Из заснувшей деревни вышли в 10 вечера. Зато днём я хорошо выспался. Так советовал мой старый товарищ, опытный верховажский охотник Николай Кинщик.
Раньше он работал в колхозе-миллионере механизатором, а потом крутил в клубе кино, оттого и получил соответствующее прозвание. Фамилия у него Лысков. Но по фамилии его найти трудно: Лысковых в районе каждый третий взрослый житель. Думаешь себе: когда-то у всех местных был один папа, или крестьяне принадлежали одному помещику.
По нашему плану идти километров 6–7: сначала по заброшенной дороге, а потом лесной чащей. Места в Вологодской области «плодовитые» – лосиные, волчьи, заячьи. А мы идём на глухаря. Смутно вижу спину впереди шагающего товарища. Мне так хочется о многом его расспросить. Но он молчит. Понимаю, что надо именно так. Токовище знает в этих местах только он. Приходится слушаться. Считаю шаги от нечего делать, чтобы не зевать – бреду, ощупывая, как слепец, ногами почву и прислушиваясь к чавкающим шагам впереди.
Это не первая моя глухариная охота. Но первая с опытным наставником. Глухаря можно встретить здесь в неожиданных местах, будто бы все глухари страны и ближнего зарубежья решили враз жить в Верховажье. По лесной дороге идёшь в компании «на волка», проходишь заброшенный покосившийся сарай, за ним полусгнивший стог и р-р-раз… в трёх метрах с неимоверным шумом почти на тебя с земли взлетает огромная птица. Сначала даже не поймёшь, что птица: кажется, чёрный слон с крыльями. И за одну секунду тяжело на подъёме уходит в сторону, как большой нагруженный транспорт, оставляя по себе неоднозначную память. Воздух вдруг запахнет серой, а в голове кто-то говорит тебе: наваждение или явь? Но колени трясутся, и чуешь, что всё-таки не сон. Пока снимешь с предохранителя, прицелишься, драгоценное время упущено. Глухарь, или большой петух (а тут не только Кинщику, но и всем местным дают прозвища), отомстил по-своему. Ты его разбудил внезапно, а он тебя испугал вдруг.
Не раз и в компании охотников, и в одиночку встречался с петухом в подобной ситуации. Их тут много, даже на гербе района: на зелёном поле, символизирующем леса, красуется глухарь с распушённым хвостом. Большая птица и ночует, бывает, на земле, а твоя верная собака, бывает, спугнёт её. И тут уж не зевай – бей влёт. Бывало такое. Но токовать или заводить концерты глухари поднимаются повыше, на ветки.
Примерно через час среднего хода по лесной дороге с едва различимыми колеями, когда-то соединяющей деревню Боровичиху с районным центром, селом Верховажьем, Кинщик останавливается и вполголоса говорит, показывая на удачно свалившиеся стволы в стороне: тут заночуем. Но что такое ночёвка в сыром лесу? Собрали еловых веток, постелили «полы», навес, сделали подобие шалаша. Костёр. На всё ушло больше часа. Засыпал я неохотно, в предвкушении охотничьей удачи, о которой было много разговоров.
Кинщик разбудил меня, когда ночь побледнела и по земле стелился туман, ростом по голень. Смотришь на кроны высоких сосен, раскачивающихся в вышине, и слышишь скрип: кажется, что деревья вот-вот упадут. Но когда встаёшь у большого дерева, кладёшь руку на ствол на уровне своего роста, понимаешь, что лес очень сильный. И одно такое дерево может сохранять в своей кроне не одного глухаря. И вместе с ним само к твоим ногам никак не свалится.
Выпили горячего кофе, застегнули амуницию и пошли рядом – молчать. Пройдём десять метров и останавливаемся. Стоим, зябнем и подслушиваем тайны леса. В ночном лесу расслышать поющего глухаря случается нередко. Сложность в том, что даже в относительно безветренную погоду из-за темноты, из-за особенностей распространения звуков среди высоких и плотно растущих деревьев охотник не может в точности определить место, где токует глухарь. Кажется – рядом, а бывает, что до птицы приходится пройти не десять и двадцать, а две сотни и более шагов. Так на песню глухаря и идём. А если песни нет? То стой и внимательно слушай. Жди. «Важно иметь в таком деле хороший слух, – говорит мне опытный верховажский охотник Кинщик. И после паузы добавляет: – И одеться надо было потеплее, а то я не глухаря слушаю, а то, как твои зубы стучат. Ты сам как глухарь». Я засовестился, подышал на ладони и снова спрятал их в перчатки.
Но опытный охотник прав. И вправду я не слышу ничего, а Кинщик первый учуял едва различимые, странные и казавшиеся случайными звуки, как будто вдали напильником по рельсу водили. Различил и я. Уже после того, как Кинщик увлёк меня за собой движением руки и своими перебежками. Договорились так: он двигается, и я – одновременно. Так сделали мы несколько перемещений, и показалось, что миновали аж километр по лесу. Звуки медленно приближались. Вдруг Коля Кинщик рванулся в сторону, ничего не объяснив мне, и через пять секунд полностью растворился во мгле ночного леса. Мне стало не по себе. Куда стрелять? Когда стрелять? Главное, что было ясно, и это успокаивало, что стрелять всё-таки придётся, и стрелять – вверх. Я осмотрелся. Металлический скрежет, или как он мне показался, продолжился где-то рядом. Cверху. Но где?
