Владимир Константинович Сушко – настоящая легенда. Не только Камчатки (хотя прежде всего Камчатки), но и всего ножевого сообщества бывшего СССР.
В прошлом командир вертолёта Ми-8, человек, побывавший в этом качестве в самых невероятных уголках не только Камчатки, но и Колымы и Чукотки, участник множества удивительных приключений вдруг двадцать пять лет назад почувствовал своё призвание в том, чтобы…
Да-да, делать ножи.
Проектом всей жизни у Константиныча (в интервью – К.), как его называют друзья, стало восстановление культуры легендарного пареньского ножа – мы уже неоднократно публиковали материалы об этом подвиге краеведения и ремесла. Но, должен сказать, Константиныча я люблю не только за это.
Дом у Константиныча – небольшой краеведческий музей камчатской старины и ремёсел: неведомым путём попавшие на полуостров пальмы, ножи коренных жителей, деактивированные винчестеры времён американской экспансии, утварь и снаряжение из времён, о которых можно прочитать только в старых книгах… Ну и произведения современных мастеров, как без них.
А ещё у Константиныча всегда люди. Гости. И те, кто работает вместе с ним в мастерской на первом этаже. Вот и сегодня – гости, они же коллеги: Виталий Лотарев (В. Л.) и Айгуль Ильина (А. И.). Виталий Лотарев уже 25 лет как сам работает, неоднократный победитель различных конкурсов и выставок: каадья», «Клинок» и т.д. Айгуль преподаёт, замдиректора художественной школы в Елизово. На сегодняшний день они уже самостоятельные известные мастера.
Как объясняет сам Константиныч, все современные изделия делаются совместно. Кто-то один – кузнец, кто-то – резчик, допустим, по дереву; есть человек, который занимается сборкой. В совокупности, в принципе, единственное, что они не делают, так это металл.
Есть идеолог, тот, кто запускает идею: вот делаем какую-то работу, посвящённую чему-то. Решение может быть от того же мастера, мол, давай делаем так, но исполнение будет вот такое. Есть совместная работа, есть отдельная.
Вот эти ребята на Камчатке занимаются именно таким промыслом. Продукция их промысла будет признана художественным изделием, когда оно будет оценено людьми, у которых есть образование в косторезном искусстве, в металлургии и так далее. Когда на конкурсной основе будет признано, что такая-то работа – это произведение искусства.
Михаил Кречмар (далее – М. К.): Какие материалы используете?
К.: Материал используется на сегодняшний день тот, что всегда применялся на Камчатке: рог лося, рог оленя, клык моржа. С мамонтом мы не работаем, он растрескивается. Вот дерево различное, ольха.
М. К.: А кстати, здешняя берёза – она годится?
К.: Она нормальная. Отлично годится камчатская берёза, особенно если сувелек брать.
Ребята делают именно что посвящено мотивам севера нашего камчатского. Они могут всё сделать: слона, буйвола, что хочешь. Но это неинтересно. В основном работаем с тем, что живёт у нас: медведь, лось, рысь, олень, росомаха… А есть ещё фантазия самого мастера, вот он как захотел, медведя или ещё чего. Это уже совершенно другой вопрос.
М. К.: Скажите, как вы дошли до жизни такой? Почему вы именно этим занимаетесь? Как пришла в голову мысль заниматься резьбой по кости, по дереву. Вот чего больше любите?
А. И.: Я начинала с дерева. Был здесь очень хороший мастер и художник, Чипизубов, к сожалению, его нет уже в живых, и я, когда училась в школе, в 9-м классе, училась у него. Начинала с дерева, потому что скульптура – это объём.
Когда мы учились, мне всегда не особо нравилось то, что мы остаёмся в плоскости. И вот эту плоскость я не могла перейти дальше. Когда я познакомилась с Чипизубовым, он показал, что я могу сделать что-то объёмное. И потихонечку у него работала.
Когда я уже поступила в университет в Санкт-Петербурге, я года на 2 обо всём забыла, потому что не было возможности вырезать, не было мастерских. Опять же столкнулась с проблемой, что никто не берёт к себе, никому не нужны ученики.
