Первую часть рассказа о хождении за Угрюм-реку читайте здесь: «Хождение за Угрюм-реку, часть 1».
Глава четвертая. Подготовка к промыслу
2 октября.
Как хорошо, что мы вовремя прошли Ерему! Сегодня под утро температура воздуха опустилась до минус 6 градусов. Разливы и заливчики Еремакана покрылись тонким ледком. Задержись мы еще чуть-чуть в пути, и покрытые льдом плесы вморозили бы нас, как челюскинцев.
Теперь, когда мы уже на участке, нашей главной задачей становится заготовка приманки.
Жизнь на Базовом зимовье начали с бани. Пар был хорош! Я три раза на улицу подышать выскакивал. Немного постирал бельишко и в Еремакане прополоскал.
Валера, уже почти ночью, испек (тут говорят «состряпал») шесть буханок таежного хлеба. Хлебный дух стоял на всю округу!
3 октября.
Сходил на реку, проверил капканы, снял трех ондатр.
Ондатра нужна для приготовления приманки на соболя. Пойманные ондатры сразу не обдираются, а развешиваются за хвосты на открытом воздухе под навесом. Шкурки ондатры очень дешевы, поэтому заниматься ими нет никакого смысла. Гораздо выгоднее выменять их у тайги на несколько соболиных, которые и сейчас пользуются большим спросом. Соболь – это главная цель, ради которой местные мужики идут в тайгу на промысел.
6 октября.
Рассказал Валере, что вчера не стал стрелять из-под собаки глухарку. Просто пожалел. Валера этому немало удивился и сказал, что здесь зверь или птица отпускаются без выстрела только в том случае, если они в данный момент не нужны, во всех остальных случаях добываются, невзирая на их пол и возраст. Вокруг необозримая тайга, а в ней полно места, где люди не появляются годами, десятилетиями, а может, и вовсе никогда не были. Там вволю может плодиться любой зверь, но уж коли он попал в зону действия выстрела и в его добыче есть необходимость, то пусть не взыщет. Наверное, с точки зрения таежного промысловика эти рассуждения правильны. Я сам убедился в том, что тут полно зверья, которое даже не подозревает о том, какую опасность для него представляет человек. Как вам такой факт: сидящий на дереве глухарь, облаиваемый собакой, легко выдерживает несколько выстрелов-промахов и дает возможность охотнику исправить возможность.
8 октября.
В планах на ближайшие дни – сходить на Среднее зимовье (стоит выше по Еремакану). Там мне предстоит жить и промышлять зверя. Первый раз пойду с Валерой, ибо сам я дороги не знаю.
14 октября.
Идем на Среднее зимовье.
Еще на подходе заметили открытую настежь дверь. Это могло означать только одно – в зимовье наведывался медведь. Бывает и так, что охотник беспечно подходит к зимовью, а медведь-то как раз там. Беда тогда! Я заметил, что Валера ко всем зимовьям подходит только с оружием наготове. Привычка, выработанная годами.
Прямо у самого зимовья добыли из-под собаки глухаря.
15 октября.
Ночевали более-менее сносно. Была очень большая влажность, как в бане. Так всегда бывает, когда отогреваешь промороженное зимовье. Утром поднялись, попили чайку, остатки глухариного супа отдали собаке и тронулись в обратный путь. Шли той же тропой, что и вчера. Эта тропа – мой будущий путик. Капканов на нем сейчас нет, и мне предстоит их разнести, установить и насторожить с приманкой.
Глава пятая. Житье-бытье промысловое
20 октября.
Все, пора начинать промысел соболя. Из охотничьих переговоров по рации следует, чтошкурка уже выходная. Приманки заготовили много. Завтра ухожу на Среднее зимовье.
21 октября.
К вечеру дополз до Среднего зимовья. Еле дошел, сил уже не осталось. К захваченному с Базового зимовья рюкзаку в 16 килограммов по дороге добавились тетерев и два глухаря.
Пока буржуйка прогревает зимовье, разделал птиц и варю супчик.
Завтра будет первый промысловый день. Пойду по путику настораживать (поднимать) капканы. Капканы, сказал Валера, на путике уже есть, осталось только зарядить их и приманку подвесить.
