Вопрос применения тепловизоров и другой «ночной техники» часто вызывает ожесточённые споры в охотничьей среде.
Причём мнения спорщиками обычно высказываются диаметрально противоположные. Одним кажется неэтичным применять настолько технически продвинутые средства для охоты, особенно в её современном любительском проявлении. Другие, напротив, в этой технической продвинутости видят инструмент успешного развития охотничьей отрасли.
Новый толчок активности дискуссий вызвала и относительно недавняя либерализация профильного законодательства. Если до 1 января 2021 года действующими на тот момент правилами охоты разрешалось применение ночной оптики исключительно для «добычи копытных животных и медведей в тёмное время суток с вышек, расположенных на высоте не менее двух метров над уровнем земли, добычи волка», то теперь и ограничение способа охоты «только вышкой» исчезло, и список животных расширился (к «разрешённым» видам добавились шакал, лисица, енотовидная собака, барсук и бобр). Получается, что в этот список попали либо особо ценные виды (копытные, медведь, барсук), либо, напротив, хищники, считающиеся в общем и целом нежелательными, с добавившимися к ним бобрами, о которых сейчас тоже много кто говорит как о «вредителях».
Правда, регионам была изначально оставлена возможность вносить ограничения на применение «ночного оборудования». Некоторые субъекты Российской Федерации эту возможность реализовали, причём иногда в довольно радикальной форме. Например, в Липецкой области применение тепловизоров и приборов ночного видения для добычи животных вообще запретили (не оставив даже «вышек и копытных» из предыдущих правил охоты). Есть в региональной практике и иные любопытные решения.
В Курганской области местным нормативным актом было запрещено «применение световых устройств, тепловизоров, приборов ночного видения для добычи охотничьих животных в общедоступных охотничьих угодьях, за исключением случаев добычи копытных животных и волка в тёмное время суток с вышек, расположенных на высоте не менее двух метров над уровнем земли». То есть оставлена почти без изменений формулировка из «старых» правил охоты, но только для общедоступных угодий. А для закреплённых – положения новых правил остались без дополнительных ограничений.
Теперь, правда, ситуация несколько меняется: с 1 сентября текущего года вступают в силу очередные изменения в правила охоты, исключающие право регионов вводить ограничения на использование ночной оптики и тепловизоров. Уже принятые в субъектах Российской Федерации ограничения автоматически действовать не перестанут, но в перспективе, конечно, должны будут исчезнуть. Однако региональное нормотворчество – большая и интересная тема, заслуживающая отдельного разговора, а пока давайте немного коснёмся самой сути вопроса введения нормативных ограничений в процесс охоты. Это касается не только ночной оптики, но и любого другого орудия или способа добычи.
Вводимые ограничения могут быть обусловлены целым рядом соображений, как преимущественно субъективного («неспортивность», «негуманность», «несоответствие сложившимся традициям»), так и условно объективного характера («опасность для людей и нецелевых животных», «технически-организационные соображения» и т. д.). Причём между этими группами совсем не обязательна дискретность. Например, запрет на «использование стандартных ногозахватывающих удерживающих капканов со стальными дугами для отлова волка, енотовидной собаки, енота-полоскуна, рыси, барсука, лесной куницы, соболя, горностая, выдры, бобров, ондатры», содержащийся в правилах охоты, по внутреннему содержанию соотносится с как бы «негуманностью» таких орудий, но, по сути, для нашего законодательства обусловлен техническими причинами (а именно участием России в Соглашении о международных стандартах на гуманный отлов диких животных между Европейским сообществом, Канадой и Российской Федерацией).
«Ночной оптике» в этом смысле «повезло»: в аргументации её противников и сторонников можно найти соображения какого угодно характера. Это и значительное количество несчастных случаев на ночных охотах, и опасения возможности «бесконтрольного отстрела любой живности», если у человека будет «законная возможность нахождения в угодьях с ночным оборудованием», и сложность осуществления надзора, и много чего ещё. Нам, в контексте данной статьи, интересны в первую очередь обвинения в «неспортивности» и в «несоответствии сложившимся традициям».
