Довольно долгое время творчество Ивана Сергеевича Соколова-Микитова казалось мне скучноватым. Создавалось ложное впечатление: писатель не успевает за летящим временем, тугодум, слишком просты сюжеты рассказов. Годы потребовались на то, чтобы понять и ощутить неповторимую прелесть стиля Соколова-Микитова. И кто докажет, что за временем нужно всегда успевать? Зачем? Куда летит время и несёт людей? Может, в тартарары?
Иван Сергеевич Соколов-Микитов родился 30 мая 1892 года в урочище Осеки на калужской земле. Его отец, Сергей Никитович, работал управляющим в лесных угодьях купцов Коншиных. Мать – Мария Ивановна Новикова – из крестьянской семьи. Родился Ваня, можно сказать, по благословению святого оптинского старца Амвросия. К его матери посватались два жениха: один помоложе, другой постарше (это был Сергей Никитович). Не зная, что делать, девушка поехала в Козельск. Попала к старцу в келью, спросила совета. «За старого выходи», – сказал Амвросий. Счастливым оказался совет святого старца.
«Поездки с отцом, прогулки в лес, рыбная ловля в заросшем кувшинками тихом пруду, каждый заветный уголок которого мне и теперь памятен, рассказы и сказки отца оставили неизгладимое впечатление. Вместе с мечтами о путешествиях отец пробудил во мне страсть к охоте», – вспоминал Иван Сергеевич. Детство оставило неизгладимый след в памяти Соколова-Микитова, всю жизнь он возвращался к ранним своим годам, вспоминая дорогие места и людей. Много позже Иван Сергеевич находил много общего с детством аксаковского героя («Детские годы Багрова внука»), вообще, очень близок был для него С.Т. Аксаков («Наивный, доверчивый мир, в котором протекало моё детство – мир старой деревни, охотничьих аксаковских угодий…»).
С малых лет в мальчике Ване зародилась любовь к охоте и природе. «Мой дед Иван Васильевич, крепостной крестьянин, был в молодости у барина доезжачим. Мать моя рассказывала мне о дедовской псарне, о гончих собаках, которых по старой памяти продолжал держать дед». Или вот писатель вспомнил ещё: «В девятилетнем возрасте отец впервые взял меня на весенний тетеревиный ток. В ночной предутренней темноте мы шли через заросшие кустарниковые луга и перелески. Над нами простиралось высокое, усыпанное звёздами небо. На востоке едва занималась заря. В дальней деревне перекликались петухи. Уютно устроившись в тесном шалаше на разостланных ветках, терпеливо ожидали утреннего рассвета.
Ещё в темноте слетались на ток косачи-тетерева. Я слышал шелест крыльев. Почти у самого шалаша раздался первый громкий, ни на что не похожий боевой клич. Ему в ответ со всех сторон послышались такие же грозные, мне незнакомые звуки, сменявшиеся глухим бормотанием. Прижавшись к отцу, я любовался невиданным зрелищем». А потом, как бывает в жизни, всё меняется, приходит конец счастливой безмятежности детства.
В 10 лет «круто сломилась моя жизнь», Ивана перевезли в Смоленск и оставили учиться в реальном училище, которое мальчик не любил, считал «каторгой». Учился плохо, отвратительно, и не потому, что был туп, а из-за отвращения ко всему казённому, формальному, равнодушно-показному, чем всегда отличается любая система, в том числе и образования. Кое-как доучился до пятого класса, откуда «был изгнан с волчьим билетом окончательно» (впоследствии известный поэт и редактор С.Я. Маршак, у которого с Соколовым-Микитовым нередко случались разногласия, в сердцах называл писателя «камчаточником», намекая на его посредственные успехи в учёбе). Вернулся в родную деревню Кислово, где родители приняли любимого Ваню, хотя сильно горевали.
В 1910 году умер граф Лев Николаевич Толстой, а Соколов-Микитов уехал в Петербург продолжать учёбу. Он поступил на сельскохозяйственные курсы на набережной реки Мойки. В 1912 году студент курсов Иван Соколов познакомился с путешественником-натуралистом З.Ф. Сватошем, рассказы которого об экспедиции в Африку зародили в душе пылкого молодого человека мечту о странствиях. Сватош познакомил Соколова-Микитова с писателями А.И. Куприным, А. Грином и владельцем газеты «Ревельский листок» со странной фамилией Липпо, уговорившим Ивана Сергеевича поработать в качестве секретаря в редакции его газеты. Бросив учёбу на курсах, Соколов-Микитов вновь круто изменил свою судьбу. Под псевдонимом «Ив. Смоленский» он пишет свои первые рассказы, очерки, хроники, стихи, репортажи. А дальше знакомый дьякон Иоанн из морской церкви Николы Мокрого соблазнил Ивана Сергеевича отправиться в плавание на посыльном судне «Могучий».
