Я с большой грустью в последнее время читаю и слушаю взаимные нападки охотников и экологов (я сразу вывожу за рамки текущего диалога зоозащитников, потому что они – совсем «не про это»).
Значительную часть моей жизни эти понятия были синонимами (и даже первый охотничий билет я получил в рамках подразделения кружка юннатов). А сейчас они ими быть перестают. В глазах значительного большинства населения это точно. Да и в моих частично, если прямо сказать.
Если читать и слушать наших околоохотничьих иерархов, то в охоте у нас творятся полные благолепие и благорастворение воздухов. Именно «охотники», а не «экологи» сегодня по-настоящему защищают природу. Средства от охот вкладываются в егерскую службу, защиту угодий, биотехнические мероприятия. У нас есть Центрохотконтроль, НИИ им. Б. Житкова, охотфаки в Кирове, Иркутске, Благовещенске – то есть научная основа для развития охотоведения, охрана природы входит в которое как одно из составляющих. Есть поддержка международного природоохранного сообщества: в поддержку трофейной охоты как механизма охраны природы высказываются и IUCN, и WWF, и даже, страшно сказать, GreenPeace. Конечно, высказываются неоднозначно и с оговорками, но тем не менее. Поэтому выступают честные «экологи» сегодня не против честных «охотников» и охоты, а против сильно испорченного имиджа «охотников». Частично этот имидж подпортили мы сами: «кто-то кое-где у нас порой». Частично на нас льют ушаты грязи враги: зоозащитники, агенты иностранных организаций. Частично – просто неразумное городское население не хочет понимать роли охоты в мировом балансе природоохранной деятельности и всячески выступает против. Пишет петиции на change.org, скажем.
И есть, есть, говорят умные люди, способы справиться с этими всеми напастями. Это, прежде всего, контрбатарейная борьба, как называют её пиарщики. Борьба за имидж. Рассказ о том, как охотники на самом деле защищают природу. Кормят зверушек. Платят деньги, вкладываемые в природоохранные проекты. Показ хороших охотничьих хозяйств с результатом их деятельности. Демонстрация фильмов на экране. Отмежевание от браконьерства во всех его видах. Ну и ещё можно было б особо оголтелых критиков объявить врагами нынешнего государственного строя. Восстановить систему госпромхозов. Вернуть Главохоту. И посадить в неё её же бывшего функционера К.…
Ну и с другой стороны – экологи призывают к полному запрету весенней охоты, ограничению сроков охоты вообще, ограничению списков охотничьих видов (можно путём внесения в Красную книгу, но есть и ещё способы). Ограничению доступа собак в угодья. А можно попробовать выступить за полный запрет охоты – а ну-ка, поглядим, что получится?
И, надо сказать, весь этот поток взаимных нападок очень сильно напоминает мне внутрипартийную борьбу в раннем СССР. Закончившуюся полным разгромом одной из сторон и вылившуюся впоследствии в массовые репрессии, продолжавшиеся почти четверть века. К сожалению, мне вообще очень многое напоминает те процессы в нашем обществе. То уважаемый общественный охотничий деятель заявит, что, если путём увольнения пары несогласных не погасить свару среди сотни собачников по поводу Петрова дня, в стране разразятся майдан и оранжевая революция; то старенький профессор заявит, что всех, кто требует вступления России в AEWA (Соглашение по охране афро-евразийских мигрирующих водоплавающих птиц), надо объявлять врагами государства (и не шутят ведь оба). С другой стороны тоже можно подобрать изрядный набор призывов, да ещё и покрепче.
Попробуем же понять, откуда растут корни у этого противостояния и можем ли мы с этим что-то сделать.
Как всегда, истоки любого поражения берутся из некогда состоявшейся тотальной победы.
