Термин «оружейная культура» часто звучит в спорах о контроле над гражданским оружием в России – как правило, в том контексте, что «у них» она есть, а «у нас» – нет. На этом сходятся и противники, и сторонники наличия у граждан огнестрельного оружия, разница только в выводах: или «поэтому нашим людям оружия давать нельзя», или «поэтому её надо развивать». Попробуем разобраться, так ли это, чего там такого у них (в США, проще говоря) есть, чего нет у нас, и надо ли оно нам.
Считается, что термин «оружейная культура» ввёл американский историк и социолог Ричард Хофстадтер в 1970 году как объяснение провала попыток принять законы, ограничивающие оборот оружия. Клинические показания к этому как никогда были: громкие политические убийства, латентная гражданская война между «Чёрными Пантерами» и «Ку-Клукс-Кланом», да и в целом неприлично большая смертность от огнестрельного оружия. Однако самой серьёзной из принятых мер был запрет на продажу оружия по пересылке. Хофстадтер объяснял это той ролью, которую оружие исторически играло в жизни американского общества. «Американская культура – это оружейная культура», писал он.
Американская культура сложилась, по сути, ещё до обретения колониями независимости, и делала это в весьма специфических условиях т. н. фронтира. Тут тебе и охота, и необходимость защищать скот и посевы от местной фауны, и, не в последнюю очередь, индейцы. Которые, конечно, с точки зрения абстрактной справедливости были невинными жертвами конфликта цивилизаций, но устраивать конкретные акты локального геноцида им это не мешало. А, как известно из романов Фенимора Купера, пока солдаты короля Георга наденут свои красные мундиры и возьмут на плечо мушкеты, пока дойдут форсированным маршем, всё самое интересное уже произойдёт.
Из этого закономерно выросла ситуация, когда каждый колонист должен был иметь ружьё и уметь им пользоваться. Параллельно рождалась одна из главных культурных ценностей американского общества – самодостаточность: те, кто надеялся на других, выживали чуть хуже, чем те, кто полагался только на себя. Здесь же рядом притаилось и врождённое неверие в способность правительства и государства решать самые насущные проблемы, которое и стало одним из мотивов для обретения независимости.
Для многих поколений американцев ружьё или револьвер были непременным атрибутом повседневно-бытового обихода. Да и современные хипстеры, переезжая на ферму, «чтобы жить в гармонии с природой», быстро понимают, что «без кольта и жизнь не та»: еноты цыплят таскают, ближайший шериф в получасе езды, ну и вообще. Не случайно в штате Аляска, который часто называют «последним фронтиром», огнестрельное оружие имеет 61% взрослых жителей – то есть плюс-минус каждый мужчина и каждая пятая женщина.
Однако ферма – это одно, а современный мегаполис – совсем другое. Урбанизация на первых порах, как правило, сопровождается ростом преступности: привычные социальные связи рушатся, повышенная плотность населения провоцирует внутривидовую агрессию, а правоохранительные органы не сразу адаптируются к новым условиям. Наличие большого количества оружия на руках при этом превращается в большую проблему.
На этом месте обычно задумываются о законодательных запретах. Но в Америке оружие успело стать частью национального мифа о герое-одиночке, который сам, без поддержки танков и авиации, справится с любой опасностью. Оно превратилось в пропповского «волшебного помощника», который магическим образом решает все проблемы вплоть до личной жизни. Вспомним легенду, согласно которой основатель одной из американских оружейных фирм сделал свою первую винтовку для того, чтобы, победив в соревнованиях по стрельбе, завоевать любовь местной красотки.
Примерно так обстояло дело согласно концепции Хофстадтера, которую тогда, в 1970 году, все как-то сразу приняли на веру. С ней согласились даже защитники конституционного права хранить и носить оружие: да, это неотъемлемая часть американской культуры, именно поэтому мы такие сильные, независимые и свободные. Отнять у нас оружие – значит уничтожить Америку. Термин оказался крайне удобен в политических баталиях, где чем звучнее форма и расплывчатее содержание, тем лучше. Подлинно научный подход к исследованиям в области оружейной культуры начал применяться только недавно, но результаты уже получены весьма любопытные.
Во-первых, выяснилось, что оружейных культур в Америке на самом деле две. Одна, условно называемая «оружейная культура 1.0» – это та самая, изначальная оружейная культура, идущая от традиций фронтира. В ней оружие видится как инструмент для решения той или иной задачи, будь то самооборона, охота или развлекательная стрельба, и не более того; это тот самый случай, когда банан – это просто банан. «Оружейная культура 2.0» – уже более новое образование. Именно она стоит на религиозном поклонении оружию. Именно вокруг неё вращается весьма устойчивая социальная конструкция из оружейного бизнеса, политиков и лоббистов и простых граждан (которых можно заставить покупать оружие ящиками и голосовать за кого надо, по сути, одной фразой: «А не то придут либералы и отберут все ваши ружья!)».