24 октября.
За три дня удалось совершить, что задумывалось. Я пробил путик по покрайке мари до профиля, расставил 16 капканов. Итак, у меня на сегодняшний день насторожено 20 капканов: 16 по покрайке мари, 2 на профиле и 2 на «буранке». Процесс пошел.
Видел сегодня в пойме Еремакана 7 северных оленей, но стрелять не стал, так как они были на другом берегу реки. Лед пока очень тонкий. А вдруг переход бы не нашел?
Завтра пойду поднимать путик, ведущий на Базовое зимовье. Побуду там пару дней и вернусь обратно.
28 октября.
Два дня пробыл на Базовом. Топили баню, мылись, стирались.
Пока возвращался на Среднее, снял с капканов двух соболей, обработкой шкурок которых сейчас и занимаюсь.
29 октября.
Вернулся с путика в начале седьмого вечера. Принес несколько соболей и одну белку.
На мари видел оленей. Решил скрадывать, так как кушать что-то надо. Подобрался на верный выстрел и выбил из стада одного оленя. На разделку туши потратил 40 минут. Прихватил с собой печень, сердце, вырезку и грудинку (соколок).
Сегодня праздник чревоугодия! Теперь можно жить наравне с голодным!
1 ноября.
Всю ночь дул ветрище. Тайга словно простуженно дышала. Пленка, прибитая на окно вместо стекла, вздрагивала и пришепетывала, как будто жаловалась на стужу и ветер. Необъяснимо, но все эти мрачные звуки отзывались в моей памяти знакомым с детства бодрым мотивчиком: «…Я лежу, а в мои окна так и ломится ветер северный, умеренный, до сильного…»
3 ноября.
Ухожу на Базовое. Все уже собрал. Вот сейчас чайку хлебну, и в путь…
4 ноября.
Вернулся на Среднее зимовье. С Базового вышел непозволительно поздно – в половине второго (13:30). Долго копался с подготовкой лыж. На них и пошел. Я проклял все! О том, что хорошо подогнать ремни под обувь никогда не получается с первого раза, я знал, но не думал, что настолько промахнусь. Ремни оказались очень маленькими! По пути лыжи постоянно то слетали, то выворачивались, то залезали носками под сугробы, то цеплялись за кусты марника (ерник). Марник это представляет собой плотный ершистый кустарник, похожий на жесткую распушенную метлу. Цепляется он и за одежду, и за ремни на лыжах, а заодно всячески противодействует твердому поставу ноги. Пробираться по этому кустарнику так сложно, что на сотне метров кувыркаешься в снег по 5-6 раз.
На первой же паре километров пути я так наломал ноги, что заныли коленки и голеностопы. Успокаивал себя лишь тем, что, единожды пробив лыжню, в дальнейшем передвигаться по ней буду быстрее и легче, а ремни, придя к зимовью, я обязательно переделаю. Вот и ломил изо всех сил, натаптывая дорогу для последующих облегченных передвижений. А пока шел, падая в снег и чертыхаясь. Снег на одежде тает, и в результате к середине пути я промок до нитки. И понял, что если продолжу топтать лыжню, то засветло до зимовья не доберусь, и придется пробираться по зарослям, подсвечивая себе путь фонариком. А на сколько его хватит при такой морозной погоде?! Сбросил я лыжи (вернее, они слетели с меня во время очередного падения), привязал их на веревку и волоком потащил за собой. А время к вечеру, и солнце уже опустилось в облачную полосу, нарисовавшуюся по горизонту. И навалился я на ходьбу из последних оставшихся сил, и попер вперед по тайге, как зомби.
Натужно и упорно продвигался я к зимовью шаг за шагом, и чем ближе к жилью, тем длиннее становилась дорога.