Началась «морская болезнь» – любовь к морю и путешествиям. До лета 1913 года прослужил Соколов-Микитов на «Могучем», потом намеревался поступить на большой торговый пароход «Меркурий». Но очень хотелось Ивану Сергеевичу прежде повидаться с писателем А.М. Ремизовым и показать ему рукопись своей сказки. Первая встреча не состоялась. Пришлось Ивану ненадолго уехать в деревню к родителям. В Кислове горевали, что сын бросил учёбу. Пожил в деревне, вернулся в Петербург. Повторно попробовал встретиться с Ремизовым – встреча состоялась. Сказка Ремизову понравилась, он пообещал её опубликовать в «Журнале для всех». Знакомство переросло в близкую дружбу, продолжавшуюся до эмиграции Ремизовых. Ремизов познакомил молодого друга с писателями (М. Пришвиным, А. Толстым, В. Шишковым, Е. Замятиным, Р. Ивановым-Разумником…).
В те годы, пожалуй, выше своего писательства ставил Иван Сергеевич тягу к путешествиям. Долго и муторно перечислять названия всех кораблей, на которых он плавал, зато на всю жизнь писатель запомнил «…турецкие, сирийские, греческие, африканские и европейские порты, кипевшие шумною жизнью». Отмечу, что до революции Соколов-Микитов писал мало, словно приглядываясь, примеряясь, накапливая впечатления для будущих книг.
События в России и за её пределами развивались стремительно, время суровело, и всё тревожнее становилась жизнь. Катастрофа Первой мировой войны, непонятая, приведшая к гибели Российской империи, настигла Ивана Сергеевича на берегах Эгейского моря. Он вернулся в Россию. «Эта Первая мировая война, потрясшая устои старого мира, стала третьим жизненным испытанием. Прожив недолго в деревне, я ушёл на фронт добровольцем, служил в санитарных отрядах, потом летал на первом русском тяжёлом бомбардировщике „Илья Муромец“. В годы войны изредка печатался в некоторых сборниках и журналах».
Соколов-Микитов был на фронте, когда свершилась февральская революция. Однополчане избрали его депутатом и делегировали в Петроград. В городе Петра встретил Иван Сергеевич октябрьский переворот, слушал в Таврическом выступление Ленина, в редакции «Новой жизни» познакомился с А.М. Горьким. Жизнь летела кувырком, а с ней и люди. «Революция стала четвёртым и окончательным переломом в моей жизни: я стал писателем», – свидетельствовал в биографических записках Иван Сергеевич. Он вернулся на родину, работал учителем в трудовой школе, написал о своём педагогическом опыте книжку «Исток-город».
Но точно шило в заднице не давало Соколову-Микитову усидеть на одном месте: «По предложению приятеля и однокашника, смоленского земляка Гриши Иванова, в качестве уполномоченных „предпроделзапсевфронта“ мы двинулись на юг, в хлебные края, в теплушке, предоставленной в полное наше распоряжение. Трудно описать необычайное, почти фантастическое наше путешествие. Мы исколесили Украину, где на железнодорожных станциях весёлые чернобровые хохлушки торговали борщом и горячими бубликами, а вместо лимонада наливали вонючий и мутный самогон. Побывали в ещё дымившемся Крыму, под Мелитополем чудом вырвались из лап захвативших город махновцев, под Киевом попали в плен к петлюровцам, сидели в контрразведке деникинского генерала Бредова, где пьяный офицер в английской шинели, стуча наганом по столу, грозился меня расстрелять».
Как-то выкрутился, голодая, пробрался он в Крым, где матросом устроился на шхуну «Дых-тау». Начались долгие скитания по европейским, африканским и азиатским портам. В 1920 году Соколов-Микитов на океанском пароходе «Омск» с грузом хлопкового семени из Александрии пришёл в английский Гуль, где команду уволили на берег, а пароход продали. Так Иван Сергеевич оказался в эмиграции. Начались мытарства, хождения по мукам…
О чём важном пропущено в повествовании? Пожалуй, стоит сказать, что большевистский переворот встретил Соколов-Микитов враждебно, о чём, не скрывая, писал очерки, дышащие несвойственным писателю гневом. Ещё надо упомянуть, что в Крыму перед отъездом из России встретил Иван Сергеевич Бунина, отнёсшегося к молодому писателю с приязнью и теплотой («Иван Алексеевич всегда отзывался о Вас хорошо и как о человеке, и как о писателе», – в 1960 году напишет Соколову-Микитову В.Н. Муромцева-Бунина).
