Отгремели раскаты весеннего грома, а вместе с ним и эхо выстрелов весенних охот. Для зверей и птиц наступило летнее затишье, время линьки, рождения и выкармливания подрастающего потомства. А для охотников – короткое межсезонье.
Кто-то спешит вывезти семью на морские курорты, кто-то – благоустроить дачные участки. Для охотпользователей же - это горячее время хозяйственной деятельности, от которой зависит качество будущих охот. Касается это не только охот на зверя, но и мероприятий по привлечению птицы. И, конечно, в первую очередь – пролётных водоплавающих птиц.
К сожалению, большинство разработок и рекомендаций по привлечению уток даётся для охотничьих хозяйств, расположенных вблизи крупных водоёмов с многочисленными мелководьями, заводями и лиманами. Но как быть тем, чьи хозяйства расположены в лесной зоне? Ведь утки являются одним из любимых объектов охоты для жителей средней полосы и в особенности многочисленных охотников крупных мегаполисов и сопредельных с ними территорий.
Работая долгое время директором одного из частных охотничьих хозяйств Тверской области, столкнулся с этой проблемой вплотную. Но, как мне кажется, мы решили её в полной мере, и длительное время наши угодья славились прекрасными утиными охотами. Конечно, главное условие для привлечения водоплавающих птиц – это наличие водоёмов. В лесной зоне Тверской области множество некрупных озёр в глубине сосновых боров. Где-то это торфяные озёра с топкими берегами, где-то – карстовые озёра ледникового происхождения. В Карелии такие водоёмы ещё называют «ладушки», здесь же просто болотными озёрами. Но из-за своих открытых топких берегов и довольно большой глубины они плохо подходят для привлечения уток. Лучший вариант – это старые овраги или бывшие торфяные карьеры с пологими берегами, затопленные водой.
В нашем хозяйстве было два совершенно разных водоёма. Большое торфяное озеро, которое когда-то удалось создать, запрудив ручей, с берегами, заросшими мелким кустарником, ольшаником и бурьяном, со сплавинами, заливчиками и мелководьями – идеальные условия для гнездования уток. Второй водоём скорее напоминал непроходимое болото, хотя был старым торфяным карьером с множеством глубоких канав и дамб, сильно заросших и недоступных для простого смертного. Условия вроде бы прекрасные, но утки не особенно жаловали их, хотя и гнездились в небольшом количестве.
В научной литературе много написано про привлечение водоплавающих с помощью дикого риса или рдеста. Но для наших сильно промерзающих водоёмов эти растения не подходили, да и процесс зарастания ими озёр довольно длительный. Хотелось радикальных мер и быстрых. В одной из книг исследователя Дальнего Востока Юрия Янковского он упоминает о привлечении пролётных птиц с помощью зерна, которое охотники рассыпали весной прямо на лёд лесных речек – притоков Амура, чем надолго задерживали пролётных гусей и уток в этих местах. Мы решили, что используемые в начале прошлого века способы можно опробовать и в наших условиях. Птицы-то не изменились, независимо от времени.
Начали мы с того, что стали рассыпать по мелководью вдоль берега овёс. Но из этого ничего не получилось: ветер и небольшое течение разносили зёрна овса по всему водоёму. Подумав, стали высыпать овёс вдоль береговой линии, чтобы утки могли выходить из воды на берег и собирать его прямо с земли. Однако тут своё право на зерно заявили кабаны. Они начисто съедали весь овёс, не оставляя ничего уткам. Мы оказались в лёгком замешательстве. И тут мне пришла идея сыпать в воду зёрна не овса, а уже шелушённой пшеницы. Зёрна пшеницы тяжёлые, тонут, значит, не будут разноситься по воде ветром, и, как оказалось, в воде их совершенно не обнаруживают кабаны. Зато утки быстро оценили новый способ прикормки, тем более что сыпали зерно мы в местах, наиболее привлекательных для птиц. Птицы стали не просто задерживаться на наших водоёмах весной, но и оставаться на них на всё лето.