Не доходя трех капканов до зимовья, я не выдержал и бросил волочащиеся сзади лыжи, решив, что вернусь за ними завтра с новыми силами. В избушку я ввалился в половине девятого вечера, сырой и холодный. Затопил печь, скинул с себя мокрое белье и влез пусть в холодную, но сухую одежду. И тут, видимо, от сильного перенапряжения, у меня случился нервный срыв. Я то смеялся, то вдруг замирал, боясь пошевелиться, то вытирал полотенцем катившиеся градом слезы, и только тихо, еле слышно твердил: «Я дошел… я дошел… я дошел».
С моего прихода прошел час. Сейчас в зимовье уже тепло. Я сижу, пишу эти строки и отпиваюсь горячим чаем со сгущенкой. Есть не хочется, хотя в кастрюле имеется суп, а в утятнице плов. Чай! Пока только чай!
5 ноября.
Занимаюсь бытовыми делами. Наколол дров, подогнал ремни на лыжах. На сосну, на которую заброшен антенный провод, прилетал тетерев, а я его прошляпил. Теперь сижу пью чай и жду Валеру. Он должен сегодня ко мне заехать и привезти мне Белку (собаку). Тут без «звонка» за дверью жить нельзя. А то вдруг Шарапинка в гости заявится, а я не услышу. Неудобно будет, гость все-таки.
9 ноября.
Про собак. Тут с собаками, как бы это мягче выразиться, – полная задница. Уходят они тут за зверем на десятки километров. По рации только и разговоров: то у одного собака ушла и не вернулась, то у другого. Потом вдруг оказывается, что пропавшая собака прибилась к другому (чужому) зимовью, стоящему в доброй сотне верст от места, где она рассталась с хозяином. Вот у Анатолия (позывной – Алтыб), пропавшая собака оказалась в Хомакашово, а это 80 километров по тайге. Транспорта у него нет, охотится ногами. Вот и выходит, что за собакой надо идти пешком, а это 160 километров в два конца. Убить на этот поход надо 7-10 дней, которые придется отрывать от промысла. Когда тут мотаться, если самое время путики поднимать? Да и здоровья на такой поход сколько надо?! Ничего себе – за собачкой сходить!
22 ноября.
Оказывается, почти все соседи-охотники свалили домой! Мы тут с Валерой практически одни на всю округу остались. Он, правда, тоже вскорости домой съездить собирался. И останусь я тут один на сотни верст в округе. Замечательно! Не знал, что тут так заведено: заедут, порыбачат, путики поднимут, пару раз проверят и домой на недельку, а то и на две. Потом приедут, еще пару раз путики проверят и на Новый год опять по домам. И так раза три-четыре за сезон мотаются. Из тайги везут мясо, рыбу, пушнину, а в тайгу – продукты, топливо и другие полезности.
30 ноября.
Валера уехал в Преображенку. Дней через 10 должен вернуться. Сам я вернулся с Базового на Среднее. Надо закругляться с промыслом – еще разок проверить круговые путики, а дней через семь их глушить, снимая капканы. Я пообещал Валере, что к 14-15 декабря буду готов к отъезду. Вот и пошли последние две недели промысла. Всему когда-то приходит конец. Как долго и трудно я сюда добирался, и вот все завершается. Даже грустно немного.
10 декабря.
Вот и все, сходил и снял первый путик.
В зимовье вернулся пешком. Лыжи оставил на профиле, так как по «буранке» шагается, как по асфальту. Завтра все равно опять в ту сторону идти.
И вот топаю я по «буранке» к зимовью, гляжу на затухающий закат, и охватывают меня разные чувства, собираются в один ком и бередят душу. С одной стороны, домой хочется – сил нет, а с другой – жаль обрывать начатое и незавершенное дело. И понятно, что вряд ли уже будет ловиться соболь, а все же досадно глушить путики раньше завершения промыслового сезона. У себя дома я привык охотиться до последнего дня, невзирая ни на что. А вот на полпути надо все бросать и «сматывать удочки». Шел я сегодня по путику, и только одна мысль свербила, что я больше никогда в жизни тут не пройду, не увижу этой широкой Еремаканской поймы с пасущимися на ней оленями, не увижу обгорелых стволов лиственниц, торчащих к небу остроконечными высоченными жердями. А лыжня моя, с таким неимоверным трудом пробитая, спрячется под свежими пухлыми снегами, а потом растает вместе с ними на веки вечные. И не останется здесь от моего присутствия ни единого следочка. Когда все это случится, я буду уже далеко отсюда.
