«Са-а-ашаааа... Подъе-е-еем!...» – доносится издалека еле слышно. Но и этих негромких звуков было достаточно, чтобы мой сладкий предутренний сон дрогнул, пошел трещинками и стал беззвучно распадаться на куски.
«Ну ты встаешь?!» – уже вполне земной, немного охрипший с утра голос приятеля продолжал пытать меня через тонкий полог палатки. В ответ, обозначив свое пробуждение нечленораздельными звуками и вздрагивая от падающих с потолка холодных капель конденсата, я одеваюсь, выползаю наружу и оглядываюсь.
Наш охотничий лагерь на берегу северного озера уже не спит. Кто-то режет бутерброды, кто-то умывается на берегу или, сидя за столом, проверяет оружие и еще раз перебирает патронташ. Говорят все негромко – остающийся в лагере очередной дежурный сладко спит в своей палатке, а народ у нас деликатный. И вообще – не хочется нарушать утреннюю тишину неуместным, резким звуком. А утро, надо сказать, занимается прохладное, с ветерком. Непростое утро для боровой охоты, ради которой мы с друзьями и ездим каждый год в осеннюю вологодскую тайгу.
Еще накануне я решил сегодняшнюю свою охоту целиком посвятить рябчику. Только ему, не отвлекаясь ни на тетеревов, распевшихся на болотах, ни на глухаря, клюющего мелкие камешки на песчаных дорожках. Все-таки странная птица – этот рябчик. Капризная. Сегодня летит бесстрашно, стоит только поманить, а назавтра стыдливо засядет в крепи, и никаким калачом не выманишь его под выстрел. То прямо соловьем заливается, выдавая трель за трелью, а то, словно обидевшись на все и всех, молчит сердито – только с ветки на ветку перепархивает. То наладится резать круги вокруг охотника, беззвучно планируя между деревьями, а то идет пешком, напрямик, загребая лапами сухую опавшую листву и гремя ею на весь лес. Но этим непостоянством он и интересен, наш русский лесной петушок, плотно и незаметно населяющий леса и рощи.
В лагерь уже пришло полное утро – огненные стрелы от показавшегося над дальним лесом солнца пролетели над озером, ударили в наш берег и зажгли его ярким светом. Глазам открылась водная гладь, еще плотно укутанная по краям ночным туманом. Но поднявшийся утренний ветерок игривой собачонкой принялся трепать эту подушку тумана, отрывал от нее целые куски и гнал по воде, завивая в причудливые фигуры. Эти призрачные клочья – химеры в розовых развевающихся одеждах – неслись, едва касаясь ножками водного зеркала, кружились в вальсе и исчезали в дальнем конце залива, пропадая в чащобе прибрежного ельника.
Пора было трогаться, и вскоре я, захватив одного из наших охотников, уже выезжал на лесовозный грейдер. Через некоторое время тормозим около широкой просеки, обросшей кустарником, с тракторным зимником посередине. Приятель вышел, махнул мне рукой и отправился по нему к дальнему лесному озеру. Туда-обратно верных три десятка километров, но у друга ноги легкие – ему дальние дороги в удовольствие. А на забытой тропе в тайге чего только за день не увидишь! Вот вернется он и расскажет за столом.
Вскоре и я сворачиваю с грейдера на старую, заброшенную дорожку, по которой еду еще несколько километров, задевая свисающие ветки кустарника и пристально вглядываясь в новый, незнакомый рельеф дорожного полотна. На невысокой гряде я наконец останавливаюсь. Здесь в сторону от дороги отходит старая, полусгнившая лежневка. Она петляет по лесным вырубкам, заросшим березняком, проходит над широким моховым болотом и неспешно ведет дальше – километрами через перелески и лесные боровые острова. Идеальный маршрут, чтобы побродить, поманить рябчика – никуда не торопясь, вдумчиво и терпеливо.
