гиляровский. Трущобы, притоны, светские гостиные – везде он был своим. Но он искал творческий материал не только в Москве. Эпидемия холеры на Дону, террор в Албании, гоголевские места – Гиляровский успевал побывать везде и написать обо всём. Знание жизни, знакомство с обитателями городского дна, информированность обо всём происходящем вокруг сделали его московской достопримечательностью, знаменитым дядей Гиляем, как называли его друзья – самые известные художники, писатели, актёры. В его доме бывали Чехов, Куприн, Успенский, Бунин, Скиталец, Есенин, Станиславский, Немирович-Данченко, Качалов. И в то же время он дружил и с «пожарными, беговыми наездниками, жокеями и клоунами из цирка, европейскими знаменитостями и пропойцами Хитрова рынка. У него не было просто знакомых, у него были только приятели. Всегда и со всеми он был на ты…»
Людей всегда тянуло к этому человеку, до старости сохранившему весёлый нрав. Дядя Гиляй постоянно придумывал разнообразные забавы. Вот как писал о них Константин Паустовский: «Гиляровский был неистощим на мальчишеские выдумки. Однажды он придумал послать письмо в Австралию к какому-то вымышленному адресату, чтобы, получив это письмо обратно, судить по множеству почтовых штемпелей, какой удивительный и заманчивый путь прошло это письмо». Об его физической силе, которой он тоже любил, как мальчишка, похвастаться, ходили легенды: до старости он мог сгибать пятаки, завязывать узлом кочергу.
И в книгах, написанных дядей Гиляем, бросаются в глаза физическая и нравственная сила автора, его необыкновенная жизнь. «Москва и москвичи», «Мои скитания», «Записки москвича», «Люди театра», «Друзья и встречи» – каждая из них так много рассказывает и о самом Гиляровском, и об его друзьях, о сотнях людей, встреченных им в жизни, о давно ушедшей от нас эпохе.
Ставшие особо популярными «Мои скитания» – это не только описанная бродяжная жизнь Гиляровского, это скитания многих людей, подобных ему. Гиляровский пишет о времени, о своих современниках: «трущобных людях», о «людях театра», о москвичах и людях, живущих в провинции, о многочисленных друзьях разных лет. Со страниц книги встают образы простых людей: беглый матрос Китаев, бурлак Костыга, атаман Репка, солдат Орлов, нищие актёры, бедные газетчики – и у каждого из них своя судьба, свой путь в жизни. В «Моих скитаниях», к тому же, от самого автора можно узнать, что он с детства страстно любил охоту как часть простой русской жизни:
«На лето мы уезжали в „Светёлки“, где я и дед пропадали на охоте, где дичи всякой было невероятное количество, а подальше, к скитам, медведи, как говорил дед, пешком ходили. В „Светёлках“ у нас жил тогда и беглый матрос Китаев, мой воспитатель, знаменитый охотник, друг отца и деда с давних времён. Ещё при жизни матери отец подарил мне настоящее небольшое ружьё мелкого калибра заграничной фабрики с золотой насечкой, дальнобойное и верное. Отец получил ружьё для меня от Н.Д. Неелова, старика, постоянно жившего в Вологде в своём большом барском доме, наискось от нашей квартиры. Я бывал у него с отцом и хорошо помню его кабинет в антресолях с библиотечными шкафами красного дерева, наполненными иностранными книгами, о которых я после уже узнал, что все они были масонские и что сам Неелов, долго живший за границей, был масон. Он умер в конце 60-х годов столетним стариком, ни у кого не бывал и никого, кроме моего отца и помещика Межакова, своего друга, охотника и собачника, не принимал у себя, и всё время читал старые книги, сидя в своём кресле в кабинете. На охоту в „Светёлки“ приезжал и родственник Назимовой, Николай Разнатовский, отставной гусар, удалец и страстный охотник. Он меня обучал верховой езде и возил в имение своей жены, помнится, „Несвойское“, где были прекрасные конюшни и много собак. Его жена, Наталья Васильевна, урождённая Буланина, тоже любила охоту и была наездницей».
После революции Владимир Гиляровский, один из немногих осколков прошлого, остался на родине – потому что дядю Гиляя, часть Москвы, невозможно было представить живущим где-нибудь на берегах Сены. И Гиляровский смог оставаться интересным и для советского читателя. До самой смерти он писал статьи и книги. Умер Владимир Гиляровский 1 октября 1935 года. И хотя после его смерти прошло уже более 80 лет, а события, описанные в его книгах, происходили более ста лет назад, произведения Гиляровского до сих пор не залёживаются на книжных полках.
При подготовке материала использовались следующие источники: polit.ru, pogudin-oleg, wikipedia, booksite.ru.