Глава шестая. Дорога к дому
14 декабря.
Путики «разорил».
Готовлю дрова. За два месяца робинзонады я их много пожег, и теперь после себя необходимо оставить запас.
Вечером собрал манатки, завтра попру на Базовое. Валера пока не приехал, но ждать его лучше на базе. Завтра отчаливаю отсюда навсегда. Что-то много в моем лексиконе появилось «никогда» и «навсегда»! Это все грусть проклятая. Так душу и теребит. Вот сижу, гляжу на стены, на трещины в бревнах и словно силюсь все это запомнить не только визуально, но и душевно. Завтра… Завтра уйду отсюда, чтобы уже никогда не вернуться. Опять это пресловутое «никогда»! Сейчас это место моего обитания, а пройдет совсем немного времени и превратится вся окрестная тайга в одну небольшую точку, которую я еще неоднократно отыщу в уютной домашней обстановке на карте мира.
15 декабря.
Прощай, Среднее! Здравствуй, Базовое! Грустно было уходить. Пока переходил пойму Еремакана, несколько раз оглядывался на белеющую снегом среди невысокого сосняка крышу зимовья. А дымочка-то из трубы нет! Ушел человек, и осиротело жилище.
17 декабря.
Вчера вечером приехал Валера. Можно начинать собираться на выезд из тайги.
20 декабря.
Завтра выезжаем с Базового в Преображенку. Нарта уже загружена.
26 декабря.
Вот мы и в Преображенке... На дорогу ушло пять дней. В первый день добрались до подбазы Селецкого (80 километров). Тут живут Анатолий Лытин и Павел Лысенко. Они ждали нас, чтобы тронуться в путь вместе с нами, но на другом снегоходе. На следующий день это сделать не удалось, так как ударили морозы под 50 градусов.
После обеда 23 декабря, когда немного потеплело, стартовали далее в направлении Преображенки. За день мы должны были преодолеть почти 60 километров и добраться до зимовья Хомакашово.
В Хомакашово приехали уже в полной темноте, где нас встретил Андрей Мирк – отец Дмитрия, которого мы видели, когда поднимались осенью по Ереме.
Ночью мороз опять окреп настолько, что об утреннем выезде и думать было нечего. Еще на сутки застряли в Хомакашово.
Двадцать пятого, невзирая на лютый мороз, двинулись в путь. За день нам предстояло отмахать 112 километров. Что это были за километры – вспоминать страшно. Холод пробирал до мозга костей! Все четверо поморозили лица. Я поморозился всех меньше, так как ехал, сидя на нарте спиной вперед.
Глава седьмая. Эпилог
Вот я и в другом мире! А где-то там, на Еремакане, на Среднем зимовье, спокойненько лежат в поленнице наколотые мной дрова, в тайге на заброшенных путиках в невозмутимом спокойствии стоят присыпанные снегом кулемки. Этим кулемкам уже никогда не суждено быть взведенными. Так и сгниют в недрах восточносибирской тайги! У каждого в этом мире своя судьба: у меня своя, а у них – своя. Пожалуй, всех дольше проживет на этом свете капкан-инвалид, который я оставил на дальнем путике за марью, не забыв, естественно, его разрядить. Жить он будет дольше всех, но жизнь его будет пустой и никчемной. За все свое существование в тайге он уже не поймает ни единого соболька. А может быть, ему этого и не надо?! Возможно, он их уже переловил так много и проработал так долго, что от длительного напряжения ослабла его пружина? Может быть, он очень рад тому обстоятельству, что его оставили доживать свой век в тайге, а не бросили в ящик с металлоломом? Кто знает! В этом деле все зависит только от личного восприятия жизненных обстоятельств. Жизнь и смерть – понятия относительные, при всей их очевидности. Вот так! Кому-то тайга без конца и без края, а кому-то небольшая улица от поворота до перекрестка. Каждому свое! Здравствуй, родина!
Русский охотничий журнал, сентябрь 2013 г.
