Машина не спеша ползет по протаявшей весенней дороге между островками нетронутой северной вологодской тайги, преодолевает полноводные весенние ручьи, переваливается по дровяному крошеву на свежих лесных вырубках. Мы с Володей едем на глухариный ток – первый настоящий весенний ток в нашей жизни.
О нем накануне нам рассказал Гоша – наш приятель, отчаянный охотник и рыбак. Еще немного – и «Лада», преодолев последние метры ухабистой дороги, останавливается на краю «квартала» со следами свежей порубки. В дальнем конце его стеной стоит чужой, уже карельский лес. Все! Дальше дороги нет. Дальше – только пешком.
Идем в дальний край вырубки, а там болото, усыпанное рубиновыми каплями перезимовавшей клюквы, широко открылось перед нами, дыша свежим и пряным северным запахом. Лежащая поперек дороги старая гать подгнила и кое-где рассыпалась, обнажив окна темно-коричневой воды. Аккуратно перебираемся по неверным стволикам и, прежде чем шагнуть, прощупываем их на прочность ногой.
Миновав болото и следующий за ним ельник, выходим к небольшому таежному озерцу, окруженному со всех сторон светлым сосновым бором, и через пару сотен метров уже в густых сумерках на опушке леса находим свежее кострище – Гоша был здесь два дня назад. Заготовленные приятелем три толстых сосновых бревна сложены друг на друга, в центр береста, сухой лапник, спичка… и вот побежал по веткам тихий огонек. Еще немного и костер разгорелся, язычки пламени окрепли и разбежались по щелям между бревнами.
Только сейчас мы понимаем, что страшно проголодались, и жадно набрасываемся на еду. Проходит немного времени, и, улегшись на лапник по обе стороны огня, мы уже неспешно потягиваем крепкий горячий чай и лениво обмениваемся какими-то фразами. Нодья дышит жаром – я кручусь, как шашлык на мангале, постепенно прогревая еловую подстилку под собой. Тихо, совсем тихо в лесу. Негаснущая голубая заря тихо ползет к востоку, вальдшнепы и бекасы взяли тайм-аут и кормятся где-то на лужах, компания тетеревов, наконец, угомонилась, и не слышно больше журавлей на соседнем болоте. Чай допит, разговор стихает…
Я лежу, закрыв глаза, в полудреме. Думаю об утренней охоте, о весне, о тайге и, конечно, вспоминаю о лешем, или о «хозяине», весьма уважаемом местными охотниками персонаже. Мысли эти как-то сами вдруг сложились в плавный и складный монолог, обращенный к хозяину здешних мест. Вскоре пришло ощущение, что мои слова не уходят в пустоту, а находят своего адресата. Чтобы проверить это, я мысленно попросил его дать мне какой-нибудь знак. И тут же, повторяю – тут же в безмолвном лесу раздался резкий пронзительный вскрик, не похожий ни на один знакомый мне дотоле лесной звук! Это было так неожиданно и так совпало по времени, что я, сдерживая сердцебиение, улыбнулся и понял: меня услышали!
Продолжая свой монолог, я рассказывал «хозяину» о том, что мы с другом сегодня впервые пришли на ток, рассказывал о любви к вологодской северной тайге и еще о многом. Винился за все, сделанное в лесу не по укладу, не по «правилам», объясняя это не злым умыслом, а неведением, незнанием. Напоследок попросил удачной охоты и легкой дороги себе и Володе…
Потом, уткнувшись лицом в воротник, я думал, как бы проверить, услышан я или нет? Так получилось, что мое место располагалось с дымной стороны костра, и едкий дым лез в глаза, высекая слезы. Это порядком надоело, и в качестве доказательства состоявшегося «контакта» я попросил хозяина убрать его. И что ж – не прошло и минуты, как мне стало легко дышать – дым ушел в другую сторону и больше не возвращался до самого подъема. Меня услышали! Поняли!
Едва услышав первое, еще сонное бормотание утреннего тетерева, мы с Володей как по команде вскочили и стали собираться, немного вздрагивая от легкого морозца. В лесу темно, идти надо осторожно, скорее угадывая, чем видя препятствия на тропе и стараясь не угодить лицом под меткую ветку. Как опаздывающие к началу концерта зрители торопимся к центру болота. Первый вальдшнеп подал голос, пролетев вдоль опушки леса, тетеревиное бормотание на соседней вырубке все яростнее, злее, но глухари пока молчат. Слава богу – успели! Вздорная и крикливая, страдающая весенней бессонницей глухарка, пролетев над нашими головами, обрушилась на ель на краю болота. Долго успокаивалась в ветвях и недовольно квохтала себе под нос. Лесной театр замер в ожидании главного солиста!
