От редакции. Наш журнал считает своим долгом размещать не только статьи, поддерживающие позицию большинства охотников в стране, но и те, которые содержат конструктивную критику как самого охотничьего движения, так и специалистов в области охотоведения. Сегодня мы публикуем статью орнитолога и охотника Дмитрия Дорофеева о том, как он видит противоречия между охотничьим сообществом и природоохранной политикой в России.
Последнее время всё чаще можно увидеть в охотничьей периодике утверждение о том, что именно охотники наиболее заинтересованы в охране природы нашей страны. Эту идею любят озвучивать люди, так или иначе относящиеся к охотничьему лобби. Объясняется такая точка зрения довольно логично тем, что любой охотник с гораздо большим удовольствием охотится в угодьях, богатых дичью, нежели в бедных.
Тезис, прямо скажем, не нов. Первый раз я его увидел в книге В.Е. Флинта, орнитолога и страстного охотника, «Стратегия сохранения редких видов в России: теория и практика» лет 20 назад. Думаю, что самой идее гораздо больше лет. Вообще, тезис звучит очень логично и, помимо этого, услаждает ухо любого охотника, который всегда может с гордостью сказать, что именно он настоящий охранник природы, а не представители треклятых «зелёных» организаций. Помнится, он и мне в своё время очень нравился. Но вот сейчас у меня сложилось впечатление, что не всё так просто, и человек, взяв в руки ружьё, не становится сразу охранником природы.
Как-то никто не обсуждает, что забота о численности ресурса, который использует охотник, исторически точно не являлась его неотъемлемым, врождённым свойством. Исторически охотник тяготел скорее к бесконтрольной добыче ресурса. Далеко ходить за примерами не надо: все крупные хищники в Европе были уничтожены охотниками, как и такие крупные млекопитающие, как зубр и тарпан. Появление белого охотника в Северной Америке было сопряжено с резким снижением численности тех же бизонов, целиком был истреблён самый массовый вид птиц – странствующий голубь. Как только тот или иной вид становится источником не просто белка, но и сочтённых почему-то ценными дериватов (шкурки, внутренних желез, перьев, рогов, костей и т. д.), то в подавляющем большинстве случаев численность этого вида ещё быстрее снижается, вплоть до исчезновения из природы. Примеров тому тоже много, из наиболее известных – резкое сокращение численности носорогов и слонов. Есть и более экзотичные примеры. Так, большую белую цаплю едва не истребила мода на эгретки – женские украшения из перьев белой цапли. Опять же можно далеко не ходить: те же бобры и соболь сравнительно недавно были редкими видами именно из-за популярности среди охотников. Получается, что хотя, безусловно, охота не является единственной причиной вымирания видов, но зачастую именно благодаря охоте либо численность видов сильно снижается, либо вид уничтожается целиком, особенно если он изначально находился в угнетённом состоянии по причинам неантропогенного характера. То есть забота о биоразнообразии не является врождённым, неотъемлемым качеством любого охотника. А до этого надо каким-то образом дорасти.
Это не означает, что охотник вообще не заботится о численности ресурса. Со временем у любого мало-мальски думающего охотника такие мысли возникают. Особенно если он видит сокращение численности того или иного охотничьего вида. Но со временем. И не у всякого.
Что же у нас в стране-то происходит, как наши, российские охотники относятся к охране природы? Являются ли они рачительными хозяевами или всё-таки склонны скорее к истощительному варианту использования охотничьих ресурсов? Куда направлен вектор усилий людей, принимающих решения или влияющих на их принятие, так или иначе относящихся к охоте? Да и вообще, возможно ли это как-нибудь оценить?
Понятное дело, что практически невозможно на этот вопрос ответить однозначно. Но всё-таки попытаемся на него ответить применительно к тому, что считается обобщённым «охотничьим лобби». Точно можно сказать, что оно существует: это хорошо показала история с Красной книгой, о чём речь пойдёт ниже. Вот давайте и посмотрим, каким образом последнее время действуют активные охотничьи силы, на что направлены их усилия.