Прикормкой мы занимались не так часто, как может показаться: высыпали по 4 мешка пшеницы 2 раза в неделю, с момента прилёта птиц на водоёмы весной и заканчивая началом гнездового периода. Утка, севшая на яйца, уже была привязана к нашим угодьям, и можно было её больше не прикармливать. Птицы стало много. Вставшие на крыло утки никуда не улетали, а держались в угодьях, перелетая между нашими двумя озёрами, расположенными на расстоянии пары километров друг от друга.
Если на мелководных карьерах засидок и шалашей можно было не строить, т. к. охотники прекрасно маскировались по берегам, прячась в многочисленных кустах, то на большом озере строились специальные платформы. Заниматься их строительством мы начинали сразу после того, как таял лёд и можно было передвигаться на лодках. Главное условие, которое учитывалось при строительстве, это удалённость всех платформ-шалашей друг от друга на значительное расстояние, с таким расчётом, чтобы охотники не мешали друг другу. С берега здесь охотиться было неудобно, поскольку птица предпочитала летать над открытой водой. Шалаши представляли собой деревянную платформу, закреплённую на четырёх столбах, вбитых в дно. Благодаря тому, что колебаний уровня воды на нашем озере не было, платформу мы располагали почти над самой водой. По её краям крепились вертикальные и горизонтальные жерди, между которыми в начале охотничьего сезона вставлялись ветки кустов для маскировки охотника. На платформе вдоль одной из стенок была установлена небольшая скамеечка для отдыха и вещей стрелка.
На открытие осенней охоты по перу охотникам, выезжающим на первую зорю, мы выдавали садовые секаторы, чтобы они могли подравнять ветки шалаша по своему росту. В дальнейшем были, конечно, нарекания от тех, кто приезжал на последующие охоты, что шалаш слегка открыт, но в большинстве случаев все оставались довольны. Не обходилось и без казусов.
Хозяйство было частное и, как правило, лишние люди сюда не приезжали. Но как-то раз приехал совершенно незнакомый охотник. Отказывать ему не стали, тем более что выглядел он вполне прилично, в компании не конфликтовал, не выпивал, а свободные места на базе как раз оставались. Рано утром, когда егеря развезли на лодках всех стрелков по шалашам, озеро вдруг стал оглашать совершенно нечеловеческий крик, который постепенно становился тише. С трудом удалось разобрать, что кто-то завет на помощь. Было странно. Егеря прыгнули в лодку и поплыли на звук, который еле доносился от одного из шалашей. Каково же было их изумление, когда охотника в шалаше они не обнаружили.
Ружьё стоит, вещи лежат, а человека нет. Что случилось? Куда он делся? В какой-то момент даже успели испугаться. Стали не спеша оплывать шалаш и, о счастье, за его противоположной стенкой обнаружили торчащую из воды голову мертвецки пьяного охотника. С трудом затащили в лодку уже сильно замёрзшего в сентябрьской водичке горе-стрелка и повезли на базу. Но когда он успел так опьянеть? Ведь в шалаш его привезли совершенно трезвого всего 20 минут назад? Оказалось, что он прихватил с собой бутылку водки и, как только оказался на платформе, решил скоротать время и выпил её целиком. После этого подумал, что больше не хочет охотиться, и пошёл домой… Но, шагнув из шалаша в темноту ночи, оказался в воде. Хорошо ещё, что хватило сил докричаться до не успевших уехать обратно на базу егерей.
Давая возможность всем уткам встать на крыло и окрепнуть, охоту мы открывали только в начале сентября и продолжали охотиться до самого ледостава. Хотя местную утку разгоняли, как правило, в первые несколько недель. Тем не менее даже в октябре никто из охотников без добычи не уезжал, а на открытие сезона на команду из 5–6 охотников добывалось более 100 уток.
Всё это обилие закончилось, когда было решено «облагородить» наши водоёмы, придав им более культурный вид. Для этого были вырублены многочисленные кусты, которыми заросли берега озера. Выглядеть всё стало очень даже красиво и цивилизовано: не озёра, а картинка. Вот только уток стало значительно меньше, ведь именно в этих зарослях они строили свои гнёзда, откладывали яйца и выводили потомство. И никакое зерно больше их не смогло привлечь.
Русский охотничий журнал, июль 2018 г.