Первые нотки глухариного соло я не услышал, а скорее, ощутил на каком-то подсознательном уровне. А через несколько секунд звук достиг меня: звонкий, сухой, еще не быстрый! «Тэк... Тэк!.. Тэк!..» – словно прислушиваясь к своему голосу, ронял нотки глухарь. Пауза. Осторожная птица еще не доверяла собравшейся в лесу публике, еще боялась, что пение ее не будет оценено должным образом. И снова: «Тэк!» «Тэк!»… Птица постепенно распевалась. Темп первого проверочного куплета понемногу рос, и вот, почти слившись в короткую пулеметную очередь, тэканье вдруг резко оборвалось, а в лесу раздались звуки скрежещущих ножей! Я мысленно представил себе, как в этот самый момент напряглись полураскрытые мощные крылья птицы, как хвост замер роскошным, широко раскрытым веером! Глухарь на ветке запрокинул к небу гордую голову и затряс бородой в экстазе, выбрасывая из сведенного судорогой горла неповторимые звуки своей весенней брачной песни. Все вложив в этот короткий куплет, в финальную часть своей арии, он упивался своими тремя секундами апофеоза, не желая ничего слышать и видеть вокруг.
Петух замолчал. Некоторое время он прислушивался, пытаясь оценить реакцию скрытых темнотой зрителей. Лес, потрясенный, тоже молчал. И только та самая суетливая глухарка неловко вскрикнула что-то совсем уж непонятное и тут же оборвала себя на полуслове, как неловкий зритель, по неопытности крикнувший «Браво!» в не положенном по театральному кодексу месте. Но для солиста и такого неуклюжего звука было достаточно. В конце концов, именно ради этой зрительницы и был затеян весь шикарный весенний спектакль! Отбросив все сомнения, глухарь пошел на «бис»: снова воздух наполнился сухими щелчками, темп рос, и вновь песня в финале рассыпалась по лесу звуками пляшущих гремящих ножей!
Пение первого глухаря пробудило лес: с разных сторон – с болота, из ельника, близко к нам и подальше – зазвучали наперебой песни других, припозднившихся солистов. Всем хотелось получить свой кусочек славы и признания у скромных зрительниц с неловкими манерами.
С трудом стряхнув с себя очарование глухариных песен, мы с другом вспомнили про охоту и, выбрав из нескольких поющих неподалеку глухарей по одному, разошлись по сторонам. Вот она – моя первая тропа к глухарю, первые «подскоки» под весеннюю песню непредсказуемого солиста. Эта тропа приводит меня на опушку елового бора. Птица где-то совсем рядом, слышно даже сипение от выдыхаемого воздуха. Долго высматриваю глухаря в густых еловых лапах. Да вот же он – сидит, как и положено, на суку метрах в десяти над землей. Поднимаю ружье, стараюсь успокоить прыгающее в горле сердце, накрываю темный силуэт стволами, пауза… финальное колено песни… выстрел! Сквозь грохот до моих ушей доносится звук ломающихся веток и слышится удар тяжелого тела о землю. Не чуя под собой ног, бросаюсь вперед. Вот и глухарь – огромный, красивый – лежит неподвижно на снегу в осыпи иголок. Бережно поднимаю его с земли – руки ходят ходуном, адреналин, наверное, зашкаливает. Глажу, осматриваю. Бит чисто. Это хорошо! Это – правильно!! Мой ПЕРВЫЙ ТОКОВОЙ ГЛУХАРЬ!!!
Я еще любовался лесным великаном, когда в лесу грохнул выстрел. Это Володя! Не успел я толком порадоваться успеху товарища, как метрах в ста от меня, сразу за ручьем, тяжелая птица пробила крону деревьев и врезалась в мох. Сомнений не было – это был Вовкин глухарь. Подраненный, он сумел улететь с болота и силы оставили его только в лесу. Первая моя мысль – идти искать упавшую птицу. Но в лесу было еще очень темно, и, решив подождать рассвета, я вышел на опушку: станет светло, и мы вдвоем с приятелем прочешем место падения глухаря. Лес в этом месте чистый, без подлеска: не иголка – найдем!
