Начиналось всё исключительно хорошо. Лично меня всегда настораживает такое начало. Это Руаль Амундсен говорил, что настоящий руководитель полярной экспедиции обязан предусмотреть всё до малейшей детали. Ну или, по крайней мере, так пишут про него в биографиях.
Лично я сильно сомневаюсь, что Амундсен, безусловно, очень неглупый человек, выражался именно так. Потому что в экспедиции имеешь дело с природой, а что там, в этой природе, может случиться – это ведомо одному лишь Высшему Существу.
Итак, всё начиналось исключительно удачно. Охота на гигантского лося должна была состояться в сентябре, на крайнем северо-востоке Сибири. На подмосковной даче копилось снаряжение. Определялось место охоты – на максимальном удалении от всех мыслимых населённых пунктов, на водоразделе Колымы и рек Охотоморского бассейна. Были даже лицензии в потребном количестве. И сегодня я даже думаю, не в том ли была причина последовавшей неудачи – ибо, как говорил мой покойный друг охотовед Соловей, «идти на охоту и лицензии брать – примета плохая».
А так, повторяю, всё складывалось наилучшим образом. И даже погода в день заброски была великолепная; и вертолёт вылетел вовремя.
План, разработанный мной, выглядел следующим образом. Мы забрасывались на глухую, затерянную в горах речку, значительно выше тех мест, куда поднимаются на водомётах икропоры – настоящий бич тех территорий, ибо они не только заготавливают сотнями килограммов незаконную икру, но и не чуждаются любого другого дополнительного заработка, например стрельнуть на мясо случайно подвернувшегося сохатого. Источники говорили, что через верховья этой реки лоси переваливают из бассейна реки Парень в бассейн Колымы и обратно. Что, в принципе, очень походило на правду, потому что крупные самцы-рогачи осенью, перед началом гона, почему-то двигаются вверх по течению рек. Почему – не спрашивайте меня, я не знаю.
Верховья рек гораздо удобнее для трофейной охоты, чем их нижнее течение, и этому есть своё объяснение. Да, пойма в низовьях северных рек гораздо шире и продуктивнее, и зверя там больше. Но попробуй найди в ней этого лося или медведя без соответствующей техники. А в верховьях она зачастую просматривается вся со склонов ближайших сопок и можно корректировать по рации подход охотника к зверю. Поэтому я принял решение выбросить лагерь ближе к низовьям рек, а саму охотничью группу – в самые верховья, на границе леса и тундры, и оттуда уже с охотой сплавляться до конечной точки.
Если не удастся что-то добыть по дороге, то уже охотиться несколько дней в массиве леса вокруг главного лагеря, который оставленный там егерь должен был успеть тщательно изучить. Река не производила впечатления глубокой, но я по многочисленной практике знал, что провести лодки можно и по десятисантиметровой глубине; и даже с перетаскиванием по перекатам средняя суточная скорость должна быть не менее 20 км. В общем, рисовалась идиллическая картина неторопливого сплава по осенней спокойной реке, с постоянными выходами на берег, кольцевыми маршрутами, аккуратным скрадыванием и, конечно же, итогом охоты – красивым выстрелом по рогачу! Боже, кто бы знал, как я ошибался…
Итак, всё готово, груз поделён на два лагеря, мы взлетаем из колымского посёлка Омсукчан. Под нами золотая осень – самое благословенное место в этих краях! Нас трое: Ярослав, охотник, его помощник Сергей и я. Старого моего компаньона по таким авантюрам, местного охотоведа Володю Дунаева, мы оставляем внизу с запасным спутниковым телефоном и неиссякаемым запасом оптимизма. Уверяем, что увидимся через неделю.
Наконец, выбрасываемся. Ставим лагерь – заказанная нами палатка «Мобиба» вовремя не пришла, и мы заняли старенькую палатку-орочонку у Сергея, местного охотника-промысловика. Такие палатки ставятся на пяти лиственничных шестах, которые мы предусмотрительно выпилили накануне в окрестностях посёлка.
На первый взгляд всё хорошо. Первый маршрут по окрестностям показал свежие оленьи и медвежьи следы. Ребята упоены рыбалкой. Но речка внушает опасения. А именно: берега и русло сложены не из гальки, а из крупных окатышей-валунов. И вода… На первый взгляд она есть, и её достаточно. На второй же понимаешь, что во многих местах частокол камней торчит так, что лодку провести через него… Ну, представляется возможным, но надо уж очень постараться.