Утро совсем разошлось – солнце высоко поднялось над ельником, осветив все вокруг по-осеннему прохладными лучами. Туман совсем рассеялся, и небо над головой голубое и чистое, только редкие клочья холодных облаков несутся по нему. Крепнущий ветерок резво гонит их на запад. В какой-то момент ветер устало никнет, жмется к земле, идет волной по мелколесью, гуляет в вершинках молодых березок, ласково разбирая и расчесывая их золотые, поредевшие к осени пряди. Березки гнутся и стонут в приступе истомы, подчиняясь властной холодной руке. Наигравшись вволю, ветер снова взмывает вверх, вновь разгоняя сбившиеся в кучу облака, и гонит их все дальше – дальше за горизонт – с глаз долой.
Я неспешно иду по почти ушедшим в землю старым, полусгнившим бревнам забытой дороги. Хороша она тем, что идти по ней легко и не шумно. Правда, приходится посматривать под ноги, чтобы не провалиться невзначай в щель между трухлявыми стволами. Сейчас дороги в тайге предпочитают отсыпать песком из местных карьеров, но раньше основными путями для вывоза леса служили лежневки – дороги, выложенные длинными бревнами. Эти бревна скрепляли проволокой по три штуки вместе и укладывали продольно двумя колеями под размер грузовика. Клали их на деревянное же основание, сделанное из сырого кругляка, брошенного поперек дороги в таежное болото. Водителям лесовозов требовалось недюжинное умение, чтобы провести тяжелую машину, загруженную длинномером, по двум нешироким бревенчатым «рельсам». Малейшая неточность – машина соскакивала колесом вниз, и нужно было изрядно постараться вернуть ее на дорогу. Лежневки тянулись до большака из дальних кварталов на многие километры. В конце их и в местах развилок настилались широкие бревенчатые площадки, позволяющие разъехаться встречным лесовозам или развернуться в обратный путь.
Время шло. Лес вырубили. Лежневки стали никому не нужны – так и лежат они, забытые, по вырубкам с молодым березняком, зарастая травой и кустарником, постепенно рассыпаясь и уходя в таежную землю. Зато по весне, возвращаясь с глухариного тока, можно загрузить свой рюкзак молодыми ядреными строчками, которые любят расти на подгнивших остатках деревянной дороги. Тогда в лагере в обед пахнет жареными грибами, что особенно приятно на фоне тающего вокруг весеннего снега.
На осенней охоте я тоже любил ходить по старым деревянным дорогам. Они не спеша вели меня через непролазные заросли к потаенным тетеревиным токам и кормовым местам. При этом относительная приподнятость дороги позволяла хорошо видеть взлетевшую птицу, а бесшумность ходьбы по бревнам давала возможность подбираться к дичи почти вплотную.
Ружье лежит на руках. Я иду не спеша, останавливаюсь в перспективных местах и свищу в манок. Скоро впереди открылась небольшая уютная полянка. Очень хорошая полянка. Заманчивая… Здесь от основной дорожки вправо уходила короткая ветка, почти не видимая в зарослях рябины и кустарников. Место явно рябушиное.
Осмотревшись, не спеша присел на крайнее бревно помоста, спустил ноги на мох и начал посвистывать манком: «Ти-и-и-и-ииии, ти-и-и-и-ииии,.. Ти! Ти! Ти!» или, как мы придумали с ребятами вариант: «А-а-а-а-аааа… Ты-ы-ы-ыыыы… Кто такой?!» После нескольких «куплетов» я наконец услышал ответную неуверенную пока трель рябчика. Птица пряталась в кустах напротив меня. Сейчас главное не спешить, не спугнуть петушка своей излишней агрессивностью. Но рябчик еще раз ответил мне и смолк. Наступила тишина.
Прошло минут двадцать – я сидел неподвижно, манил на разные лады и в разном темпе – все было напрасно! Рябчик не отвечал. Не было слышно и мягких звуков его перепархивания. Эти звуки, будучи признаком возбуждения птицы, верно выдают ее присутствие в лесу. Тишина была вокруг, но все равно – меня не покидало чувство близкого присутствия птицы. Сейчас надо быть особенно осторожным – рябчик боится резких движений. Он спокоен, когда охотник передвигается плавно, мягко, когда руки его движутся, словно клонящиеся под ветром ветки дерева, когда присутствие человека в лесу не выбивается из общего лесного хоровода.
