Мой отец был художником-анималистом. Каждый год он старался ездить рисовать в такие места, где звери и птицы живут свободно, а люди, если они есть, занимаются тем, что охраняют и изучают то, как был задуман наш мир до завоевания его самым страшным хищником – цивилизованным человеком. Отец побывал, кажется, во всех заповедниках нашей страны, подолгу жил среди оленеводов и охотников эвенков и чукчей, забирался в такие отдалённые и глухие места нашего Севера, Сибири и Дальнего Востока, где звери ещё не боятся людей. На основании увиденного в поездках он сделал множество скульптур и картин про зверей. Большинство видели его работы, но не знают, кто автор. Это московский зоопарк, палеонтологический музей и множество отдельных парковых скульптур и фонтанов. Отец в поездках писал для себя записки. Я собрал их вместе и добавил его наброски и рисунки. Мне кажется, это интересно. Вот рассказы про Кроноцкий заповедник на Камчатке.
Первая поездка в 1978 году
Свои надежды на встречу с медведем я возложил на рыбалку, но рыба шла плохо, и рыбачить приходил только один подросток, двухлетний медвежонок, вечно мокрый и тощий. Он даже и не ловил рыбу, а собирал обессилевших горбуш, уже отметавших икру, тащил в прибрежные кусты, возвращался, искал ещё, потом переплывал речку и исчезал в зарослях. Поутру это был его ежедневный маршрут. Сеансы моих наблюдений не превышали 10–15 минут.
Найти место для постоянных наблюдений помог случай. С орнитологом Женей Лобковым мы пошли искать лесное озеро, виденное им весной с вертолёта. Там поселились лебеди, и его интересовало, выросло ли потомство. Конечно, собственные ноги – не вертолёт, и эти сто километров пешком с солидным грузом мне запомнились. Лебедей мы нашли в добром здравии, всю семью: четверых лебедят и родителей. Старики поднялись, облетели нас.
Белые птицы на фоне заснеженных вершин, где-то за ними дымит вулкан Толбачик, тихое озеро с отражениями, голубыми струйками походит ветерок по зелёной воде за строем плывущих лебедят. Где ещё увидишь такое? Чомги сидят на плавающих гнёздах-островах, трепещут на одном месте крачки, где-то в небе кричат гагары – тихий драгоценный мир, не терпящий присутствия человека. Мы постарались поскорее уйти. Вышли медвежьей тропинкой к броду ручья и пошли по тундре вдоль океана.
Здесь я и встретил первого медведя, с которого удалось долго делать наброски. Это была медведица, лучшие годы которой уже были позади. По силуэту она напоминала пасущегося бизона, с изящными запястьями и стопами, с уверенными объёмами всего тела. Вкусные ягоды голубики, видимо, приковали внимание этой могучей дамы. Я вылез из ложбинки, по которой шёл на сближение, с маленьким планшетом для набросков, всё время стараясь передать в рисунке линию изгиба шеи и плеч зверя. Это не получалось, карандаш ломался, и приходилось часто менять бумагу.
Мой товарищ, орнитолог, остался на берегу океана и виднелся маленькой точкой, вдруг эта точка стала размахивать руками, видимо, пытаясь мне что-то передать. Я обернулся… За спиной у меня стоят на задних лапах два медведя и с интересом разглядывают моё занятие. Усвоив, что я не камень, они, весело толкаясь, побежали по своим медвежьим делам. Я успел сделать только две закорючки в альбоме…
Остановились мы в крошечном таёжном домике с железной печуркой на берегу ручья. Женя переночевал и ушёл, оставив меня одного в медвежьем царстве. Созревала голубика – любимая еда местных медведей, и я готовился к серьёзному рисованию. По утрам, как только роса смоет вулканический пепел с листьев травы, выходил рисовать с большим планшетом. Шёл сперва по берегу океана, чтобы оставлять меньше запаха, но запах коварен, он может распространяться облаком впереди тебя и струями отражаться от рельефа местности, разгоняя зверей.
Однажды был случай. Я рисовал медведицу с медвежонком на почтительном расстоянии, глядя в бинокль, и не учёл особенности местности. Завихрения ветра ввели медведицу в заблуждение о моём истинном местонахождении. Она два раза вставала на задние лапы, нюхала воздух в ложном направлении, её движения копировал медвежонок, и наконец она решила удирать от меня в мою же сторону.
Вообще, сложилось впечатление, что медведи хорошо видят только близко, а издалека реагируют лишь на мелькание и резкое движение, например перемену листа белой бумаги. В то же время стоять и делать наброски можно совершенно открыто, делая маленькие, почти незаметные шаги. В основном я ходил рисовать к магистральной тропе всех местных медведей. Эта тропа проходит по серии полянок среди скорченного берёзового леса.