По бортам долины следы кочёвок оленеводов. Старые следы. На одном из камней находим завёрнутое в полиэтилен и скотч письмо какому-то Семёну. Лежит уже очень давно, может, лет пять, может, больше. Когда-нибудь неизвестный нам Семён вернётся сюда, найдёт его и прочитает, что тут написано. Признание в любви страстной чумработницы с соседнего водораздела, что километрах в шестидесяти отсюда, ждущей от него ребёнка после мимолётной встречи в яранге; или суровое требование бригадира бросить пить и тащить срочно в бригаду с лабаза брезент, гвозди и ДЭТу… Или Семён никогда сюда не вернётся, и так никто не узнает, что здесь написано. Мы оставляем письмо на том же камне непрочитанным. Такая вот тундровая почта…
Но дни идут за днями, зверя нет, и я ухожу вниз просматривать реку. По дороге встречаю лосиху с телёнком. Значит, зверь есть, в общем, и повсеместные следы тоже не дают повода в этом сомневаться. А вот река…
А вот при взгляде на реку меня посещают всё более и более грустные мысли. Тем не менее через два дня после прилёта мы загрузили наши ПХВ-лодки (две пятисотки и одну трёхсотку) и потащили их вниз… Именно потащили. Потому что за первый день мы сделали не больше восьми километров, проплыли из которых не более метров восьмисот. Сверху нас поливал мелкий мерзейший дождичек, снизу… А снизу были камни – не галька, а валуны, размером от табуретки до обеденного стола, все покрытые склизкой зелёной тиной. Вниз, причём под большим уклоном, идёт одна сплошная шивера. На некоторых перекатах приходится разбрасывать перекрывающие фарватер булыжники руками.
Пока мы возимся в русле, из кустов над нами выглядывает небольшой медведь, который снова исчезает среди листьев. К слову, о листьях. Середина сентября, сто километров до Полярного круга, а листва до сих пор не облетела – ни на ольхе, ни на редко растущих на пойме тополях, ни на чозении. Поэтому даже со склона сопки лес не просматривается насквозь – перед глазами сплошная жёлто-зелёная пелена.
В общем, после первого перехода выяснилось, что весь такой логичный на экране монитора план полетел к чертям. Обычные при реализации планирования мелкие неурядицы почему-то все собрались вместе и достигли некоего критического значения.
– Где соль? – Соль в лагере у Дунаева (и её там, кстати, 20 кг).
– Где кетчуп? – Он там же (фигушки, всё время лежал где-то в мешках и обнаружен в день вылета).
У нас где-то 500 кг груза, включая кресла и раскладушки, распределённые по трём лодкам. Мы с Ярославом всё время пытаемся выкинуть часть груза на стоянке, Сергей возмущается, хватает нас за руки, а когда ему это не удаётся, вытаскивает выброшенное из кустов и вяжет на свою посудину. У нас пять ружей на трёх человек, и все они требуют места в лодках и в лагере. На каждом перегоне как минимум двое из нас «купаются». По дороге теряется всё: рации, ножи, ремни, топоры, верёвки.
Вечерами в палатке мы разговариваем о литературе и вспоминаем Лавкрафта. Глядя на иззубренные вершины гор, окружающие нас со всех сторон, Сергей мечтательно говорит: «Вот смотрю я на них и вспоминаю его „Хребты Безумия“…» И это название потихоньку входит в быт нашей экспедиции.
Впереди – прямой участок русла, где река течёт под уклон, как кажется мне, в 30 градусов. При этом течёт она прямиком по чуть притопленным валунам, и лодка трясётся, подпрыгивая на них, как булыжники в дробилке. И тут я замечаю на склоне горы двух медведей. Но товарищи мои ушли уже далеко вперёд, меня самого несёт как бумажку в унитазе, причалить возможно… Да физически нет такой возможности, я не успеваю даже достать рацию и крикнуть в неё «Медведи» – нужно постоянно и очень быстро реагировать на удары о камни и постараться избежать хотя бы некоторых из них. Так мы проплываем мимо мишек и остаёмся без них…
Медведей здесь действительно великое множество. Количество следов, которое я наблюдаю на песчаных косах, сравнимо с их количеством на нерестилищах красной рыбы, которая сюда не доходит. Вся кормовая база зверя сосредоточена на склонах сопок. Это густейшие, выше человеческого роста, заросли кедрового стланика, который в настоящее время активно плодоносит. Именно его орешки, богатые жиром, являются основным питанием зверей в период накопления жира перед зимней спячкой. Но заросли настолько обширны и густы, что в них вместо медведей могут скрываться, скажем, шерстистые носороги – и мы бы их всё равно не увидели.