У кого-то страх конкуренции, у кого-то просто страх, что ответственность за ученика. Короче, не было возможности там работать. Потом поняла, что хочется всё равно вернуться в эту же сферу: либо дерево, либо кость. Я обычно возвращалась на каникулы сюда, к родителям. И родители предложили: почему не попробовать с костью?
Посмотреть, может, здесь мастерские есть. Мы начали искать, и я опять столкнулась с тем, что никто не берёт. Зачем себе готовить конкурента?
Чтобы была сборная мастерская – это единичные случаи. Пожалуй, у Владимира Константиновича такая сборная. Ты можешь прийти, можешь уйти. Могут совершенно новые люди появиться на время или на постоянку. Мастерская живёт сама по себе. Есть основные мастера, но есть и заменяющиеся. И потихонечку работаем вместе.
М. К.: Вы основной или заменяющийся?
А. И.: Сейчас, наверное, уже заменяющийся. Я очень много и плотно здесь работала. Но поскольку сейчас работа другого формата, то, к сожалению, нет времени просто физически. Поэтому появляюсь по мере надобности.
М. К.: А здесь такой вопрос. Душа или деньги?
А. И.: В данном случае больше по сердцу. Приходишь в мастерскую ты именно для себя. Я зачастую сюда прихожу даже поздно ночью, вечером. Дело не в том, что мне нужно срочно сделать работу, хотя это тоже иногда бывает. А просто потому, что нужно отдохнуть. У меня есть какие-то работы, которые делаю уже автоматически. Ну, допустим, тюлень. Потом могу взяться за что-то более сложное. И ставлю перед собой какую-то цель. То есть я хочу что-то сделать новое, но не знаю как. Нужно пройти определённый процесс. Можно взять плохой материал, попробовать его вырезать, он у тебя по-любому будет с ошибкой, ты его временно откладываешь, потом снова возвращаешься. И каждый раз, как ты возвращаешься, ты смотришь на него заново, то есть он даёт тебе ответы. Иногда работа лежит, не знаю, год, два. Ты делаешь какие-то работы, а у тебя появляются ответы новые, потом в какой-то момент смотришь: я знаю, как это исправить, знаю, где ошибка. Ты её исправляешь и тогда можешь по-чистовой делать.
М. К.: А кость чем отличается от дерева в работе?
А. И.: Мне больше нравится дерево, за его запах, за мягкость, рисунок. А кость – за её возможности. Это даёт разные фактуры в работе. То есть дерево тоже даёт фактуру, но другую. Кость даёт сделать мелкие детали, какую-то грань между деревом и камнем. Она не там и не там.
Ещё кость бывает цветная с рисунком, это мало кто замечал, но оно есть. Если этот рисунок правильно направить, это будет ещё усиливать работу, нужно только это найти, поймать.
М. К.: Виталий, а как вы начали работать?
В. Л.: Это было в 1996 году, я Константиныча ещё не знал тогда. Мы познакомились с ним на выставке, в центре Петропавловска.
М. К.: А дерево или кость, что больше нравится?
В. Л.: Если честно, дерево. Кость – это на любителя. А в основном дерево... Из дерева можно больше сделать, масштабнее. А можно приклеить. На кости уже ничего не сделаешь, если испортил, то всё уже.
М. К.: Как вы делаете ножи? Каждый делает свою часть в проекте?
В. Л.: Константиныч выдаёт кость, клинок – и всё. Дальше уже своя фантазия. Он говорит, мол, что хочешь, что и делай. Ну, бывает иногда, скажет, что бы он хотел.
М. К.: В основном как материал поведёт, да?
В. Л.: Да. Допустим, есть идея, как сделать работу. Или есть человек, который говорит: я бы хотел видеть вот это. Например – хочу, чтоб медведь прыгал. Я так не сделаю. Он говорит: почему? Я заказчика уговорил – дай свободу, чтобы мы сделали, как мы это себе сами представляем. И когда сделали, что медведь прыгает, он говорит: точно, как я хотел!
К.: У нас стиль наш камчатский, он более дикий и мягкий, без прорисовок, но узнаваемый, очень узнаваемый. Он вырабатывался многие годы. И вот он есть.
Все статьи номера: Русский охотничий журнал, октябрь 2023