Если речь о «неспортивности» способа/орудия, то обычно вопрос ставится следующим образом: «Не создаёт ли применение орудия/способа неоправданно больших шансов успеха для охотника?» Но что значит «слишком»? Где эта граница? Ещё до сих пор слышны голоса людей, которые считают неэтичным применение нарезного оружия или дневных оптических прицелов. Хотя справедливости ради надо сказать, что эти вещи вошли в привычный обиход нашего охотника по историческим меркам очень недавно. Тем не менее мало кто из охотников согласится с тем, чтобы охота через пару десятилетий свелась к паре нажатий на экран планшета, в котором программа управления компактного БПЛА сама найдёт животное, сама произведёт баллистические расчёты и сама отправит пулю в цель. Так что границу эту нам всё равно придётся где-то ставить.
Традиции в этом вопросе тоже играют немалую роль. Например, мало кому из наших соотечественников придёт в голову мысль о том, что наличие собаки на некоторых охотах является «слишком сильным преимуществом охотника, создающим необоснованную лёгкость добычи». В контексте наших культурных и исторических охотничьих особенностей такая постановка вопроса даже звучит дико. А ведь чисто технически резон здесь есть: огромное количество охот без собак попросту невозможно. И, строго говоря, крупной дичи с собаками добывается пока всё-таки не меньше, чем с применением тепловизоров. Хотя в некоторых странах, где нет настолько глубоких традиций охоты с собаками и превалирует подход к нашим четвероногим помощникам не как к «душе охоты», а как к некому одушевлённому «инструменту», использование таких «инструментов» довольно сильно ограничивается. В североамериканской охотничьей публицистике, например, не является необычным мнение о том, что собака является менее подходящим для «честной охоты» орудием, чем оптический прицел или даже электроманок.
Ну да ладно, традиции традициями, но что делать с хайтеком, традиций которого быть ещё просто не может? Не отказываться же в принципе от всего нового? В общем, вопросов пока получается больше, чем ответов. Какие выводы из вышесказанного можно сделать? Только такие, что обсуждать уместность того или иного ограничения орудия/способа охоты без учёта контекста (культурного, технического и т. д.) – дело неблагодарное.
А что у нас с контекстом? Наверное, особого смысла излагать очередное частное мнение по вопросам этичности/неэтичности применения тепловизоров нет. Весь набор аргументов об этом любой интересующийся охотник слышал/читал неоднократно. Но есть один интересный аспект «тепловизорного вопроса», о котором говорят гораздо реже. Этот аспект – хозяйственный, касающийся организации охотничьей отрасли. Если главная цель функционирования охотничьего хозяйства – экономическая, то логика примерно следующая.
Человек получает документ, дающий ему право добыть некий ресурс, скажем одного оленя. И если он его не добудет в течение установленного времени, то бумага просто «сгорит»: «ресурс не освоится», человек не получит продукции, охотпользователь, скорее всего, не получит прибыль и т. д. То есть хозяйство не выполнит свою основную функцию. При таком подходе технические приспособления, позволяющие увеличить успешность охоты, могут только приветствоваться. В качестве примера такого практического подхода в отношении всей ночной оптики можно привести белорусское охотничье законодательство, в котором её использование вообще фактически не ограничено.
Если же во главу угла ставить что-то иное, будь то какие-то культурно-эстетические или социальные цели, то и подходы могут быть другими. Например, в североамериканской модели широко используется практика уравновешивания охотничьих возможностей путём варьирования нормативных условий в зависимости от применяемых орудий. Если простыми словами – это когда для людей, охотящихся при помощи дульнозарядного оружия, охотничьих возможностей предоставляется больше (сроки охоты – шире, доступность лицензий – выше), чем для применяющих «обычные» винтовки. А, скажем, для лучников – ещё больше. Иными словами, при таком подходе цена технических новшеств – количество людей, получивших шанс добыть зверя.
Наша, отечественная модель в этом плане относится больше к первому варианту. Хотя, если посмотреть на утверждённую «Стратегию развития охотничьего хозяйства в Российской Федерации до 2030 года», то в ней можно заметить наличие косвенных признаков и второго подхода. И, кстати, если чуть больше поразмыслить над этим вопросом, подходы не всегда представляются взаимоисключающими. Однако эта тема уже для совсем другого разговора.
Все статьи номера: Русский охотничий журнал, сентябрь 2022