На всех полянах есть ягоды голубики и жимолости, но лучшие ягоды растут у берега океана, медведи это знают и идут по тропе к берегу. Это, видимо, просто удобный выход из леса. Здесь можно наблюдать активную медвежью нелюбовь друг к другу. Каждый следующий по тропе зверь выгоняет уже пирующего в ягоднике. Новый медведь тянет за собой облако комаров и мошки, это хорошо видно против света, когда уши медведя светятся на солнце на фоне тёмной листвы. Иногда он садится, вытирает комаров с носа или ложится на спину и начинает кувыркаться, так что видны только поднятые вверх ноги.
За одним таким пирующим медведем я долго ходил с альбомом. Присутствие человека чувствовалось, но аппетит был сильнее, он передавался и мне, мы наелись оба – очень вкусно было. Иногда медведь вставал на задние лапы довольно близко, но не видел меня. Я даже стал сомневаться в его зрении, в конце концов мы обошли с разных сторон куст кедрового стланика и встретились нос к носу. Немая сцена длилась долгую секунду, как в замедленной съёмке кино. Лицо зверя обострилось и утоньшилось, он подпрыгнул, развернулся в воздухе и полетел, как лань, не касаясь земли, без оглядки. Кстати, с оглядкой зверь убегает, когда не видит реальной опасности, а только её подозревает.
Обратная дорога вдоль океана. Здесь на влажном песке можно изучить следы медведей и других зверей и птиц. Следы оставляют рельефный рисунок – целая пластическая тема. Читаю по следам историю заблудившегося медвежонка. Оказывается, и у медведей могут потеряться дети.
Вдоль ручья совершает свой маршрут орлан-белохвост. На Камчатке у него ещё белые плечи – это очень редкая птица. Вот он и делает круг и садится на изогнутую берёзу. Берёза изогнулась ещё больше – она даже в тихую погоду изображает сильный ветер с моря. Берег ручья зарос красными цветами иван-чая и другим разнотравьем. Перевожу взгляд на лесную поляну – вот и медведь. Видна только спина тёмно-бурая, рядом ещё звери – это медвежата.
Медвежата чёрно-седые, кажутся длинными, так как не видно ног. Медведица азартно собирает ягоды. Медвежатам скучно, они сыты, три часа дня – пора спать. Они зевают и ложатся в траве. Медведица всё время в движении, она вертится на месте, торопится, кругом так много ягод. Я беру альбом, иду поближе, к лесу, скрываясь за берёзой. Ветер удачный, в мою сторону, но всё же чувствуются признаки беспокойства медведицы, она нюхает воздух, встаёт на задние лапы, а меня не видит. Я замираю, карандаш не трогает бумагу. Вот медведица принюхалась и быстрыми прыжками пошла в лес, медвежата рядом.
Наблюдения за медведями стали ежедневными, я начал привыкать к ним, но всё же не было встречи с гигантским медведем, медведем-чудовищем. Я переключил внимание на лебедей на озере, стараясь изучить их полёт. Оказывается, у лебедей есть воздушные дороги, они летают не просто в бесконечном пространстве, а по удобным маршрутам. На одно из таких мест я приходил ежедневно, а возвращался вечером. Дорога шла по прибрежной тундре, через ручей. Заодно налавливал для привады лощавых горбуш, делая попутно наброски с куликов и других птиц, шёл по медвежьей тропинке мимо странной, довольно большой ямы, вырытой медведем. Подходя к этой яме, я всегда немного шумел и говорил: «Миша, уйди». В одно из таких возвращений я всё же встретил своего гиганта. Он стоял на фоне вечерней Кроноцкой сопки тёмным силуэтом. Движения его были мягкие, без суеты, он не озирался, как делают мелкие медведи, потому как был здесь самый главный, холка говорила о мощи его передних лап.
Быстро смеркалось. Кроноцкая сопка из розовой превращалась в голубую, дымил за горизонтом вулкан Толбачик, голубел и растворялся в сумерках и мой гигант. Я не стал подходить близко и ограничился набросками в бинокль. Впереди была ещё ночная дорога…
Вторая поездка
В дальние поездки, а тем более в Кроноцкий заповедник, в одиночку ездить неудобно и очень опасно. Моим постоянным спутником в путешествиях стал художник Серёжа Казанский. Он удивительный человек – всё, за что он берётся, получается великолепно: ремонт машины, строительство дома, литьё из бронзы, приготовление обеда, ловля рыбы, фотографирование … а главное, что он любит дикую природу и умеет выжить рядом, не причиняя вреда животным. В общем, с таким человеком можно не беспокоиться о смерти в тайге от голода, холода или болезни.
