Я помню себя с 1975 года. Яркий свет, запах дерева и масла, инструменты в огрубевших ласковых руках моих родителей: блестящие лезвия отвёрток, керны, молоточки... Помню гравировальную мастерскую и как на ствольной коробке и моих щеках – боковых досках – рождался красивый строгий орнамент. Отлично помню, как в тёмной и узкой трубе кто-то сказал: «Testen Patrone», – и через всё моё стальное тело впервые прокатилась мгновенная мощная волна выстрела. На подушки стволов мне нанесли какие-то значки – Marke (клеймо) – упаковали в плотный картон и… больше людей, давших мне жизнь, я никогда не встречал.
В магазине – Jagdgeschäft – нас было много: новеньких, матово поблёскивающих воронением ружей в стойке, обитой плотным зелёным сукном. Подходившие время от времени к витрине люди, в основном мужчины, долго рассматривали нас, вертели в руках, раскрывали и закрывали, вскидывались и щёлкали эжекторами и иногда уносили кого-то из нас с собой. Пришло и моё время: меня забрали в той же картонной коробке, в которой я приехал в Jagdgeschäft. В следующий раз её открыли в каком-то большом светлом зале, вокруг было много людей в официальных костюмах (это был diplomatischer Empfang – дипломатический приём). Одному из них – уже в годах, невысокому, крепкому, с характерной печатью солнца и ветра на лице – меня и вручили со словами «Geschenk von deutschen Freunden!» (подарок от немецких друзей)…
Потом был аэропорт, самолёт и снова аэропорт, но теперь вокруг звучал совсем другой, незнакомый язык. «Подарок от коммунистов ГДР?.. – вежливо спросил молодой офицер, записывая что-то у себя за стойкой. – Добро пожаловать на Родину!» Так я попал в Москву. Мой новый хозяин оказался охотником, причём охотником заядлым: об этом я узнал от своих соседей, многое повидавших гладкоствольных и одного комбинированного ружья, на стволах которого, как и у меня, было выгравировано «GEBR. Merkel Suhl». Вот только стволы у всех были солиднее, толще, чем у меня – 12-го калибра, у меня же под цевьём стоял значок «16». Наверное, из-за этого все мои соседи время от времени уезжали с хозяином, порой надолго, меня же редко доставали из коробки – и то только затем, чтобы показать гостям или внукам. Особенно я нравился старшему – мальчишке в забавных светлых кудряшках…
Шли годы, соседей становилось всё меньше, пока, наконец, последний из них – комбинированное ружьё с нижним стволом под патрон 8×57 – не отправился с хозяином в какой-то «Казахстан», да там и остался. Я всё реже покидал свою коробку – и только чтобы повертеться в руках всё того же мальчишки, который успел превратиться сначала в юношу, а затем и в мужчину. Кудряшки давно исчезли, зато с некоторых пор в его руках вдруг появилась характерная, как у хозяина, сноровка, а главное, теперь его интерес ко мне был совсем другим – острым, жадным… Но вот что-то изменилось: начали звучать фразы «Перерегистрация», «Документов-то нет никаких», «Незаконное хранение», «Может, просто выбросить?». Что-то должно было случиться, и вот меня куда-то понесли. В комнате с крашеными стенами мою коробку открыли. Вокруг стояли заметно постаревший за эти годы хозяин, его внук и кто-то незнакомый, в кителе со звёздами на погонах. Он хмыкнул: «С 1989 года не перерегистрировалось? Только в охотбилет вписан?.. Что ж, Анатолий Дмитриевич, назначим вам административное взыскание в виде предупреждения, а вас, молодой человек, поздравляю! Отличное ружьё». Вот так у меня началась новая жизнь. Шёл 2006 год.
Я отлично помню нашу первую охоту… Кейс (да, из коробки я теперь переселился в стильный пластиковый кейс) открылся, и вместо привычных запахов квартиры и города на меня вдруг остро пахнуло такими волнующими ароматами недавно оттаявшей земли и лесной свежести, а мой новый хозяин впервые продел в мои антабки ремешки погона. Вдоль вырубки мы прошли до угла густого молодого ельника. Весенний день тихо уходил, из леса потянуло холодом и талым снегом…Неожиданно мой хозяин резко развернулся. «Хрррр-хрррр-хррхр», – донеслось издалека. Я и не заметил, как оказался у него в руках. Пауза… И вот снова неведомое «хррхр» – ближе, ближе… И вдруг (это всегда бывает вдруг!) я уже плотно лежу затыльником в плече охотника, а щекой ложи – под его скулой. Но главное, в створе стволов словно бы застыл чёткий силуэт на светлом ещё фоне вечернего неба! Нет, конечно же, он летел, этот силуэт, и летел быстро, но, слившись в единое целое с хозяином, мы в одно касание прицепились к нему, поймали в фокус, прошли от хвоста до кончика опущенного к земле длинного носа и на отрыве – о, эта упоительная мгновенная волна выстрела по всему моему телу: «Дзанг!» Потом, аккуратно прислонив меня к берёзке, мой хозяин долго лазил по ельнику, выбирался обратно, прикидывал что-то и снова исчезал, пока, наконец, не вынес плотный тёплый птичий комок – моего первого вальдшнепа.
