Роль личности в истории – вопрос, вызывающий много споров. Даже влияние такого бесспорного гения огнестрельного оружия, как Джон Мозес Браунинг, можно поставить под сомнение – воистину, неужели никто другой не додумался бы в конце концов до идеи свободного затвора или дробового полуавтомата? Какую же роль в развитии охотничьего оружия может сыграть человек, который, скорее всего, не то, что отвертки – шомпола в руках не держал? А это уже зависит от обстоятельств.
Альберт, герцог Саксен-Кобург-Готский, принц-консорт и муж королевы Виктории, любил охотиться на оленей. Но не травить гончими, как было заведено у британских монархов (хотя к воцарению Виктории эта забава выродилась в скачку за полуручным парковым оленем со спиленными рогами, которого по окончании «охоты» отбивали от собак и возвращали в парк). И не загоном, как подобало бы немецкому герцогу (хотя в Шотландии, где только и сохранились дикие олени на тот момент, загоны были мероприятием, масштабность которого не сопровождалась пропорциональным количеством трофеев). Альберт любил совсем непышную и «некоролевскую» охоту скрадом (deer stalking).
Эта динамичная, непредсказуемая охота предполагала долгие прогулки по горам и вересковым пустошам с высматриванием оленей, которых, по ситуации, или скрадывали, или стреляли нагоном. Для скорострельности использовали две или три винтовки, подаваемые стрелку помощником по мере надобности. Подранков добирали со специально притравленными гончими. Соответственно, охотника сопровождало трое-четверо гилли (егерей): один отвечал за винтовки, второй – за гончих, остальные исполняли обязанности скаутов и загонщиков. Шотландские горцы охотились так с незапамятных времен, англичане перевели это занятие в разряд спорта с конца XVIII века. А с легкой руки принца-консорта (при поддержке его царственной супруги, которая проводила каждое лето, наблюдая за охотами мужа или занимаясь ловлей рыбы в окрестных озерах), поездки в Шотландию вообще и оленья охота в частности вошли в моду – настолько, что пренебрежение этим для бомонда граничило с эпатажем.
Однако аристократы и буржуа, попав в тренд, быстро поняли, что добиться хороших результатов в этой охоте непросто. Стрелять приходилось на весьма внушительную дистанцию для дульнозарядных винтовок калибра .45 или .50 дюйма под круглую пулю – от ста до двухсот ярдов, быстро и часто по бегущему зверю, а из-за недостаточной убойности едва ли не каждый второй олень уходил подранком. Дух соперничества, без которого немыслима английская аристократия (любопытно, кстати, что рогами в то время как-то не принято было мерятся, добытых оленей оценивали в основном на вес), стал мощным стимулом для творческого поиска у оружейников.
Первым шагом к повышению эффективности стрельбы на дальние дистанции было использование конических пуль, повторяющих форму нарезов – таких, как широко известная система Витворта, и множества аналогичных, запатентованных в тот же период. Следующим этапом эволюции были винтовки, с легкой руки Перде получившие название «экспресс» – рассчитанные на повышенные заряды пороха, призванные разогнать коническую пулю до максимальной скорости. А первые (еще дульнозарядные) «экспрессы» – гарнитур в трех разных калибрах (.40, .45 и .50) – Перде сделал как раз для сына Альберта, будущего короля Эдуарда VII.
Оружейный прогресс в то время, как известно, развивался с невиданной скоростью – но не все его достижения оказывались одинаково пригодны для охотников. Оптические прицелы, например, прижились далеко не сразу, хотя подзорные трубы применялись для высматривания зверя еще в середине XVIII века. Громоздкий и абсолютно незащищенный от влаги телескоп первой половины XIX века, укрепленный на винтовке, которую целыми днями носят под дождями и туманами, кладут и бросают то на мох, то на камни, трясут и колотят молотком при заряжании, полагаю, не оставил бы у стрелка чувства глубокого удовлетворения. А вот от механического прицела требовалась возможность установок на разные дистанции в сочетании с простотой и понятностью, чтобы не запутаться при приеме-передаче винтовки от гилли к стрелку и обратно. Эту задачу решали или набором подъемных целиков, установленных на планке один за другим, или при помощи целика с глубокой треугольной прорезью, так, что «глубокая» мушка давала выстрел на ближние дистанции, а выставленная по верху целика – на дальнюю.
