Здесь, в журнале, пишут про то, что охоте и охотникам мешают какие-то враги. Называют каких-то «зелёных», зоо-, господи прости, ради-калов, каких-то «урбанистов». Думаю я, что это всё ерунда.
Я начал охотиться в конце семидесятых годов. Тогда охотник считался уважаемым человеком: если выходил на улицу в охотничьей одежде и с ружьём (в чехле, разумеется), садился в трамвай и ехал на трамвае до вокзала – все приветливо улыбались, мужчины, особенно те, кто постарше, спрашивали, куда поехал, на кого, надолго ли.
И в поле – вот встал ты на перелёте между двумя озёрами, мужики к тебе подойдут, поздороваются, спросят, хорошо ли летит, если ты первый на место встал – спросят, можно ли встать неподалёку, а когда встают – посмотрят, чтобы тебе не мешать, и перелёту тоже.
Сейчас попробуй в охотничьей одежде и сапогах выйти на улицу в большом городе – и грязный, и топчешь всё, и убийца; и полицай, пока до вокзала доберёшься, три раза документы проверит: не террорист ли ты, а может, ружьё у тебя незаконное, а может, ты власть убивать едешь, а не зайца тропить!
Местные, когда встретятся в лесу, тоже – три фразы всего знают: нахрен сюда припёрся, это наш лес, дай выпить.
Так вот, я вам скажу, отчего к охотнику сегодня такое отношение.
Иду я как-то осенью по краю канавы, уток смотрю. Очень люблю бродячую охоту на уток, не понимаю, почему её сейчас запретили. И вижу, через камыш женщина красивая лезет. Ну вот как прямо из «Плейбоя». В чём мать родила, голая. Причём чистенькая такая и накрашенная. Смеётся в голос. Тут два дюжих молодца в камуфляже выскакивают, хватают её и утаскивают. Я кричу: стойте, что происходит вообще? Они мне: не гавкай, дед, тут директор завода охотится, баба из палаток убежала, там ещё таких десяток привезли. Обойди кругом, греха и не будет.
Хорошо, сменил я угодья, человек я ходить привычный. Ушёл в дальние углы, там ещё беляк остался, тетерева. Года два там поохотился, вдруг разом – брынь, приезжает на снегоходах бригада, с фонарями, карабинами, на ночь глядя. Лис стрелять. Ну, с лисами они всех подряд стреляли, я на корытах на их видел, навалищем. И зайцы те же, и тетерева. И похрену, сезон, не сезон: попались под выстрел – и хана им.
Летом – то же самое, но на квадроциклах. Такая же холера. Грохот, грязь, вопли, выстрелы. Последних лосей по тем углам именно летом и кончили.
И понятно, что люди не бедные: квадроцикл или снегоход сейчас стоят как хорошая машина. И попробуй им слово скажи – «Это наша земля, она у нас в аренде, что ты тут шляешься, сейчас полицая вызовем».
Охрана. Да, есть у них охрана угодий. Но она не охраняет дичь от хозяев, она охраняет землю, чтобы на неё не залез никто посторонний, а сами хозяева могли делать на ней что заблагорассудится. Хотят – ночью на квадриках с ночными очками и прицелами катаются. Хотят – очередями в ночное небо на гогот гусиный палят из автоматов. Хотят – голых девок по камышам гоняют. Типа ведём себя как дворяне при царе, и никто нам не указ, у нас всё есть: земля, деньги и челядь, – творим что хотим. А люди всё это видят и начинают называть этих новых дворян «охотниками».
Настоящие враги – это те, кого поддерживают наши охотничьи власти и ваш охотничий журнал. Безнаказанные богатеи и толстосумы, которых невозможно привлечь ни за какое браконьерство – ни за самое маленькое, ни за самое большое. Это они нахватали земли, чтобы чувствовать себя на ней царьками.
Наверное, это оттого что в людях заложено стремление к неравенству, которое всеми силами пыталась семьдесят лет искоренить советская власть, за что я ей глубоко благодарен. А за что я ей не благодарен – так это за то, что она не искоренила его, и на поверхность снова полезли новые русские баре.
Вы здесь пишете, что люди ненавидят охоту. Не так всё это! Люди не ненавидят охоту – они ненавидят этих новых русских бар, которые ей занимаются!
Фото: Shutterstock