Впрочем, я снова был единственным в сейфе ружьём, у кого на стволах стоял значок «16». Мои новые соседи уезжали и возвращались обратно чаще меня, но теперь на то была другая причина: меня единственного, что называется, холили и лелеяли, беря только на охоты в «простых метеоусловиях». А зря, ведь я такое же рабочее ружьё, как хозяйские «Беретта» или «ИЖ-58». Да, мои стволы не хромированы, но я вовсе не «боюсь воды», как считали почему-то многие спутники моего хозяина по охотам, меня только смазывать надо после каждой охоты, ну так это любое ружьё любит... Очередной важной вехой в моей судьбе стало появление у нас жизнерадостного поджарого и вислоухого моего соплеменника – немецкого курцхаара. Пришла пора совсем других охот, теперь уже я стал основным рабочим ружьём: со своими «тонкими» стволами 16-го калибра я был самым лёгким ружьём в сейфе. Но главное, как всегда говорит мой хозяин: «Это не столько вес, сколько замечательный баланс и развесовка, которые вместе с традиционной немецкой прикладистостью превращают Merkel просто в „мимо нету“!» Мимо, конечно, бывает, но в целом он прав, после того как он удлинил мою ложу на 1,5 сантиметра, мы друг другу подходим практически идеально, и сколько совместно добыто дупелей, бекасов, куропаток, уток, вяхирей и, конечно же, самых желанных трофеев – осенних вальдшнепов, – теперь и не пересчитать.
Впрочем, эффективность нашего трио (я, легавая и хозяин) со временем перестала быть главенствующей идеей совместных охот. Мы всё меньше лазим по некосям и бурьянам и почти перестали стрелять вездесущих коростелей и тетеревов. «Один дуплет по бекасам стоит десятка выводков и сотни дергачей, – так теперь говорит мой хозяин и добавляет: – В охоте с „Меркелем“ всё должно быть прекрасно!» Может быть, поэтому под моим погоном теперь не поношенная бесформенная тужурка, а красивая и строгая охотничья куртка с оленем на эмблеме. Он долго выбирал её, мой хозяин, вообще выбирал, в чём ходить осенью на вальдшнепа, в охоте на которого мелочей не бывает. Возможно, поэтому я теперь при вскидке никогда не застреваю под мышкой, как это время от времени бывало, когда птица взлетала в самый неудобный момент пролезания и протискивания через кусты или заросли «мелятника». И патроны, которые на вальдшнепиной охоте мы носим только в карманах (любая лишняя амуниция здесь только мешает), теперь не приходится обдувать от древесного и травяного сора: клапаны карманов куртки Deerhunter словно специально придуманы именно для таких охот. Немудрено, впрочем, эта одежда – такая же классика, как и я, только не немецкая, а датская…
Но что это? Вновь запищал бипер! Это значит, наш курцхаар Гай нашёл очередного лесного кулика. Мы крадёмся в сторону звука, пытаясь предугадать, как поведёт себя птица, и выбрать наилучшую позицию для стрельбы. Это задача не из простых: лист ещё только начал облетать, и даже увидеть сторожкого лесного кулика пока удаётся не каждый раз. Но вот – момент развязки: «Гай, вперёд!» Бурый комок – словно взлетевший вдруг клочок лесной подстилки – устремляется вверх и ныряет за жёлто-зелёную крону ближайшей берёзки почти мгновенно. Почти – но я взлетаю к плечу быстрее и, провожая вальдшнепа уже по воображаемой в листве траектории, привычно выбрасываю ему вдогонку 27 г превосходного качества «девятки» со скоростью 410 м/с. Пауза – и из-за листвы выпадает наш трофей. Я снова сделал своё дело! Мне 42 года, но я делаю свою работу ничуть не хуже своих новых собратьев, с которыми – да-да – теперь встречаюсь на охоте всё чаше. Оказывается, «Меркель» – это не только красиво, но и заразно: уже двое наших регулярных спутников по охотам, глядя на меня, обзавелись «Меркелями». Они очень красивы, эти новые ружья, той особенной, строгой, чисто немецкой «меркелевской» красотой. Немудрено, что их новые хозяева души в них не чают, но даже рядом с роскошным Merkel 60E я выгляжу достойно. Впрочем, что такое для хорошего ружья 40 лет? Если к нему относиться так, как относится ко мне мой хозяин, то это лишь самый расцвет молодости…