Специального определения термина «охотничье лобби» не существует, поэтому, наверное, стоит сразу конкретизировать, что под этим термином будет далее подразумеваться. В него входят представители охотничьих обществ, частных охотничьих клубов, охотничьих изданий и, видимо, какая-то часть чиновников (отнюдь не обязательно из Минприроды), обладающие влиянием и рычагами власти. То есть активные игроки. Кстати, недавно умное слово выучил: таких людей или организации называют ещё акторами. Как именно это лобби устроено, кто в нём играет первые роли, кто вторые, мне, понятное дело, неведомо. Можно строить различные теории, но я не вижу смысла этим заниматься. Мне даже сейчас не очень интересно понять, является ли это каким-то монолитным движением или нет. Мне интереснее сегодня поразмыслить, действуют ли они в соответствии с ими же озвучиваемым тезисом о том, что охотник по определению является первым защитником природы.
Как это оценить? Да, в общем, довольно просто. По делам. Слова могут быть любые, но дела всегда их красноречивей. За последний год до меня докатилось несколько случаев, когда представители охотничьего лобби активизировались. Это, например, легализация релоада патронов для нарезного оружия. Абсолютно понятная и нужная законодательная инициатива, направленная на расширение прав охотников и отмену явно архаичного положения. Неприятно быть вне закона по надуманному поводу. Из законодательных вещей ещё было очень активное противодействие закону о притравках, инициированному депутатами «Единой России» в Государственной думе. Можно ещё вспомнить ограничения, наложенные президентом на оборот оружия во время проведения футбольных мероприятий и ужесточение наказания за нарушение охотничьего законодательства. Но это всё вещи, никаким образом не относящиеся к охране природы. Да и в целом они естественным образом укладываются в общий вектор ужесточения законодательства в нашей стране. Это, скажем так, взаимоотношения охотников и государства.
А вот наиболее показательной и длительной в 2017 году (и перешедшая эстафетной палочкой в 2018-й) была большая история с переизданием Красной книги Российской Федерации. Именно в этой истории очень хорошо раскрылись активные игроки от охоты. Давайте же припомним, что происходило.
В 2016 году была начата подготовка обновлённых списков Красной книги РФ. Схема на 2016 год была следующая. Есть несколько комиссий: по птицам, по млекопитающим, рыбам и рептилиям с амфибиями. Чтобы не сильно растекаться мыслью по древу, далее речь пойдёт только о птицах, так как там ситуация была самая яркая. Комиссия по птицам насчитывала 26 человек, при этом во всех сложных случаях запрашивались данные из регионов. В работе комиссии могли принимать участие все желающие, рассматривались все предложения. Был сформирован список, вывешен для обсуждения, как и положено по регламенту. И вот на этой стадии стали поступать замечания от организаций или людей, так или иначе относящихся к охотничьей сфере. Если свести все их предложения воедино, то их можно коротко охарактеризовать одной фразой. А именно: «Охотничьи виды не должны быть занесены в Красную книгу никаким образом». Все люди или организации, так или иначе относящиеся к охотникам, предлагали не вносить в Красную книгу охотничьи виды. Понятно, что если охотничий вид снижает численность, то охотники, если они действительно заинтересованы состоянием вида, это отмечают. И, по идее, должны начинать по этому поводу беспокоиться и пытаться выяснить причины снижения численности, чтобы в дальнейшем их каким-либо образом смягчить или ликвидировать полностью. В нашем же случае какая-либо реакция на снижение численности произошла только тогда, когда было предложено внести виды в Красную книгу. Причём не предлагались какие-либо альтернативные способы решения сложившейся ситуации. Например, организация временных заказников в местах миграционных концентраций, смещение сроков охоты для выведения из-под пресса неблагополучных видов и перенесение его на более благополучные виды, временные запреты охоты на эти виды в части регионов. Вариантов реакций на самом деле была масса, выше перечислена только небольшая часть.
