«Теперь наши тропы расходятся, – сказал дядя Саша. – Иди дальше, я назад». Времени было часа три, мне было сказано так, чтоб рассчитывал охоту – к темноте должен выходить, ибо лишние переживания напарникам ни к чему.
Следующий след молодой самочки-соболюшки мы пересекли через километр – двучетка петляла по сопке, жировала, но мы мертво держали след. Вот Яна начала тянуть поводок – отпускаю. Собака уходит на махах, я следом. По ходу вижу, как лайка грамотно обрезает след, и понимаю – можно доверять. Вдалеке раздался неуверенный лай – бегом туда. Вижу высокую лиственницу с дуплом, даю круг – выхода нет. Яна внимательно смотрит вверх – уши как локаторы. Я отставляю карабин и беру топор. Лайка показывает, что внутри кто-то шевелится. Минут через двадцать листвяк с треском валится – собака уже у дупла, сует голову, но соболь черной молнией метнулся из другой щели. Лайка визжит с досады – соболюшка уже смотрит на нас сверху. Помощница моя дрожит от возбуждения, а я выдыхаю – первый наш самостоятельный! Стреляю по зубам, и вот Яна прижимает мягкий комок. Тут же кипячу чай, время – надо домой.
Ноги сами несут к избе – совсем другие чувства переполняют меня, по-другому смотрю на тайгу: хоть и с опаской, но уже как на родную – она меня приняла. Любуюсь ее закатом – как прекрасны сопки в лучах догорающего солнца. Полосами зеленой сосны и фиолетовыми лиственницами манит даль. Давит мороз, становится твердым сукно, слипаются от дыхания ресницы, но этого и не замечаешь – главное, мы сдвинулись с мертвой точки.
Фарт вещь капризная – вчерашний триумф окрылил, но на завтра найти след соболя не удалось, мало его что-то. Иногда Яна цепляла белок, от них тоже грех было отказываться – беличий суп в тайге, где мы сидели на консервах, был кстати. Якутская белка крупнее и пушистее нашей, часто попадаются животные почти черного цвета, работать ее тут собаке милое дело – если полайка, то все, не то что в подмосковных дебрях. Еще постоянно ускользал от нас глухарь. Собака тут бесполезна, охота на каменного глухаря – это тропить и внимательно смотреть понизу: пока есть голубика и мало снега, птицы ходят по земле и держатся вершин сопок. Возвышенности тут около шестисот метров, спуск около трех километров, уже шесть, а если амбиции шепчут взять пару, то прибавляем перевал – еще три и потом снова шесть, и не стоит забывать о том, что обратно идти столько же. Ночевать на морозе вполне можно, но это крайний случай, поэтому я сильно не увлекался, да и одной горы на день вполне хватало.
Постепенно мы с Яной поймали темп местной жизни, нам легче давались переходы, но не везло с погодой – не было пороши, да и наст здорово осложнял охоту. Во время погони лапы собаки красили след, соболь же спокойно отрывался на больших прыжках, шел, выбирая дорогу, понимая, что все под контролем, и только когда понимал, что лайка не бросит его, спокойно залезал в скальник. Досадно было, аж стыдно на Яну смотреть, но достать зверька из курумника не представлялось возможным. Оставалась только радость, что собака до последнего не бросает след, хотя бедняга уже просвечивалась насквозь от нагрузок, только глаза горели огнем.
После пары неудачных дней мы решили кочевать. Эвенки не могут усидеть на одном месте больше трех дней, поэтому переезд воодушевил моих напарников. Вместе складывали палатку, буржуйки, чувалы с утварью, и вот наш аргиш пошел по речке Киенг-Юрях в сторону Амги. По пути проверяли капканы – дороги проложены так, дабы не жечь понапрасну бензин. По пути Яна снова отличилась, загнав на дерево неплохого кота. Внезапно Валера остановил снегоход и сошел вбок: «Лось прошел, пойдешь догонять?» – спросил он коротко. – «Давно?» – «Часов пять».