Тяжело жилось на чужбине. Но работать надо. Появились книги «Морские рассказы» и «Чижикова лавра», тепло принятые читателями и критикой. Из Англии переехал в Берлин, сдружился с А.Н. Толстым, встретился с Горьким, переписывался с И.А. Буниным. Но за счастье счёл летом 1922 года вернуться в Россию (помог Горький). В Петрограде первым делом пошёл в редакцию «Книги и революции» с «приветом от Горького», где познакомился и на всю жизнь сдружился с К.А. Фединым. А Алексею Толстому отправил в Берлин письмо, где среди прочего писал: «Даю Вам честное слово, что я теперь счастлив. Тем, что в России, что вижу своих, что хожу по утрам в лес с кузнецом Максимом подсвистывать рябцев, тем, что здесь, в России, необыкновенно много прекрасных людей. Поверьте – пишу это не для соблазна. Всё же за полторы недели сделал больше, чем за два месяца в Берлине». Алексей Николаевич Толстой показывал письмо соотечественника, а спустя недолгое время и сам вернулся в Россию. А Иван Сергеевич жил в Кислове, писал и охотился. Появились его лучшие рассказы и книги: «На речке Невестнице», «Записи давних лет».
Мог ли писатель предугадать, что спустя несколько лет в деревне начнётся коллективизация, а его самого (по меткому замечанию А.Т. Твардовского) «трактором переедет»? А до года великого перелома жил себе Соколов-Микитов в Кочанах, писал, много печатался в «Красной нови», «Новом мире», «Красной ниве», «Огоньке». Росла его слава. Осенью 1922 года поехал он в Москву в издательство «Круг» по делам, а встретил в редакции судьбу – свою будущую жену Лидию Ивановну Малофееву (работавшую управделами издательства). Уже весной 1923 года молодые обвенчались в Коломне. Решили жить в Кислове. В издательстве посмеивались, думали, молодая жена скоро сбежит из глухой деревни. Главный редактор Вронский сказал: «Не стоит искать нового работника, она убежит через две недели». Думали так же писатели Пильняк и Никитин. Один Пришвин что-то такое заметил, Лидия Ивановна потом рассказывала: «Перед самым отъездом ко мне подошёл Пришвин: „Уезжаете?“ – „Да“. – „Не сбежите?“ – „Нет“. – „Будут семья, дети?“ – „Бог даст, будут“. – „Ну, что же, – заключил Пришвин, – значит, родился писатель“». Иван Сергеевич и Лидия Ивановна проживут вместе 52 года до самой смерти. Скоро, одна за одной, родились у Соколовых-Микитовых три дочери.
Какие рассказы выходили в этот период из-под пера счастливого человека! Дивен рассказ «Найдёнов луг»: «Вдоль леса пролегала большая дорога, от лесной сторожки к сплавной реке. От большой дороги уходили в лес лесные стёжки и тропы, от стёжек разбегался звериный след: разгонистый заячий, строчёный лисичий и волчий, крупный, как человечья широкая ладонь. Волки избегали проложенных человеком дорог, зимою они держались кучно от страха перед лунными ночами, – глядели светящимися глазами на холодное и тёмное небо, жались задами и, не вынося лунной тоски, начинали выть. На вой отзывались в деревне собаки. Дрожа, волки поднимались, трусили между деревьев, стряхивая с кустов себе на спины серебряный иней, и, выбежав на опушку, шли гуськом через поле к овинам. От деревни пахло дымом и овцами, жалобно замирая, брехали собаки.
Каждую ночь волки подходили ближе, садились на снег, нюхали сладкий воздух и вызывали собак. Однажды заворожённая месяцем пёстренькая деревенская собачонка, не помня себя, выскочила из деревни на огороды, где на кольях трепалась прошлогодняя конопля, и завыла. Тотчас вся стая, взметая пушистый снег, ринулась через изгородь. Заворожённая собачонка не успела взвизгнуть, её затоптали в снег, и, впившись в её тощую глотку жадными челюстями, высокий худой волк взвалил её себе на костлявую спину. Покончили с пёстренькой собачонкой в березняке на опушке, молчаливо и скоро.
Горячими языками начисто вылизали закровавившийся снег, почесались, скалясь, и гуськом медленно пошли в лес, через дорогу, к болоту, где в самой чаще было избранное на зимовье место – заросший березняком и ольхою Найдёнов луг».
Случилось, что случилось, с началом коллективизации потерял свою тему Иван Сергеевич Соколов-Микитов, писать о деревне стало неактуально, непопулярно и небезопасно. Пришлось писателю примерять на себя формы путешественника и охотника. На ледоколе «Седов» под начальством О.Ю. Шмидта Иван Сергеевич в апреле 1930 года отправляется в Арктику. Много было приключений, описанных в очерках и рассказах. Семья в это время, переехав из Смоленщины, жила в Гатчине. В 1931 году умерла двухлетняя Лидочка, младшая дочь. В 1931 году на ледоколе «Малыгин» полярник Соколов-Микитов, словно пытаясь убежать от судьбы, вновь отправился в путешествие к Земле Франца-Иосифа и к Новой Земле.