Есть здесь, конечно, ещё один вариант. В комиссии работают люди, а людям, понятное дело, свойственно ошибаться. Возможно, часть видов не имеет тенденций к снижению численности или же это снижение незначительно. Действительно, часть информации по учётам различных видов зачастую вызывает вопросы, и это, в общем, абсолютно нормально. Но в таких случаях логично предложить проведение учётов, в том числе с участием представителей охотничьего лобби. Пишутся аналитические записки в комиссию с конструктивной критикой используемой информации. Публикуются статьи в научных изданиях с обоснованной критикой оценок численности. Я немножко отслеживал ситуацию, и должен сказать, что максимум, что мне на глаза попадалось, – это статьи в охотничьих изданиях с очень слабой аргументацией. Например, была довольно большая и вроде бы разгромная статья по ряду видов. Правда, только на первый взгляд разгромная, так как оценка численности и показатели состояния видов брались из данных Красного списка Международного союза охраны природы (МСОП), который оперирует численностью всего вида, не разделяя подвид и популяции.
К примеру, если взять гуменника, один из популярнейших охотничьих видов нашей страны, то в Красном списке МСОП его численность указывается для всего вида. По правилам МСОП его не разбивают на четыре всем известных подвида с разной динамикой численности, а вместо этого оценивается общая тенденция изменения численности, которая, в целом, за счёт очень благополучного западного тундрового гуменника определяется как «LC» – не вызывающая опасений. У орнитологов такой подход, естественно, вызвал массу вопросов. И это ещё наиболее аргументированный пример.
Обычно же противники занесения в КК просто отрицают существующие оценки численности. Очень популярны в охотничьей публицистике обвинения орнитологов в ангажированности, или же и вовсе в продажности. И отдельно, естественно, подхватывается лозунг, о том, что само по себе внесение в Красную книгу никак не влияет на незаконную добычу вида. И это притом что в нашем законодательстве за добычу вида, внесённого в федеральную Красную книгу, полагается штраф до 200 000 рублей. Если же вид ещё и внесён в список особо ценных объектов животного мира, то ставка повышается до 1 200 000 рублей. Там, где есть хоть какой-то контроль, целенаправленно на виды, внесённые в Красную книгу, никто не охотится.
Кстати, если кто-то совсем несогласен с данными, которые приводят орнитологи, то логично привести свои данные учёта численности. Показать, что так и так, мы работали здесь 15 лет назад и сейчас поработали. Работали одной методикой, район работ большой, разницы нет. Но участники охотничьего лобби никогда не проводили никаких учётов, и предоставить им, в общем-то, нечего. И это неудивительно: проведение полевых работ – это затратный процесс, причём проводиться они должны подготовленными специалистами. Вкладываться в это представители охотничьего лобби, похоже, не собираются. Хотя сейчас появилась информация, что представители Центрохотконтроля готовят отдельные программы по большой горлице и гуменнику. Что из этого получится – не знаю, но если к разработке этих программ будут допущены только охотоведы и охотники, то очень сильно сомневаюсь, что программы окажутся полноценными. Тем более если они не будут предложены на рецензию специалистам из той же Рабочей группы по гусеобразным, которые гуменником занимаются уже очень давно.
Таким образом, мы видим, что охотничье лобби всеми правдами и неправдами пыталось не допустить внесения охотничьих видов в краснокнижные, не предлагая при этом никаких альтернативных вариантов решения проблемы снижения их численности. Согласитесь, очень странная позиция для людей, претендующих на роль главных природоохранников страны.