Хотя, конечно, бывают исключения. Я до сих пор с улыбкой вспоминаю, как сидели мы с другом в лодке у лесного берега озера, ловили окуней и между делом я высвистел из чащи местного рябчика. Этот тип азартно откликался на мои трели, бесстрашно расхаживая в ветвях сухой сосны, стоявшей в десятке метров от нас. Близость людей его совершенно не пугала. Нахальство и бесстрашие «робкой» птички дошли до того, что, когда я в отчаянии стал высвистывать манком «Спа-а-арта-а-аак – чем-пи-он! Спа-а-арта-аак – чем-пи-он!!!» – рябчик все равно не улетал и отвечал мне своей обычной песенкой. Так продолжалось с полчаса, после чего петушку все это надоело: он зевнул и не спеша скрылся в глубине ельника. Вот и скажи теперь, что рябчик пугливая птица!
Ну, это все воспоминания, а сейчас, потянувшись за очередной сигаретой, я вдруг обратил внимание на какой-то посторонний предмет, появившийся на другом конце бревна, метрах в десяти от меня. Видно было плохо, мешала высокая трава между нами. Я пристально вглядывался некоторое время, но темный силуэт не шевелился и все больше своими очертаниями напоминал мне небольшой пенек на краю помоста.
«Фу ты! Померещилось!» – отвел я взгляд, закурил и продолжил манить рябчика, теряя, правда, последнее терпение. И тут, еще раз скосив глаза на подозрительный «пенек», я вдруг явственно заметил, как он шевельнулся и немного передвинулся в мою сторону! Это был ряб! Он, оказывается, давно уже вышел пешочком из кустов, уселся рядышком на бревно и все это время терпеливо и с любопытством рассматривал меня. Медленно поднимаю двустволку, поворачивая ее в сторону рябчика. Чтобы не разбить птицу, беру немного выше, целясь в голову. Выстрел – и я бросаюсь в сторону сидевшей птицы. Ура! Вот и он – красивый упитанный петушок с тонкими красными бровками и черным пятнышком на горле. Бит чисто. Заряд прошел верхом – только несколько дробинок «зацепили» рябчика. Но и этого оказалось вполне достаточно. Бережно уложив добычу в рюкзак и перезарядив ружье, отправляюсь дальше. Пройдя больше километра и постояв немного над красивым широким болотом, разделенным сосновой грядой на два залива, выхожу на большуюбревенчатую площадку.
Когда-то, лет десять-пятнадцать назад, на этом месте грузились лесовозы, разворачивались и ползли потихоньку наверх, к основной дороге, вывозя к узкоколейке плети строевого леса. Сейчас, правда, ничего здесь не напоминало о прежней бурной деятельности человека – только старая помятая цистерна из-под солярки инопланетным телом торчала из кустов. Люди ушли, забрав с собой почти весь лес, но тайга все равно упрямо возвращалась и восстанавливала все порушенное нерачительными и жадными до перевыполнения плана лесорубами.
Площадка уже начала уходить в землю, проросла травой, побегами молодых березок, а теневой, влажный край платформы плотно затянуло выползшим из леса моховым покрывалом. И, о чудо – эту красивую ярко-зеленую полянку уже заняли десятки недавно народившихся миниатюрных пушистых елочек, которые стройными рядами расчертили зеленое моховое сукно – очаровательные, как маленькие дети, такие же правильные в своей нетронутости и точености силуэтов. Полюбовавшись немного открывшейся картиной, я поднял глаза и осмотрелся. Сразу за площадкой с миниатюрным ельником начинался нетронутый еловый остров – уже настоящий, без обмана. Место перспективное – надо присесть и поманить подольше.