Из лесу опять донесся выстрел, немного в стороне и ближе. Через пару минут раздался еще один. Вскоре из лесу показался приятель, держа в каждой руке по большому глухарю. Лицо его светилось от радости и восторга.
– Не понял! – сказал я. – Сколько глухарей ты взял? Трех?!
– Почему трех? Двух! – ответил Вова.
– Тогда кто там лежит? – спросил я, указав в лес за ручьем и рассказав о падении глухаря.
– Не знаю! – пожал плечами Володя.
И рассказал мне, что, действительно, первый глухарь, по которому он стрелял, от него улетел. Расстроившись от обидного промаха, Вова пошел дальше, подбираясь к следующей птице. После выстрела глухарь рухнул на землю. Обрадовавшись, он бросился к елкам и… никого там не обнаружил! В панике стал бегать вокруг, проклиная все на свете, и вдруг заметил глухаря, удирающего в мелкий подлесок. Еще один выстрел окончательно остановил непокорную птицу. «А вот тут-то самый фокус и есть!» – загадочно произнес Володя.
Подойдя к неподвижной птице, он наклонился поднять ее и вдруг рядом – буквально в метре – увидел второго глухаря, лежащего на земле без признаков жизни. Он так и поднял их обеими руками, так и вышел ко мне на опушку, изумленный.
– Где точно это было? – спросил я.
– Там! – Володя указал в лес.
– Но твой первый подранок упал ТАМ!!! – я показал рукой в другое место. – Я же сам слышал!
Загадка требовала ответа, и мы бросились прочесывать лес в указанном мною месте. Обыскали все – пусто! Вернувшись через полчаса на опушку, мы стояли в задумчивости, не зная, как разгадать этот лесной кроссворд. И тут я обратил внимание на то, что ноги у одного из Володиных глухарей сухие и светлые. И это понятно – ведь добыли его на прогретой опушке, где он бегал по подушкам подсохшего мха. Зато у второго глухаря ноги были мокрыми и холодными.
«Вот и объяснение!» – подранок действительно упал в лесу там, куда я показывал. Но у него хватило сил перебраться через забитый слежавшимся снегом ручей, где он и намочил лапы, и выйти к опушке леса. Там силы оставили его, и он дошел на моховом черничнике. Совершенно удивительным образом второй добытый Володей глухарь окончил свою жизнь там же. Именно в этом месте – бок о бок с таким же лесным красавцем. Загадка разрешилась…
В светлеющем утреннем лесу продолжали щелкать и скиркать глухари – слышно было около десятка. Не в силах сразу уйти из заповедных мест, мы занялись устройством небольшого костерка – прямо тут, на опушке поющего леса. Потом долго сидели с приятелем на поваленном дереве, любовались лежащими на мху глухарями и слушали страстные песни лесных великанов. Пили крепкий чай, курили, а за нашими спинами потихоньку занималась заря. Ночной спектакль подошел к финалу, и в зале включали свет. Сначала загорелись розовым вершинки елок, потом свет медленно пополз вниз, и лесной занавес на глазах стал менять свой цвет. Вот, наконец, розовый водопад достиг корней деревьев, и в наши спины ударили горячие лучи небесных софитов. Черные четкие тени покидающих театр зрителей возникли на освещенном лапнике. Ночная феерия закончилась!
Солнце поднялось высоко над лесом. Мы с Володей не спеша бредем по протаявшей вырубке. Из потяжелевших рюкзаков победно торчат хвосты глухарей. По дороге я рассказываю Володе о моем ночном общении с лешим, описываю подробно и красочно…
– Слушай, – приятель остановился. На лицо его упала улыбка. – А ведь все так и сложилось, как ты его просил: охота удалась на загляденье, с дороги мы не сбились и в болоте не застряли!
– И самое главное, – чуть помолчав, добавил он, – теперь мне понятно, кто указал путь моему глухарю-бегунку! Кто перенес его через ручей и кто уложил его мне под руку!
– Точно! – закивал я, тоже улыбаясь во весь рот и вспоминая ночные крики в лесу, послушный дым костра и, конечно, свои абсолютно реальные ощущения соприкосновения с чем-то мистичным и загадочным. – Ты прав! Ты прав…
Мы поправили поудобнее рюкзаки за плечами, обвели задумчивым взглядом окруживший нас солнечный лес и тронулись дальше. До машины еще идти и идти…
Русский охотничий журнал, апрель 2015 г.