Зато мы то здесь, то там встречаем замечательные маркировочные деревья – места, где звери оставляют свои метки зубами, когтями, и просто потираясь о ствол. Некоторые отметки находятся на высоте около трёх метров – здесь обитают настоящие великаны! Но мы их не видим…
По мере вхождения в зону леса сплав начинает быть разнообразнее. Мы уже не только уносим руками с перекатов камни – мы рубим завалы, мы играем в медленный слалом между огромными валунами. Наконец, Ярослав летит в реку, сброшенный нависшим над водой деревом.
Изрядно усталые, мы разбиваем лагерь в прекрасном месте, в лесной пойме, откуда можно ходить маршрутами во все стороны: вверх, вниз по руслу, вправо и влево. До конца охоты остаётся всего три дня. И тут я встречаю то, что охотник в подобных местах воспринимает примерно с таким же чувством, как Робинзон Крузо – следы каннибалов. Свежий след вездехода.
Следов вездехода довольно много. Встречаются недавние кострища и очень характерный признак геологической съёмки – тут и там оброненные мешочки для образцов. Причём следы деятельности идут не только по основному руслу реки, но и по всем боковым. Что происходит, мне более-менее понятно: мы видим следы масштабных поисковых работ (позднее мы узнали, что там проходила пятисотметровая геохимическая съёмка). А зверей мы по-прежнему не встречаем. Зато встречают они нас: утром мы на песке видим следы волка в трёх метрах от входа в палатку.
В общем, зверя, несмотря на постоянно прилагаемые незаурядные усилия, мы не то что не взяли, но даже и не видели. И надо ли говорить, что до лагеря Дунаева мы добрались уже только на вертолёте… Который сдул Володину палатку, и мы с оторопью наблюдали, как он собирает имущество по косе.
– Что видел-то?
– Геологов. На вездеходе проезжали, за рыбнадзора меня сперва приняли. Медведь к палатке подходил. Я против него вон какую погремушку повесил. – И показывает гирлянду жестяных банок на тальнике.
В чём же причина постигшей нас неудачи?
Первое, оно же главное. Не повезло. Везение, как и невезение – неотъемлемая черта охоты, а в особенности таких охотничьих экспедиций. «Я торгую удачей» – как говорит один из моих коллег-аутфитеров. А удача может и не прийти.
Фактор беспокойства. Всё-таки пятисотметровая сетка геохимической съёмки – это серьёзно. И, возможно, я недооценил степень вооружённости геологов. Хотя при напряжённой работе в полевых отрядах охотиться обычно особо некому; добыча носит попутный характер, и добывается ровно столько зверя, сколько нужно для пропитания отряда. И это не от сознательности – отсюда не вывезешь и не продашь. Историй о браконьерах-геологах обычно в десятки раз больше, чем собственно браконьеров. Но постоянные разъезды на вездеходах, думаю, сыграли свою роль.
Не опала листва. Моя многократно опробованная в самых разных местах тактика охоты на гигантского лося во время гона подразумевает первичное обнаружение его с господствующей высоты. И она работает – что продемонстрировала другая моя охота, в этом же году, немного в другом месте, буквально через три недели. Но сейчас, в первой половине сентября, листва ещё не облетела, и вместо прозрачной решётки осеннего леса мы видели жёлто-зелёные «жунгли».
Река. В реке было предельно мало воды, и она не дала нам необходимой степени свободы, при которой бы мы за день без особого напряжения покрывали значительные расстояния с попутной охотой. Вместо этого сплав превратился в каторжный и весьма опасный труд.
В заключение мне хотелось бы поблагодарить Ярослава и Сергея за проявленные терпение и выдержку. И я не сомневаюсь: мы снова поедем куда-нибудь вместе.
P. S. А вертолёт, который нас в итоге вывозил с Хребтов Безумия, разбился на следующий день…