Я не раздумывая показал след Яне – она хоть и молода, но сохатых сгубила порядком. Собака показала заинтересованность, за ней пошла Валерина Кэрэчене. Следом я. Бычок шел в горельник на верховье ручья, и я, видя, как прет моя собака, предвкушал встречу: время час дня, лось после перехода и жировки явно лежит и под Яной встанет как вкопанный. До него оставалось километра три, я чувствовал себя волком, без мяса было туговато – банки надоели, белками не наешься. Представлял, как съем сырые почки, когда возьму зверя. Внезапно след лайки стал забирать левее... все кончено! На ход лося вышло большое стадо сокжоев, и собака сходу влетела в них, огромными прыжками пошли олени, гонимые собакой, и след ушел за перевал. Да-а-а, охота преподносит сюрпризы, иной раз обидные. Выхожу на путик дяди Саши – не могу понять, сколько по нему идти: скоро темнеет, а через гору пробиваться нет ни сил, ни желания. Решаю идти по буранке. Следом идет Кэрэчене, ночь постепенно сгущает краски, давит мороз, наверное, напарники уже забеспокоились. Идем долго, уже третий час, а дорога никак не поворачивает. Ориентируюсь на Полярную звезду, она справа, а должна быть впереди, еле перебирает сбитыми лапами Кэрэ, но вот уже Полярная светит спереди – идти стало веселее.
Внезапно лайка кинулась вбок от дороги, и вот в метре от меня прошмыгнул соболь. Бью ногой – мимо, зверек лезет на дерево, слышно, как когти скребут. Досада – сел на морозе фонарь. Как я вспоминал свой забытый «Феникс»! Бью наугад по верху в надежде, что соболь прыгнет... слышу двойной рокот Валериного «Тигра» – напарники подумали, что я заявляю о себе, и ответили, что слышат. Дальше стрелять смысла нет – идем дальше, аж плакать охота. Думаю о Яне – не налетела б на волков: тут их следы размером в мою ладонь – шансов у нее не будет. До лагеря остается около километра, собираю все силы, шагаю бодрее. Снова лай Кэрэчене – опять соболь. Пытаюсь отозвать, но тщетно. Иду к палатке, а там уже ждет обессиленная Яна: сокжои – это не соболя, прыжки метров по пять! Вваливаюсь в тепло уже без сил, напарники дают прийти в себя, и после второй кружки я чая рассказываю свое приключение.
«Шестнадцать лишних километров прошел», – коротко говорит дядя Саша. «Понравился ты Байанаю, соболей тебе послал». Силы окончательно покидают меня – даже ем лежа, полбелки съедаю почти с костями, а дальше сон овладевает мной.
Настало время новой кочевки, почти подходило и мое время – и вот вновь сборы. Лагерь быстро разобран, двигаем к избе. После палатки она кажется чем-то невозможным – такое чувство, что комфорт зашкаливает, шкуры сокжоя на нарах мягче перины, на то, как они стынут поутру, даже внимания не обращаешь. Погода по-прежнему замерла в одной поре, пороши так и не было. Я кое-как нашел свежий соболий след, но наст не дал догнать – самец легко ушел метровыми прыжками. Даже, как мне показалось, всесильный Валера не догнал бы, а молодая Кэрэчене сбила лапы. Не везло и с сокжоями – наст вовремя предупреждал животных об опасности, даже осторожные эвенки пару раз спороли зверей, отчего приняли решение до пороши не трогать мясо. Вечером с надеждой слушали радио – голос ведущего на якутском говорил о погоде в улусах, но, видать, мы не относились ни к кому – нас снегом, вопреки его обещаниям, не одаривало. Лишь когда мне оставалось чистых два дня охоты, я увидел, как во время очередного прогноза лица эвенков просветлели. «Что, пороша?» – спросил я. Ответ был утвердительным. То, что я увидел с утра, трудно назвать снегом, но тем не менее я уже мог различать следы и определять их свежесть. Осталось немного – рискнуть. Я давно смотрел на сопку за ручьем Лэг-ЛЭЭР – по прямой до нее было десять километров, – и вот решился.
Яна неохотно идет на поводке, иногда рвется к следам сокжоев, собака чует их далеко. Приходится отбивать такое рвение посохом. За полтора часа ходу мы встретили четыре свежих перехода оленьих стад, от четырех до десятка голов. Лайка смотрит то на меня, то на палку и, понимая, что нам это не надо, нехотя бредет сзади. Наконец мы на месте – вершина сопки исхожена глухарями, есть соболиные двучетки, крутится пара стад сокжоя. Я решил осторожно обойти вершину кругом. Следы в основном старые, с подмерзшей подошвой, но вот нахожу свежий след самочки соболя, трость легко чертит его своим весом – значит, следу около часа, соболь идет вниз по уступу.