А победа эта была одержана охотой в советское время. Именно тогда охрана природы (слово «экология» вошло в обиход только в самый последний период её существования) была сплетена неразрывно с охотничьим хозяйством. Одной из голов этого тянитолкая и был пресловутый трест «Главохота». Почему его так любят поминать и современные охотхозяйственники, и некоторые энтузиасты заповедного дела. Другой головой тянитолкая был Росохотрыболовсоюз – практически монополист в области предоставления права на охоту и распределения охотничьих угодий у нас в стране. Эта «победа охоты над природоохраной» была обусловлена, в первую очередь, тем, что государство полностью отдавало себе отчёт в том, зачем ему нужна охота и что оно хочет от охотничьего хозяйства. Поэтому и была создана жёсткая вертикальная система с переплетёнными полномочиями, в которых природоохрана от охоты находилась в весьма зависимом положении.
Как охотничья, так и природоохранная деятельность, которая касалась птиц и млекопитающих, развивалась в рамках этих двух структур. Вплоть до введения Красной книги. И была подчинена экономике советского типа – очень специфическому образу хозяйствования, практически полностью демонтированному сегодня в стране.
При этом за рамками этой деятельности оставались комплексные природоохранные мероприятия, связанные с сохранением экосистем в целом в больших масштабах, за пределами заповедников; всё, связанное с загрязнением леса, земли и вод; а также всё, связанное с ведением лесного хозяйства, за исключением узкого комплекса биотехнических мероприятий. И да, полностью отсутствовала координация и осмысление ситуации за пределами стран СЭВ в области положения с мигрирующими между странами видами. Нет, был, конечно, некий пул сотрудников Академии наук, который понимал ситуацию шире, чем рядовые сотрудники ЦНИЛ и ВНИИОЗ, но их можно было посчитать по пальцам обеих рук на всю страну, и значительного влияния на процессы они не оказывали.
А потом эта система, основывавшаяся на монополии двух гигантов, рухнула. И сегодня государство просто не понимает, зачем ему охота. В самом удачном для пушной торговли 2013 году, когда продали рекордное количество пушнины, когда на международном аукционе вовсю торговались не только соболь да куница, но и горностай, и ондатра, и белка, цены были заоблачными. Соболь – под $250 за шкурку. Белка – $7 за шкурку. Но даже в этот год весь объём торговли составил эквивалент стоимости нефти, налитой в 1 (один, Карл!) супертанкер III класса. Т. е. хоть и супертанкер, но самый маленький.
Понимание социальной и социоструктурирующей роли охоты (того же промысла) в нашем государстве просто отсутствует. Поэтому и нормальная осмысленная политика государства в отношении охоты тоже отсутствует как класс.
В значительной степени часть сегодняшнего противостояния охотников с экологами носит характер борьбы за возращение в руки охотников этой объединённой монополии на охотничье-природоохранную деятельность, частично – характер фантомных болей.
И надо понимать, что значительная часть претензий «экологов» к «охотникам» носит вполне объективный характер. Как бывший научный сотрудник, я бы заметил, что это, прежде всего, претензии к пониманию в области оценки охотничьих ресурсов: ситуация там запутана настолько, что напоминает результаты совместной деятельности нескольких хитрых сумасшедших. Замечу, что и у «экологов» с этим не всё вполне гладко, но плинтус «охотоведов» расположен значительно ниже.
В частности, все всегда рассказывают о том, что реальная численность дичи в угодьях значительно (в разы!) выше декларируемой. На что, в общем-то, намекает и то обстоятельство, что дичь не кончается, несмотря на многократные «перестрелы» (см. ниже). При этом все продолжают держаться за систему ЗМУ.
Но!
Один из очень продвинутых охотоведов решил проверить ЗМУ методом прогонов – по тем же местам и площадям, где проводился ЗМУ. Так вот, он, конечно, получил ожидаемое: численность дичи у него превысила ЗМУ в два – два с половиной раза.
И что, он опубликовал это в специализированном журнале? Или где-то озвучил на конференции? Да нет. Сказал, что «плохо подводить уважаемых людей».
Кстати, помните, как примерно таким образом, благодаря усилиям российских охотоведов, численность леопардов на Дальнем Востоке держалась на уровне «их осталось только тридцать»? И потребовалось вмешательство иностранных учёных, с их методиками с фотоловушками, для того чтобы разорвать эту чисто российскую охотоведческую круговую поруку.