В этот раз мы приехали в середине сентября – это лучшее время на Камчатке. Дождей почти нет. Всё время хорошая погода. Вовсю идёт рыба: горбуша, нерка, кижуч. Когда я в первый раз увидел, как безжизненный маленький ручей наполнился тысячами ярко-красных рыбин, то простоял как заворожённый несколько часов. Многие теряют самообладание и начинают ловить всеми подручными средствами, как медведи, пока не опомнятся, что съесть столько невозможно.
Биографическая справка
Александр Михайлович Белашов (1933–2011) родился в Ленинграде 9 января 1933 года. Его мать – выдающийся скульптор-монументалист Екатерина Фёдоровна Белашова (Алексеева) (1906–1971), о которой С.Т. Коненков с присущей ему правдивостью и смелостью писал: «Замечательный советский скульптор Екатерина Фёдоровна Белашева – это чисто русский талант. В своих работах она выражает душевную красоту русского народа. Образы её произведений рождены всем укладом нашей жизни, мужеством русских людей, красотой родной природы, замечательным народным искусством».
Мать оказала большое влияние на творчество сына Саши, который пошёл по её стопам. Отец мальчика – Михаил Гаврилович Белашов, тоже скульптор, родился в 1903 году. Учился во ВХУТЕИН. «Непродолжительная творческая деятельность Михаила Гавриловича Белашова пришлась на предвоенные годы. Скульптору было 37 лет, когда он ушёл добровольцем на фронт и погиб в боях под Москвой», – написала искусствовед Наталья Денисова. Погиб Михаил Гаврилович 23 июля 1941 года под Смоленском.
В одном из последних писем с фронта он писал: «Милая Катя, наше прощальное свидание не состоялось, я мчусь на Запад. Хочется написать самое лучшее письмо, может быть, не придётся больше. Пожелай мне лучшего, чего только можешь пожелать. Ты мне всегда приносила счастье и удачу. Мне хотелось бы, чтобы ты стала лучшим скульптором в стране, чтобы жизнь в искусстве для тебя была главной, но, живя в искусстве, нельзя не жить в жизни. Поэтому живи в жизни полно и радостно. Всё, что ты делаешь и делала, всё прекрасно, ибо всё у тебя подчинено движению души искренне и чисто, потому прекрасно. Я всегда любовался тобой, сетуя на свои несовершенства. Наш Саня будет всегда нашим сыном, себя же ты в случае чего не связывай с воспоминаниями обо мне. Думаю, что в этой жестокой борьбе с фашизмом мы не будем церемониться с бандитами, как и они с нами».
Судьба Саши во многом была предрешена родителями: как можно не стать художником в семье настоящих художников? В 1960 году он окончил МВХПУ (сейчас академия Строганова). Начались многочисленные поездки по стране. Искусствовед В.А. Тиханова отмечала: «Герои его – звери и птицы нашей страны, он изучал их во время поездок по стране в 1960–1970-е годы. Одно из первых путешествий – в Восточную Сибирь в 1965 году – познакомило его с оленями и другими обитателями края. Летом 1968 года Белашов рисовал моржей на Чукотке, на Командорских островах наблюдал котиков и сивучей. Творческий процесс у художника начинался с натурных набросков, в которых изучается объём, движение и т. д. Отсюда рождаются и станковые листы в разных техниках, и скульптура. Интересуют его и травы – особая, почти самостоятельная часть творчества художника». Очень точно подмечено.
Художник так объяснял своё пристрастие к «ботанике»: «Я каждый год хожу рисовать травы с ранней весны, с первых ломающих землю живых ростков. Особенно люблю папоротники – мохнатые кручёные розетки, стрелы ландышей или пушистые, как звери, цветы сон-травы. За каждым цветком – целый мир ассоциаций».
«Рисовать моржей с натуры было моей давней мечтой. Их пластика неожиданна и изменчива. Они, например, могут „почесать за ухом“ задней ластой, как это делают собаки, лежать в обнимку друг с другом; особенно любят моржи лежать на спине, изредка поглаживая ластами шею и живот… Моржи обладают индивидуальным характером и нравом», – писал Александр Михайлович, вспоминая своё путешествие. Белашов был на редкость наблюдательным человеком и талантливым писателем. «Издали птичий базар похож на сказочный готический замок, до облаков поднимающийся своими башнями. На вертикальных стенах, повторяя геологический рисунок, сидят птицы, словно фантастический ковёр. <…> Если смотреть в бинокль на птичий базар снизу вверх – дух захватывает! Словно тысячеэтажный город восходит до облаков и там исчезает».