Собаку не пускаю, может на оленей налететь: отвяжу, как след станет горячим – тогда не бросит и не прыгнет на рогатых. Движемся около получаса, и я замечаю жирующего соболя – наши взгляды встречаются – зверек цепенеет. Яна летит к нему со всей скоростью – казалось, добыча вот она, но соболь уходит в расщелину. Досаде нет предела – неужели все зря? От досады эмоции бьют поверх. Яна тем временем облаивает рябчиков. Хоть суп будет – без труда беру пару. Подвязываю ее снова, делаю десяток шагов от своего следа, и воздух взрывается от хлопков мощных крыл – четыре крупные угольно-черные птицы тяжело взлетают из-под уступа. Каменные глухари! Один из них, не знаю, по какой причине, садится на ель. Руки дрожат, понимаю – вот он, последний шанс. Бью через ветки – мимо. Сидит! Второй выстрел точен, тяжелым комом валится мой второй вид обитающего у нас глухаря. Радость переполняет, а ведь если б взял соболя, то петуха б не добыл! Вот она, вертлявая тропа охоты. Долго рассматриваю трофей – он поменьше обыкновенного, в нем есть черты тетерева и по-рябчиному поднимается хохолок. Он боится собак, поэтому замешкайся я на минуту с подвязкой лайки, и охота на глухаря отодвинулась бы до следующей поездки. К дому лечу как на крыльях, обратная десятка – словно прогулка по парку. Напарники радуются, что мечта моя сбылась.
«Завтра надо сокжоя брать! – говорит дядя Саша. – Пороша и ветер». Назавтра со мной идти хочет Валера, я только рад: мне школа тайги, а его Кэрэчене – помощь Яны в погоне за котами.
Завтрашнего дня жду с нетерпением – охота пройтись с Валерой, о его выносливости и добычливости часто говорит дядя Саша, но предупреждает: вязкий он и чувства времени не знает, часто приходит поздно. Это я и сам подметил – главный всегда позже всех появлялся, круги закладывал огромные. Утро показало, что ход у Валеры и правда высок, он сам напоминает сокжоя, взять его темп непросто. К тому же идет осторожно, ни одну веточку не заденет. А я то и дело ловил на себе его взгляд после сломанной ветки. Первый соболь без прелюдии ушел в скальник, дым не помог. Оставили капканы – и дальше. Яна пару раз показывала на близость оленя, но, помня трость, поводок не тянула, а недовольно плелась позади. Вот мы подходим к обрыву под ветер, Яна и Кэречене тянут поводки. «Валера, это сокжои!» – говорю напарнику. Тот кивает на карабин: «Дошли, не успеешь». (По таежному закону, когда идем вдвоем, оружие разряжено.) Яна тянет поводок, скулит. Трость уже не действует. Вижу замершего Валеру и тут же сам метрах в сорока вижу пару кормящихся сокжоев. Кладу напарнику руку на плечо, и он медленно садится. Олень стоит в густоте лиственничного подроста, ветер лишил его слуха и чутья, а глаза не видят нас, стоящих на уступе. Видя поднятый карабин, Яна прет поводок, целиться трудно, крест ходит по большому кругу. Как могу, успокаиваю себя. Палец плавно выбирает ход спуска. Хлесткий звук выстрела, тяжело западает на ногу мой сокжой, словно мираж исчезает стадо. Собака тянет меня на место. Вижу кровь, выбитую шерсть, следы уходящего махами стада. Подранок ушел в сторону, и вот вижу, как тяжело идет он немного впереди: во мне просыпается зверь – догоняю подранка и добираю ножом. Не передать того, что я чувствовал. Обнимаю Валеру – тот тоже рад. По закону тайги он должен был сам бить – ведь чуть не так – и олени на ходу, а вдруг я бы промазал, или собака визгнула, но… все закончилось благополучно. Я ставлю чай, напарник обдирает трофей. Перекусываем почками, потом рубим дорогу «Бурану». Уже на излете я заползаю в избу, а Валера после чая и сигареты едет обратно и скоро привозит мясо. Да уж, поистине в этом человеке скрыта огромная сила! Такого праздника у меня давно не было, вареное с кровью мясо глотал как волк, сырые соленые почки, костный мозг – отъелся за все время!
Долго мы перебирали моменты всей охоты. Дядя Саша подвел итог: «Ты, Коля, фартовый! Ты умеешь ходить, Байанай подарил за это тебе твои мечты». Я был не против– то, что мне так повезет, вовсе не ожидал.
На следующий день подошел к концу мой первый промысловый отпуск. Я уезжал отсюда другим человеком: тайга заставила пересмотреть многие взгляды, у меня появились новые друзья, я увидел воочию, как живут «Счастливые люди» – они счастливы, но другому человеку счастье там найти сложно, суровая природа Якутии не всем подойдет, меня она поначалу пугала, но приняла, страх пропал – остался трепет. И, наверное, поэтому она подарила мне кусочек счастья, которое я увез с собой за тысячи километров.
«Русский охотничий журнал», февраль, 2016