Я остался один. И решил стрелять по наитию – на движение вверху. Ладони мои вспотели. Время замедлило свой ход, всё остановилось. Я отщёлкнул предохранитель. Но это ещё было только прелюдией к охоте. На встречу с глухарём пришлось идти дальше и ждать ещё десяток минут. Cосновый бор имеет знаменитую особенность: густые кроны сосен не пропускают к земле свет. На пути попадаются редкие осины или ольхи (в темноте непонятно), их листья умывают моё лицо предутренней влагой. Только так я определяю их. Кусты встречаются ещё реже. А вот кочки, ямы средней глубины постоянно держат в тонусе: то нога пропадает куда-то вниз, вызывая на память ощущения воздушной ямы при полёте в «кукурузнике», то, наоборот, натыкается на препятствие- возвышение, приходится перешагивать. Фонарём-то не посветишь. И так идём. Едва ли быстро. Сами, как глухари, оглушены лесными звуками. На ногах непромокаемые кожаные бахилы с застёжками пониже колена. Если бы не они, ноги промокли бы сразу. Предательски чавкают мокрые сучья. Громко. Ещё громче слышу собственный пульс. И от этого звука не могу отделаться. Интересно, что чувствует в такие моменты глухарь?
Чтобы понять это, надо вспомнить биологию. Кривой и твёрдый клюв взрослой птицы помогает ей издавать своеобразные звуки, напоминающие скрежет зубами при плотно сжатых челюстях. Гортань и клюв представляют собой весьма интересную систему усилителя звуков. Бывает, такой резонанс и у человека в экстазе случается, но тише. В том смысле, что не на весь лес слышно. А глухарь в вышине поёт, не стесняясь. Так ожидаемый охотниками звук получается от сильного удара верхней и нижней частей жёсткого клюва. Ведь языка у птицы нет. И когда глухарь поёт, он вокруг себя никого не слышит. Может заиграться. Вот тут и есть охотничье счастье. Обычно петух «чокает» несколько раз. Потом выдерживает паузу. Она может продолжаться и две минуты, и десять. Это как проверка. Тут важно не спугнуть его, не двигаться, выжидать. До второй песни – обязательно. Когда глухарь поёт, можно двигаться и выбирать удобную позицию, не особо беспокоясь о шуме шагов и сломанных ветках. Можно не то что чихать, но и стрелять. Не спугнёте. Но когда птица молчит, лучше замереть и ждать.
И вот, на охотничью удачу, появился этот долгожданный жёсткий и резкий звук, как будто многократно усиленный зубовный скрежет. На несколько секунд птица перестаёт видеть – закрывает глаза, а уши закупориваются отростками челюстных костей. По мере продолжения глухариной песни звуки «чок-чок-чок» становятся чаще и переходят в дробь, как в овацию переходят робкие начальные аплодисменты зрителей на концерте тенора. Да, именно с этим можно сравнить впечатления. И, как артист на сцене, глухарь в такие моменты забывает об осторожности, оглушает сам себя песней. Тут его можно брать, как артиста, заканчивающего арию в творческой эйфории хорошо сделанного дела и предвкушении награды. Он в экстазе, и ему не остановиться. Вот этого момента и дожидались мы с Кинщиком.
Близился рассвет, но пока ничего не разглядеть в тёмной гуще высоких сосен. В такой ситуации решил стрелять наугад, на звук. От первого выстрела не было толку, кроме того, что проснулся весь лес. Всё зашевелилось, заголосило, сосны стали скрипеть громче. В вышине внезапно поднялся ветер. На лицо паутиной упала сухая ветка. Подступившее волнение и напряжение никак не скрыть, и кажется, будто моё дыхание и сердцебиение слышны всему лесу. Я весь – как взведённая пружина. Это не аллегория, ноги не подкосились, но чувствовалось, как подо мной колышется почва: так волнение передавалось всем членам.
Отвёл ружьё в сторону. Прислонился к стволу сосны – полегчало. Ноги перестали дрожать. Вдруг концерт получил продолжение. Пошёл второй куплет. Как будто громче первого: глухарь запел снова. Глухарь, играя свою песню, весьма напоминает индюка. Тот также вытягивает шею и ритмично качает ею. Но глухариная песня особенная, с несколькими куплетами. Мой глухарь, как тенор на сцене, весь предавался эмоциям. На втором куплете шумно захлопал крыльями, развернулся на суку в сторону и распустил веером шикарный хвост. Всё это также сопровождалось шумом.
Звуки от выстрела Кинщика дуплетом слились в эхо, раздались внезапно и глухо. Но это мне помогло выявить «моего» глухаря. Он тоже испугался, встрепенулся и выдал себя. Почти в том же месте, куда стрелял сам, но левее на полтора – два метра я отчётливо увидел тёмный двигающийся силуэт огромной птицы.
От меня до цели не более 15 метров. Прицеливался наугад – на звук и неясный силуэт в вышине. Глухарь тем временем продолжал свой концерт, как толстый, важный громкий тенор. Раздался выстрел, на несколько секунд оглушивший меня. Несколько секунд прошло в отголосках эха. Вдруг огромный «камень», шурша по веткам и переваливаясь, свалился вниз, в нескольких шагах от меня. Могучими крыльями он ещё пытался хлопать. Треск веток и знакомое улюлюканье охотника отвлекли меня. Это Кинщик, идёт ко мне с прежнего своего места. На верёвке, перекинутой через плечо, тащит большого глухаря. Оказалось, что петухи играли почти вместе, на соседних соснах. Стреляешь одного, а другого, пока он заливается дробью, выстрелом не спугнул, и тогда не потеряешь. Добыча хороша: на вид размером со среднего индюка. Серая спинка, чёрное оперение на шее и животе, багрового оттенка брови, лапы в «штанах». Красавы.
Люди говорят: на глухариной охоте «в ночь» всё происходит как обычно. Но нет... Это совершенно особенная, неповторимая охота.
Русский охотничий журнал, март 2020 г.