В 1932 году вышла книга «Море, люди, дни», посвящённая арктическим походам. Гибель буксира «Руслан» в 1932 году – чёрная страница русского мореходства. Всё смешалось в этой истории: героизм и безрассудство, стечение обстоятельств и некомпетентность. «Руслан» погиб, а Соколова-Микитова пригласили в Кремль как свидетеля. Сталин хотел понять: кто виноват? Иван Сергеевич рассказал, как всё было. Вождя рассказ удовлетворил. «Ваши рассказы читал. Понравились», – добавил вождь. Легенда о том, что похваливший «породистую» трубку Сталина Соколов-Микитов получил её в подарок и курил до конца дней, не подтверждена.
Работая с конца 1920-х годов с журналом «Охота и природа», Иван Сергеевич познакомился и подружился с Н.А. Зворыкиными и С.А. Бутурлиным. В 1934 году семья Соколовых из Гатчины переехала в Ленинград, поселившись на канале Грибоедова в писательском доме, который ехидно называли «писательским недоскрёбом». Дома, впрочем, писатель бывал редко. 1934 год проскитался на Севере, на Кольском полуострове, в Лапландском заповеднике и Хибинах. Жизнь его шла через огонь, воду и чугунные повороты. Как можно на нескольких листочках пересказать человеческую жизнь? Этот вопрос меня часто удручает, но ещё сильнее жажда рассказывать.
Жизнь Ивана Сергеевича Соколова-Микитова – жизнь, типичная для русского человека, посетившего «сей мир в его минуты роковые». Незадолго до войны умерла от болезни ещё одна дочь – Аринушка. В 1941 году началась война. С семьёй стареющий писатель поехал в эвакуацию. На жизнь зарабатывал фотографией: снимал крестьян, часто приходилось фотографировать похороны. Помогала охота, Иван Сергеевич с ружьём похаживал в леса и в семейном рационе нет-нет да и оказывалось мясо. Вернувшись после войны в Ленинград, кое-как наладили быт. Книги писал Иван Сергеевич тяжело, не был он «многотомным» автором. В 1950-х погибла последняя дочь, Алёнушка. Осиротели Соколовы. Если бы не оставшийся у них на руках внук, Саша, кто знает, чем закончилась бы история этой семьи.
Так пришлось жить, растя внука. Купили дачу в Карачарове на Волге, неподалёку от Конакова. Появились новые друзья, среди которых особенно выделялись поэт Александр Твардовский и писатель Вадим Чернышёв. Твардовскому принадлежит крылатая фраза: «Как вас с такими глазами не расстреляли?» Глаза у Ивана Сергеевича были действительно редкие: пронзительные и добрые, как у древнего пророка. При помощи Федина переехали старики на житьё в Москву, поближе к внуку (внук Саша учился в консерватории). Написаны уже были «Рассказы охотника», «Год в лесу», «Детство», «Былицы» и «Озорные сказки». Под конец жизни Иван Сергеевич ослеп.
Много прошёл дорог, солоно ему приходилось, узнал он, что такое чугунные повороты и крутые горки, видел великих мира сего, но сердце писателя оставалось с простыми, добрыми людьми. Как в детстве, следовал он давнему своему желанию: «Буду генералом, потом офицером, потом солдатом, потом Пронькой-пастухом!» Всегда Соколову-Микитову хотелось трудиться, оставаться с народом, с земляками, счастьем считал он ходить по своей земле. Часто с гостем, поднимая рюмку, Иван Сергеевич произносил: «Не царям, Лемуил, пить вино и не князьям сикеру. Дайте сикеру погибающему и вино – огорчённому душою. Пусть он выпьет, и забудет бедность свою, и не вспомнит больше о своём страдании».
Звучат у меня в ушах его слова: «Как многие старые и настоящие охотники, я уже давно не беру в руки ружья, но, разумеется, в душе остался прежним страстным охотником. Так же волнуют меня весенние радостные зори, запахи земли, далёкое бормотанье тетеревов. Я без ружья хожу в лес, слушаю знакомые звуки земли, печальное и радостное возникает во мне чувство. Всё, что совершается в природе, неотделимо от моей человеческой жизни». С грустью думаю я, сможем ли мы объяснить и передать по наследству нашим детям, внукам и правнукам подлинное чувство любви к России? Есть надежда, что Соколов-Микитов поможет всем нам.
Все статьи номера: Русский охотничий журнал, август 2023
