180 лет со дня рождения Альфонса Доде, французского охотничьего писателя.
Альфо́нс Доде́ (фр. Alphonse Daudet; 1840—1897) – французский романист и драматург, прославившийся яркими, часто комическими рассказами из жизни Прованса. Наиболее известный из созданных им литературных персонажей – охотник и романтик Тартарен из Тараскона.
На самом деле тема охоты в произведениях Альфонса Доде начала звучать в самой первой его повести – лирическом и пасторальном произведении, которое называется «Письма с моей мельницы». В нём Доде признавался в любви к природе родного Прованса, к простой и незатейливой жизни крестьян, пастухов, сторожей – и к охоте. Эту жизнь он противопоставлял испорченному и суетному Парижу.
Родился Альфонс Доде13 мая 1840 года в прованском городе Ним, в семье владельца небольшой фабрики шелковых тканей Винсена Доде (1806–1875). В 1848 году отец разорился, фабрику продали, и семья переехала в Лион. Не имея материальной возможности получить высшее образование, будущий писатель по окончании средней школы поступил на должность помощника учителя в провинциальный колледж, но вскоре оставил это занятие и в возрасте 17 лет вместе со старшим братом Эрнестом переехал в Париж, чтобы зарабатывать себе на жизнь журналистским трудом.
В период 1866–1868-х годов печатались регулярно в газетах его оригинальные лирические новеллы о природе и людях Прованса. Они были опубликованы в 1869 году отдельной книгой, названной «Письма с моей мельницы». Почти в то же время публиковался в прессе текст первого романа Альфонса Доде «Малыш», который вышел отдельной книгой в 1868 году. Эти два произведения принесли писателю славу и деньги.
С декабря 1869 года по март 1870 года в газетах печатается его новый роман «Необычайные приключения Тартарена из Тараскона», который выходит отдельной книгой в 1872 году.
К 30 годам Альфонс Доде стал одним из самых знаменитых французских писателей, сблизился с кругом ведущих литераторов страны, подружился с Флобером, Золя, братьями Гонкур и с автором «Записок охотника» Иваном Сергеевичем Тургеневым, жившим тогда в Париже.
16 декабря Доде внезапно умер в Париже. Ему было 57 лет. На его похоронах, на кладбище Пер-Лашез, прощальную речь произнёс Эмиль Золя.
Альфонс Доде. Письма с моей мельницы. Отрывки.
«Вскоре появляется сторож в своей одноколке. Настоящий герой Фенимора Купера, охотник на воде и на суше, охраняющий от браконьеров дичь и рыбу… Местные жители зовут его лурудеиру (бродяга), потому что его привыкли видеть на рассвете и в сумерках, когда встает туман, притаившимся в камышах или же застывшим в своей утлой лодочке, проверяющим верши на клер (озерках) или на рубин (оросительных каналах). Возможно, что он стал таким молчаливым, таким сосредоточенным именно потому, что по самому своему ремеслу вечно должен кого-нибудь подстерегать. Все же, пока мы идем за одноколкой, груженной ружьями и корзинами, он сообщает нам все охотничьи новости – называет количество прилетевших стай, места, где осели перелетные птицы. Разговаривая, мы подвигаемся вперед».
«На тяге (ожидание)
Тяга! Какое удачное слово для того, чтобы обозначить ожидание насторожившегося, притаившегося охотника и те промежуточные тягучие часы, когда все ждет, все тянется, когда и день и ночь еще медлят! Поджидание утра чуть пораньше восхода солнца, поджидание вечера в сумерки… Я предпочитаю второе, особенно в здешних болотистых местах, где свет так долго не хочет расставаться с озерками…
Иногда поджидаешь птицу в негошене (челноке), в неустойчивой узкой лодчонке без киля. Охотник подстерегает уток в тростниках, притаясь в челноке, над краем которого выступают только козырек фуражки, дуло ружья и голова собаки. Собака принюхивается, ловит на лету комаров, а иногда вытягивает длинные лапы, и тогда лодка кренится набок и наполняется водой. При моей неопытности этот способ слишком сложен. Поэтому я чаще хожу на тягу пешком, хлюпая по болотам в огромных сапожищах, выкроенных во всю длину кожи. Я ступаю медленно, осторожно, боясь увязнуть. Раздвигаю тростники, насыщенные соленым запахом и кишащие лягушками…
Вот наконец островок тамарисков, клочок сухой земли, там я и устраиваюсь. Сторож из уважения ко мне отпустил со мной свою собаку, огромного пиренейского пса с длинной белой шерстью, перворазрядного охотника и рыболова, присутствие которого меня как-то стесняет. Когда на расстоянии выстрела пролетает болотная курочка, он насмешливо посматривает на меня, взмахом головы, совсем как артист, откидывая назад длинные плоские уши, свисающие ему на глаза; затем делает стойку, виляет хвостом, всей своей мимикой изображая нетерпение и как бы говоря:
– Да стреляй же!.. Стреляй!
Я стреляю – промах. Тогда он ложится, зевает и потягивается со скучающим, разочарованным и наглым видом…
Ну что ж! Согласен, я плохой охотник. Тяга для меня – это уходящий день, гаснущий свет на воде, поблескивающие озерки, в которых серебром отливает отражение серого, потемневшего неба. Я люблю запах воды, таинственный шорох насекомых в тростниках, тихий ропот трепетных длинных листьев. Порой прозвучит и замрет в небе печальный звук, словно гул морской раковины. Это выпь погружает в воду огромный свой клюв птицы-рыболова и кричит: «Рррууу!..» Над головой у меня тянут стаи журавлей. Я слышу свист перьев, шелест пуха в свежем воздухе, даже легкое потрескиванье усталых крыльев. Потом ни звука, полная тьма, только блестки света, задержавшегося на воде…
Вдруг я вздрагиваю, чувствую какую-то неловкость, словно кто-то стоит у меня за спиной. Оборачиваюсь и вижу спутницу прекрасных ночей – луну, полную, круглую луну, которая тихо всходит, вначале поднимаясь очень заметно, но по мере удаления от горизонта замедляя свой ход.
Первый луч уже лег около меня, – вот, подальше – другой… Вот осветилось все болото. От каждой травинки падает тень. Тяга кончена, птица видит охотника, пора домой. Идешь, залитый голубым легким, рассеянным светом, и от каждого шага в озерках и каналах трепещут упавшие туда звезды и лунные лучи, до самого дна пронизывающие воду».