Из другого, количественного исследования на довольно репрезентативной выборке, следует, что большинство американцев, имеющих оружие, являются носителями оружейной культуры первого типа. При этом отношение к оружию среди этой группы не сильно отличается между представителями разных возрастов, полов, рас и ориентаций. А вот среди носителей оружейной культуры второго типа доминируют белые мужчины, и к своим «стволам» они действительно относятся с религиозным трепетом.
Авторам удалось довольно убедительно показать, что оружейная культура второго типа связана с теми проблемами с самоощущением, которые испытывают многие люди из этой социальной группы вследствие либерализации общества. Дело не в том, что кто-то имеет что-то против женщин, чернокожих или геев. Но они-то после победы в борьбе за равные права приобрели очень многое, а белые мужчины не получили ничего. Когда-то ты был (бы) глава семейства и основной добытчик, а теперь - кто? Особенно, если всю жизнь работал в отрасли, которую сносит, как домик поросёнка Ниф-Нифа, ветер перемен? Одним из способов адаптироваться к этому стало сменить статус «добытчика» (breadwinner) на статус «защитника» (protector) своей семьи и страны (и непременно с оружием в руках).
Эта концепция, конечно, небесспорна, но она многое объясняет. Например, то, что оружейная культура второго типа расцвела пышным цветом как раз в 60-е, разгар борьбы за гражданские права. Объясняет и тот факт, что количество владельцев оружия неуклонно снижается, тогда как общее количество стволов на руках у населения столь же неуклонно растёт. Для носителей оружейной культуры второго типа купить новый пистолет или карабин – что для верующего молитва, вот они и набивают шкафы однотипными и, по сути, ненужными им «чёрными винтовками». Ну и, наконец, то, почему оружейная культура второго типа (не всегда, но довольно часто) связана с довольно специфичными политическими воззрениями – неофашистскими, ультраправыми и объявляющими бунт против «тиранического правительства» не правом, а обязанностью каждого честного гражданина.
Вот примерно это понимается под «оружейной культурой» в США. Добавлю к этому ещё пару соображений.
Одна из косвенных проблем «культа оружия» – в том, что он сопровождается не менее религиозным по духу культом противников всякого оружия. Оба порождают и питают друг друга, оба замешаны на страхе и неуверенности (только у одних оружие служит панацеей от страха, а у вторых – пугалом). При этом на уровне обычных граждан взаимопонимание находится довольно легко. Но стоит только выйти на уровень общества – и тон сразу задают радикальные проповедники, выбор между которыми для простого гражданина превращается в альтернативу между хреном и редькой.
Из-за этого совершенно невозможно найти объективный ответ, как влияет гражданское оружие на жизнь в данном обществе. Я убеждён, что среди многочисленных текстов на эту тему нет ни одного полностью объективного, а вся приводимая статистика «подкручена» авторами, неважно, идёт ли речь о защитниках «второй поправки» или сторонниках контроля над оружием. Манипулируя исходными данными, можно доказать что угодно; на каждую деревню Вилларибо, где рай земной настал сразу после того, как граждан обязали не расставаться с револьверами, найдётся деревня Виллабаджо, где тот же самый эффект наблюдался после тотального запрета на всё оружие, включая кухонные ножи.
Безопасность жизни в стране зависит от многих социальных, экономических и политических факторов; «оружейная культура» среди них тоже присутствует, но явно имеет далеко не первый порядок важности. Что совершенно очевидно, так это то, что проблема «школьных расстрелов» – это не проблема наличия или отсутствия оружейной культуры (серьёзные исследователи сейчас фокусируются не на средствах исполнения, а на причинах возникновения самого желания поубивать одноклассников).
В римско-католической церкви была когда-то официальная должность – «адвокат дьявола». Когда кого-то представляли к лику святых – а для этого, согласно догме, нужно было, чтобы представляемый совершил не менее двух чудес, – «адвокат дьявола» должен был занять скептическую позицию и собрать доказательства того, что никаких чудес на самом деле не было. Так вот, американская оружейная культура – это, конечно, не та сатанинская сила, которой её представляют проповедники разоружения, но и чудес от неё ждать не приходится. «Привить» её не получится (и слава богу!), поскольку она есть порождение совершенно конкретных социально-экономических условий, общественная польза от неё неочевидна даже для самих США (особенно если учесть неофашистский контекст второго типа), так что вопрос «надо ли нам развивать оружейную культуру» в американском значении этого словосочетания становится риторическим: «Оно нам надо?»
Русский охотничий журнал, декабрь 2018 г.
