Искусство скорой стрельбы из многозарядного оружия ведет свое начало отнюдь не из армейской практики, как можно было бы подумать.
Более того, армейские чины всех рангов очень долго сопротивлялись широкому распространению многозарядного оружия, в магазине которого помещалось большое количество патронов. Вопреки вестернам и историческим фильмам, 80 процентов личного состава армий Севера и Юга в американской Гражданской войне сражались с дульнозарядными (и даже – частично – кремневыми) мушкетами в руках. А на рубеже XIX-XX веков, когда вроде бы винтовки с репетирами (попросту – магазинные) уже прочно прижились и в армиях, и в охотничьей среде, военные авторитеты не уставали измышлять методы, способные… ограничить скорострельность винтовок. Делалось это с помощью различных заслонок, вставок в магазины и прочих не слишком хитрых приспособлений – все от того, что при переизбытке выстрелов «казне большой убыток случиться может».
Это уже потом, в ходе Первой мировой войны они осознали, что убыток вероятнее в результате военного поражения, а не перерасхода боеприпасов, но это было уже потом, потом…
А первыми преимущества быстрой перезарядки и стрельбы оценили те, кто лично рисковал жизнью ежеминутно, – солдаты и стрелки Дикого Запада…
Еще кавалеристы Бедфорда Форреста и Джеба Стюарта возили с собой по четыре, а кое-кто и по шесть капсюльных револьверов со снаряженными барабанами – для того чтобы в бою не отвлекаться на перезарядку. А полностью универсальное оружие западные стрелки получили уже практически после Гражданской войны – в виде винтовок Генри и Винчестера, заряжавшихся или патронами от револьверов и пистолетов, или ослабленными винтовочными патронами (.30-30 Winchester).
Собственно, именно этими винтовками и были завоеваны Скалистые горы и Великие равнины, уничтожены бизоны и оттеснены в резервации индейцы. Многозарядным оружием, стреляющим дешевым и общедоступным боеприпасом.
Столь широкое распространение оружия с затвором, управлявшимся так называемой скобой Генри, на колониальной окраине России в период, когда выбор модели оружия диктовался еще спросом покупателей, а не уставными требованиями или ограниченным ассортиментом (как это произошло в пятидесятые-восьмидесятые годы XX столетия на этой же территории), видимо, обуславливалось его скорострельностью. Которая, без сомнения, была больше, чем у моделей винтовок с продольно скользящим болтовым затвором с поворотом.
Здесь интересно заметить, что там, где огнестрельное оружие было предметом обихода, а не роскошью или статусным украшением, стрелки постоянно отдавали предпочтение скорострельности, а не меткости. Так обстояли дела и на Диком Западе США, и на Дальнем Востоке России. В девяностые годы XX века этот же подход привел к преобладанию в тех же краях самозарядного охотничьего оружия.
Огромное количество недорогого военного оружия под недорогие и массовые патроны оказалось на руках охотников из бывшего СССР после его распада. Именно этот процесс и породил совершенно определенную категорию стрелков, которых принято называть «автоматчиками». Но должен сказать, что я делю людей, использовавших в то время полуавтоматическое оружие на две категории.
К первой относятся те, для кого оружие является статусной вещью – в начале 90-х годов СКС был непременным атрибутом практически любого милицейского полковника или бизнесмена средней (а иногда и не очень средней) руки, увлекшегося охотой. Потом, с ростом по службе и увеличением благосостояния он менял СКС на Blaser, а то и на Hollad&Holland и начинал с явным неодобрением поглядывать на не столь успешных собратьев по охоте, продолжавших использовать псевдоохотничьи клоны армейского оружия.
Ко второй я отнесу тех, для кого это оружие стало «оружием на всю жизнь». Я знаком с большим количеством таких стрелков и в какой-то степени сам отношу себя к ним. Эти люди считают, что успех охоты нельзя ставить в зависимость от одного выстрела, из какого ружья он ни производился бы. У значительной части этих охотников такой стиль стрельбы «воспитали» многочисленные в восточных регионах страны медведи, огонь по которым обычно ведется до того момента, пока зверь не перестает шевелиться. «Не верь медведю – он обманет», – говорят охотники, и они правы – я видел даже относительно небольших зверей, продолжавших двигаться после попадания пули .375 H&H.
Здесь же я сразу должен сказать, что люди, долгие годы охотящиеся на крупного зверя с полуавтоматическим оружием, ни в коем случае не отрицают необходимости точного выстрела – по крайней мере первого. Но вот потом человек должен иметь возможность добавить по убегающему (набегающему, бьющемуся в конвульсиях) зверю еще, еще и еще раз. И быстрее, чем из самозарядного оружия, этого не сделаешь.
В упрек самозарядному оружию часто ставят его, дескать, недостаточную точность. Но здесь я не откажу себе в удовольствии процитировать Чака Хоукса: «Кучность лучше полутора минут великолепно подходит для того, чтобы хвастаться ею в Интернете, но к охоте отношения не имеет. Точность, которая превышает практически полезную, просто не нужна».
На сегодняшний день на Дальнем Востоке России одним из признаков пригодности охотничьего гида для сопровождения иностранного клиента является умение попасть три раза подряд в торец находящейся в ста метрах от стрелка двухсотлитровой бочки из-под горючего.
– Эка невидаль? – скажете вы…
Да, но это – три раза за две секунды…