Рюкзачок сброшен, расстегнутый ворот выпускает жар от ходьбы. Устроившись на обращенном к лесу краю помоста, я свистнул раз, через минуту – второй, и тут же из леса донеслось ответное пение петушка. Так же как и в первом случае, певец, обозначив себя единственной руладой, замолчал. Я продолжал манить, в этот раз уже с большей уверенностью в конечном успехе. Как уже говорил, такое случается у рябчиков – приходит день, когда они наотрез отказываются петь и лететь на звук манка. Но любопытство все-таки пересиливает, и они начинают подбираться к чужаку пешком. Молча. Видимо, сегодня именно такой день. Раз так, то я упрямо продолжаю выманивать своего противника из леса, не отрывая взгляда от моховых подушек на краю ельника. Почему-то мне кажется, что именно туда должен выйти лесной петушок.
Что-то мелькнуло за еловой лапой, прикрывавшей брусничную кочку. Я насторожился. Еще мгновение – и на сцену чертиком из табакерки выскочил он – рябчик, собственной персоной! Именно там, где я предполагал! Он вынырнул из-под ветки и замер, вертя головой и пытаясь определить, откуда доносились эти подозрительные, чужие звуки. Выстрел – и петушок мягко лег на мох, оставив в воздухе несколько мелких выбитых дробинкой перышек. Они медленно поплыли по ветру и, как утренний туман на озере, исчезли в темнеющем ельнике. Второй рябчик в рюкзаке – надо идти дальше.
Моя лежневка ведет меня вдоль опушки. Не спеша продвигаясь вперед, периодически свищу манком, провоцируя притаившихся недалеко от дороги рябчиков. Но лес молчит, и я снова возвращаюсь к проверенной тактике: выбираю подходящее место, усаживаюсь и начинаю манить, ожидая, когда бравый петушок сам пешком придет ко мне. Да! Такой сегодня день – день рябчиков-пешеходов! Ну вот! Что я говорил?! Еще один рябчик показался в молодом березнике на краю вырубки. Мелькает за тонкими стволиками, останавливается, осматривается и идет дальше. На его пути старый пенек, покрытый зеленым мхом. Уж его-то рябчик не минует – с него так удобно оглядеться вокруг. И точно – вспорхнул и застыл неподвижно, сидя на самом виду. Чеканно застыл! Здесь уж невозможно промахнуться! И третий «пешеход» вскоре перекочевал в рюкзак.
Дальше идти уже не хочется. Я сижу на краю лежневки. Рюкзак открыт. Ладонью оглаживаю сегодняшнюю добычу, перекладываю поудобнее красавцев-рябчиков. Потом закуриваю, с наслаждением пропуская дым в легкие. Голова кружится немного… Азарт охотничий стих, и хочется просто откинуться на теплые бревна, лечь спиной на мягкий зеленый мох и смотреть в небо, огороженное копьями елей, и провожать глазами клочья облаков, продолжающих резво лететь на запад. Да-да! Я помню! Это к заморозку!
Роюсь в дальнем кармане и в первый раз достаю свои часы. День-то, оказывается, уже давно перевалил за полдень. Пора собираться в обратный путь, к машине: в три часа в лагере ждет обед, а у нас не принято опаздывать к столу. Нехотя поднимаюсь. Еще раз обвожу глазами красивую вырубку, лесной остров, надеваю потяжелевший рюкзачок и спрыгиваю с высокой лежневки на мох. Сокращая обратный путь, иду к машине напрямик через вырубки. Глаза по привычке ощупывают следы на земле и на подсохших лужах, обыскивают разбросанные по вырубкам вековые осины, не тронутые лесорубами. Уши реагируют на любой звук вокруг. Но это все на «автопилоте» – голова занята другим: я уже начинаю вспоминать сегодняшнюю охоту как событие, отошедшее в анналы, пытаюсь анализировать и чувствую, как понемногу в уме начинает собираться рассказ для друзей-охотников – рассказ о рябчиках-пешеходах.
Самое главное – за всем этим не забыть на обратном пути подобрать приятеля. По времени ему тоже уже пора возвращаться из своего похода к лесным озерам. Интересно, какие рассказы он собрал в лесу….
Русский охотничий журнал, октябрь 2015 г.