Реальный, а не декларируемый, интерес к охране природы у охотничьего лобби крайне низок. В начале февраля 2018 года в Твери прошёл первый Всероссийский орнитологический конгресс. За счёт очень грамотно выбранного места проведения конгресса и очень хорошей организации это было действительно серьёзное событие. Всего около 200 устных сообщений и 150 стендовых докладов, общее число участников составило около 400 человек. Все подробности о конгрессе можно найти на сайте РОСИП, одного из основных организаторов. Помимо фундаментальных исследований или исследований, сделанных на неохотничьих видах, на конгрессе был представлен ряд докладов, имевших прямое отношение к охоте и охотничьим видам. Обсуждались проблемы миграций, биологии и динамики численности видов. Докладывались результаты обработки данных спутникового слежения, данных геолокаторов, цветного и обычного мечения. Был отдельный симпозиум по птичьему гриппу с отличными докладами вирусологов из Новосибирска и Владивостока. Отдельное внимание было уделено проблеме ведения как федеральных, так и региональных Красных книг. Этому вопросу был посвящён отдельный симпозиум и круглый стол. Так же, как и проблеме охоты и состоянию охотничьих видов. Пласт полученной информации и появившихся личных связей мне на данный момент тяжело оценить. Информирование о конференции было начато в мае 2017 года, почти за год. Зарегистрироваться можно было в любой момент, тезисы принимали до конца ноября. Были тематические рассылки, был сделан отдельный сайт конференции. Любой человек, так или иначе занимающийся или интересующийся птицами, знал о подготовке и времени проведения конференции
На этом фоне крайне показательно, что конгресс был фактически полностью проигнорирован представителями охотничьих и охотоведческих организаций и вузов. Присутствовали двое редакторов одного охотничьего издания и некоторое количество представителей региональных охотничьих госинспекций. Возможно, были представители охотоведческих вузов и институтов, но если они и были, то их было крайне мало. Людей, которые активно печатали статьи с требованием невнесения в Красную книгу ряда охотничьих видов, которые критиковали ограничения охоты и международные соглашения, я там так и не увидел. Впрочем, как и руководителей охотобществ, охотоведческих институтов или же Центрохотконтроля. При этом, как уже было отмечено выше, было невозможно интересоваться птицами и не знать о проведении конгресса. Конечно, есть ещё вариант, что они сами прекрасно понимают, что аргументов, подтверждающих их позицию, у них достаточно только для не разбирающейся в вопросе и литературе аудитории. А для дискуссии со специалистами они никуда не годятся…
Есть ещё одна тема, которую охотничье лобби постоянно поднимает. Именно различные охотничьи организации регулярно пытаются акклиматизировать очередные охотничьи виды, не задумываясь над возможными последствиями этих действий. В первую очередь, это попытки акклиматизации копытных: американского белохвостого оленя, завозы таких экзотов, как бизон, муфлон, лань и т. д. Постоянно возобновляются разговоры об акклиматизации канадской казарки. И это притом что вся история акклиматизаций ХХ века показывает, что последствия акклиматизации животных плохо предсказуемы и ведут зачастую к катастрофическим последствиям. Наиболее известные примеры – акклиматизация американской норки, вытеснившей нашу, европейскую, и акклиматизация врага номер один водно-болотных птиц – енотовидной собаки. Эти идеи акклиматизации как раз направлены не на охрану природы, а на увеличение количества охотничьих животных без учёта их влияния на другие виды, и прямо входят в конфликт с самой идеей охраны природы.
Получается, что охотничье лобби активизируется при появлении каких-либо законопроектов, направленных на ограничение возможностей охотников. Частично это, безусловно, хорошо, как показывает история с легализацией релоада патронов нарезного оружия. Но к охране природы представители охотничьего лобби относятся в первую очередь как к ограничению своих возможностей, абсолютно не интересуясь реальным состоянием видов. И, судя по всему, не собираются менять свои привычки даже в случае серьёзного сокращения численности охотничьих видов.
Основной лозунг – стрелять, как стреляли раньше. Без учёта происходящих изменений, но с применением современного оружия и экипировки. Причём не появляется желания даже разобраться и как-то включиться в решение проблемы сокращения численности видов. Любые аргументы просто отметаются как несущественные или надуманные, противники же скопом записываются в ряды мифической армии зоорадикалов или зоозащитников. Так что, увы, приходится констатировать, что никакой заботы об охране природы даже в части, касающейся охотничьих видов, у охотничьего лобби на данный момент нет.
Охотничьи общества или же просто состоятельные персоны при этом, безусловно, могут создавать и создают охотхозяйства с высокой численностью немигрирующих видов, преимущественно копытных. Но к охране природы это не имеет никакого отношения, скорее это ближе к некоей форме сельского хозяйства. До не то что активного участия в охране природы, а даже до просто интереса к проблемам охраны природы, по всему видать, охотничьему лобби ещё очень далеко.