Казнозарядные системы также довольно долго воспринимались со скепсисом, поскольку ранние образцы, отличаясь недостаточной прочностью, не давали особых преимуществ в практической скорострельности. То же можно сказать о магазинках типа Генри – передернуть рычаг не намного быстрее, чем принять запасную винтовку из рук гилли, при том что револьверный патрон заметно слабее экспрессного заряда. Зато возможность быстро, почти мгновенно «добавить» по уходящему после промаха или подраненному зверю, которую давал двуствольный штуцер, была очень кстати. Как ни парадоксально это выглядит сейчас, это оружие, на современный взгляд не отличающееся кучностью боя и мешкотное в перезарядке, рождалось (не умаляя значения колониальных охот) как дальнобойная, высокоточная, скорострельная винтовка.
Ну, и стиль. Строгие формы оружия обусловлены вполне прагматическими соображениями – чтобы на винтовке было как можно меньше выступающих элементов, которые могли бы в самый ответственный момент – передачи егерем стрелку – зацепиться за ветку вереска (или, учитывая обыкновение Виктории и подражающих ей дам наблюдать за процессом охоты, за чей-нибудь килт). Не менее функциональна и характерная английская гравировка. Роскошная отделка драгоценными металлами, нисколько не препятствующая загонной парковой охоте, в шотландских горах вполне способна дать блик и спугнуть оленя. Совсем же без отделки тоже обойтись нельзя – ружья носятся в руках, и в близком контакте со мхом, камнями и несущими на себе абразивные образцы шотландской почвы твидом и тартаном любое воронение облезает, а голый металл мало того, что не обеспечивает достойной высокому положению стрелка эстетики, также может дать блик. А вот мелкая гравировка на выступающих поверхностях только выигрывает от износа, при том что не склонна на солнце блестеть. Поэтому отделка в классическом английском стиле – не только украшение, но и камуфляж. Без сомнения, этот стиль начал складываться задолго до свадьбы юной королевы и был характерной особенностью ружей, которые сделали имя Ментона, Эгга, Мортимера и других британских мастеров начала XIX века. Но это были скорее рабочие лошадки; чтобы придать английским ружьям статус парадного, королевского, протокольного оружия, потребовался Альберт.
Возвращаясь к вопросу, с которого начинается эта статья – не известно, что было бы, если бы не было Альберта, Виктории и их любви к Шотландии, и не известно, как бы выглядело без них английское оружие. Скорее всего, все технические новинки, появление которых мы связываем со спросом на дальнобойную винтовку, все равно были бы изобретены для армии. Но английская охота без Альберта была бы совсем другой. Не было бы моды на шотландские охоты – не было бы этой гонки вооружений и не было бы у английского стиля высочайшего одобрения. А без этого – вряд ли английские ружья достигли бы такого высокого статуса. И в этом, по-моему, таится ответ на вопрос о роли личности в истории. Личность не очень способна повлиять на то, что произойдет, но, как правило, определят то, как это произойдет.
P.S. В этой статье говорится в основном об охоте на оленей. Однако Альберт любил пострелять и шотландских куропаток, и других птиц; более того, считается, что именно он был основоположником загонных охот на птицу, которые сейчас являются едва ли не символом британской охоты. Тем не менее куда более значительное влияние на птичью охоту оказал его сын, Принц Уэльский Альберт-Эдуард, позднее король Эдуард VII. Но это уже совсем другая история.