Уже в 1978 году Александр Михайлович был награждён званием заслуженного художника РСФСР. Всё же необходимо перейти и на язык цифр, без него биография художника будет неполноценной.
В 1953 году Белашов участвует во 2-й выставке молодых художников Москвы. Выставляется на групповых выставках. В 1967 году показывает свои работы на Всесоюзной художественной выставке и выставке произведений молодых советских графиков в Берлине. В 1968 году прошла персональная выставка Александра Михайловича в редакции газеты «Советская культура».
В 1969 году его работы демонстрируют в ГДР на выставке «Скульптуры и цветы». В 1971 году Белашов – участник Всемирной охотничьей выставки в Будапеште. Журнал «Охота и охотничье хозяйство» (№ 3 1973 года) сообщал, что «скульптурная композиция „Отдыхающий охотник“ А.М. Белашова – образ мужественного покорителя таёжных просторов. Отдыхает охотник, тяжёл был промысловый день, и верный товарищ в его жизни – лайка – насторожённо смотрит вокруг.
Скульптура Белашова „Рысь“ очень пластична, плавно текут линии, подчёркивая силу фигуры. За внешней мягкостью форм как бы скрывается коварство и жестокость характера рыси». В 1972 году он даёт работы на 1-ю Всесоюзную выставку скульптур малых форм. В 1974 году его отмечают среди участников 4-й выставки скульпторов-анималистов. 1978 год, кроме присвоения звания, был для Белашова отмечен участием во 2-й Всесоюзной выставке скульптуры малых форм.
И поездки – в Карелию, Якутию, Туву, на Чукотку, на Камчатку… Александр Михайлович не сидел дома, а путешествовал, работал в дороге. А в Москву возвращался с уловом. «В мастерской Белашова хранятся найденные им части скелета кита, кости морских животных. Великая фантазия природы – тысячи отливов и приливов, порывистые ветры, смешивающие прибрежный песок с морскими водорослями, веками шлифовали эти формы, придавали им своеобразный облик и особую завершённость.
Стремясь освободиться от ненужной детализации, найти свежий пластический приём, вновь и вновь с волнением обращается художник к созерцанию диковинных реликвий. В последние годы его пластические мотивы становятся всё более сложными, растёт его мастерство в ощущении ритма и материала, он свободней использует цвет, даёт волю декоративной фантазии. Произведения Белашова всё более глубоко отвечают одухотворённой красоте природы», – написал И. Светлов.
Не подумайте только, что Белашов создавал в скульптуре одних зверей и птиц. В Москве довольно много его работ: «Журавли» установлены у театрального центра на Дубровке, скульптуры установлены в московском зоопарке, у театра Натальи Сац, у храма Христа Спасителя, в Третьяковской галерее; его работы – памятник Образцову, «Колодец вечности» в Палеонтологическом музее.
Белашов жил и творил. Это необыкновенно трудно. Но без этого невозможна жизнь художника. Приходя к нему в мастерскую, люди могли окунуться в иной мир, увидеть скульптуры, гравюры, картины, рисунки, и только в мастерской Белашова посетители могли увидеть летучую лисицу Чудика. «Только не пугайтесь и не делайте резких движений, когда увидите его, – предупреждал хозяин и громко смеялся: – Нет, ну это поразительное существо!»
И только Белашов мог рассуждать о животном: «А ведь я уверен: это мыслящее существо. Я вообще не могу сравнить его ни с одним домашним животным. У меня постоянное ощущение, что он знает больше, чем я»… Пожалуй, основания для такого вывода у Александра Михайловича были очень вескими.
Ещё немного цифр: в 1986 году Белашова наградили дипломом Академии художеств СССР, а в 1987-м ему была вручена серебряная медаль академии. За работу в Палеонтологическом музее художник был удостоен Государственной премии России в 1993 году. В 1995 году Александра Михайловича избрали членом-корреспондентом РАХ. В 2005 году он получил Премию правительства Москвы за памятник жертвам теракта на Дубровке.
Но главным призванием Александра Михайловича оставалась анималистика. Не зря он повторял: «Ещё в детстве я любил животных». Эта любовь прошла через всю его жизнь. Умер художник 28 июня 2011 года и был похоронен рядом с матерью на Новодевичьем кладбище.
Все статьи номера: Русский охотничий журнал, февраль 2022