Ну да, больше ста их сегодня.
Общий уровень образования большинства охотников в области определения дичи – просто ужасен. Какие там отличия белолобика от пискульки – не все отличают огаря от свиязи и дятла от рябчика. И столь критикуемые «экологами» критерии, по которым оценивается уровень добычи разных видов контролирующими органами, – «гуси», «утки», «кулики», – они не от хорошей жизни, а потому что на самом деле хорошо, если охотник разбирается в своей добыче хотя бы в рамках этих групп.
Размежевание с браконьерством?
Отличная идея, только как быть с исследованиями по латентному браконьерству, согласно которому во время официальных охот, производимых по лицензиям, уровень превышения добычи над лимитами достигает ста, а то и трёхсот процентов? То есть на одного лося, добытого по лицензии, по общему молчаливому согласию коллектива добывается два-три и более животных? Это тоже «кто-то кое-где у нас порой» или реально массовое явление? И как это сочетается с общим природоохранным вкладом охотников? Кто-нибудь считал баланс этих явлений в столбик? А то, может, это именно оплата егерей, биотехния и половозрастной контроль над структурой популяции «кто-то кое-где у нас порой» окажется?
И что делать, в таком случае, с совершенно официальным превышением продажи шкурок соболя на пушных аукционах страны над официально выписанным лимитом в полтора-два раза?
А то, что у нас всё, что происходит в угодьях, а тем более в тайге, за пределами населённых пунктов, вообще не имеет никакого отношения к написанным в городах нормам и правилам охоты – это мы к чему отнесём? И если в районе N у нас браконьерство полностью отсутствует по протоколам, значит ли это, что оно полностью искоренено; или это означает, что местные охотинспекторы действуют с браконьерами в добром согласии; или что полиция вместе с егерями выдавили с территории всех конкурентов? Чему вы, уважаемый читатель, поверите больше, обсуждая подобный феномен вместе с приятелем – таким же охотником?
Причём все эти ужесточения наказаний и нагнетание истерии – оно ж работает только в городе, на различных конференциях и совещаниях. С одной стороны – контроль над соблюдением правил охоты, хоть писаных, хоть неписаных, на совести только самого охотника. С другой – подавляющее большинство населения находится в ощущении, что тебя в любой момент могут повинтить за что угодно и назначить достаточно произвольную меру наказания – так какая, нахрен, разница, за убитую ли косулю или за то, что фоточки на смартфоне у метро в ненадлежащее время и место рассматривал? Э-э-эх, однова живём!
На фоне всего этого борьба за имидж – она, конечно, имеет значение, но кажется уже далеко не самой значительной из имеющихся проблем.
Так это я всё к чему.
Взаимные претензии что у охотничьего сообщества, что у экологов – имеют место быть.
Помните, у столь популярного в СССР Гарри Гаррисона в «Неукротимой планете» существовало противопоставление «жестянщиков» – горожан развитой технологической цивилизации; и «корчёвщиков» – сельских жителей, интегрированных в природу. Они ведь как-то договаривались. И всё равно в романе Гаррисона победил мир «корчёвщиков». А у нас, я не исключаю, может быть и наоборот.
И не стоит тешить себя иллюзиями: мол, без охотников всё равно не обойдутся.
Обойдутся. И довольно легко.
Поэтому надо вести с оппонентами нормальный переговорный процесс. При этом отдавая себе отчёт в своих недостатках и стараясь, как можно, «подтягивать концы». Учиться слышать неприятные для себя вещи и, соответственно, конструктивно на них реагировать. Переговоры, соглашения, сдержки и противовесы, взаимный контроль и взвешенное законодательство. Абсолютная победа одного направления над другим неизбежно приводит к стагнации, а затем – диаметрально перевёрнутому результату.
Нет, можно, конечно, верить в возращение СССР и восстановление Главохоты и вести себя в соответствии с этими убеждениями. Но тогда нас точно через лет пятнадцать запретят. И вас-то – чёрт бы с вами, но и меня заодно.
Что-то не хочется.
Русский охотничий журнал, декабрь 2019 г.
