О главном русском охотничьем писателе. Почему? Потому что только он один без остатка посвятил себя теме охоты.
Скажешь: Николай Павлович Смирнов. И, наверное, всякий любитель охотничьей литературы поймёт, о ком идёт речь. Радость и горечь чувствуешь, вспоминая имя этого замечательного писателя: радость – потому что трудно себе представить большего лирика из охотничьих писателей, а горечь – от того, что Николай Павлович, в силу разных обстоятельств, так и не раскрылся полностью, дарование его придушили, а душу запугали.
Плёс, золотой Плёс, город на Волге – место, где родился 28 февраля 1898 года Коля Смирнов. Верхняя Волга – места охотничьи, а как красивы! Исаак Левитан живал и запечатлел Плёс и окрестности. Квартировал известный художник по соседству с семьёй Смирновых. Было это, правда, за десять лет до рождения Коли. К 1917 году кончил реальное училище в Кинешме (где учился Чапаевым прославившийся писатель Д.А. Фурманов). Сам писал о том времени: «Учился я трудно, с напряжением.
Страстная тоска об охоте, то есть о свободе, изнуряла душевно и физически, и всё кончилось тем, что я в двух классах (пятом и шестом) остался добровольно на 2-й год, чтобы целиком отдаться охоте». Проявилась рано у Николая Смирнова и вторая страсть – к литературе. Подростком, уже в 1914 году начал печататься в местной газетёнке «Кинешемец», откуда его переманили работать в костромскую газету «Курьер».
Дядья -охотники – Гавриил и Виктор – заразили племянника прекрасной страстью и поощряли её. В одном из поздних интервью Николай Павлович отмечал: «Охота совершенно неотделима от моей жизни. Стоит только взглянуть в зеркало памяти в „истоки дней“, в детство – передо мной возникают две комнаты в отчем доме, одна, смотревшая окнами на простор Заволжья, казалась тесной от книжных шкафов, другая же почти сплошь была завешана охотничьими принадлежностями. Чего только тут не было: несколько двуствольных ружей, слепящих воронёной сталью стволов и узорно-золотой тонкостью насечек, шагреневые патронташи, приятно пахнувшие порохом – что-то схожее с запахом сушёного яблока, кожаные сумки с сетками, как бы сотканными из листьев клёна, два извивных рога, звонкие собачьи цепочки»… В 14 лет Коле подарили ружьё «монтекристо», начался его охотничий отсчёт.
Литературная деятельность Николая Павловича развивалась стремительно и удачно: в шестнадцать лет он начал печататься (к уже упомянутым изданиям можно добавить «Поволжский вестник», «Газету для детей и юношества», «Журнал для женщин»). Правда, говорил, что «с 1919 года сделался профессиональным журналистом». В эти годы он редактировал кинешемский «Рабочий и крестьянин». В 1921 году Смирнова берут на работу в Иваново, где он редактирует «Рабочий край». Но звёздным часом молодого литератора стал вызов в Москву, куда его позвали на должность помощника ответственного редактора в «Известия». Как рассказывал Николай Павлович: «В Москве я познакомился, а потом и сблизился с писателями-охотниками: Пришвиным, Новиковым-Прибоем, Перегудовым, Низовым, Ширяевым, Правдухиным, Зарудиным, Пермитиным. Был знаком также, по журналу „Охотник“ и „Охотничьей газете“, с Бутурлиным, Каверзневым, Зворыкиным» …
В 1926 году Смирнов переходит на работу в редакцию «Нового мира», где проработал до 1934 года в должности литературного секретаря. Принят он и в Московское товарищество писателей. В 1929 году выходит его первая книга «Изумруд Севера», а за ней «Тёплый стан», «Человек и жена», «Своим следом».
Запомнился Николай Павлович и своими работами по составлению и редактированию охотничьих сборников: «Охотничий рог» (1925), «Охотничье сердце» (1927) и «Охота в русской художественной литературе (1927).
Рапповская критика не позволила появиться на свет четвёртому сборнику «Охотничьи костры», увидев в книге «ненужные» произведения и идеи. Редактором Смирнов был от Бога: в «Новом мире» с его лёгкой руки увидели свет вторая часть «Поднятой целины» Михаила Шолохова, поэма «1905» Бориса Пастернака, охотничьи рассказы Михаила Пришвина, «Кондуит и Швамбрания» Льва Кассиля.
Сблизился Смирнов с писателями, группировавшимися вокруг редакции журнала «Красная новь». В 1920–1930-е годы совершены поездки с В. Правдухиным в южноуральские степи: «Эти путешествия не только знакомили меня с новой, неизведанной природой, но и расширяли тематику моих произведений. Ключевая свежесть Яика, запах ковыля, полыни и кумыса, алые в полнеба закаты, ослепительный блеск озёр». Ездил Смирнов на охоты в Мордовию с А.С. Новиковым-Прибоем, «на Голубые озёра и привольные дубравы».
Замечательно, с иронией описана в мемуарах Николая Павловича поездка с Правдухиным и Новиковым-Прибоем на лисью охоту в Завидово, поехали с ними ещё писатели В.Я. Зазубрин и Д.П. Зуев: «Зуев, маленький и худощавый, еле-еле взобрался в вагон: его оттягивал назад огромнейший и тяжелейший, как колокол, рюкзак.
– Не человеку, а большие тяжести, – добродушно пошутил Силыч.
– Действительно, большие тяжести таскаю с собой, – серьёзно сказал, хмурясь и отдуваясь, Зуев.
Н.П. Смирнов возвращающийся из ссылки. Алтай. 1939
Он с усилием снял и положил на скамейку рюкзак и, достав серебряную табакерку – он не курил, а нюхал, – жадно поднёс её к носу и усмехнулся.
– Своя ноша, впрочем, не тянет.
Зуев то и дело вправлял в свой левый глаз монокль, объясняя это слабостью зрения. Стрелял с левого плеча, причём не так уж часто давал промах. Охотничья же страсть у него – необыкновенная.
– Пусть только покажет косой цветок или гачи, тут ему и аминь, – жарко приговаривал Зуев, хлопоча со своим непослушным рюкзаком».
Связывала Н.П. Смирнова долгая дружба с охотничьими писателями, входившими в литературную группу «Перевал»: Н. Зарудиным, И. Катаевым, Л. Сейфуллиной, В. Правдухиным, И.Соколовым-Микитовым, П. Ширяевым, П. Низовым. Только тучи уже сгущались над головой многих литераторов. На смену лефовским и прочим революционным критикам пришли грозные РАПП И ВАПП, чинившие разгром и унижения попутчикам и сменовеховцам. Вспоминается, как критик рапповец Осип Брик распекал Пришвина, говоря нечто вроде: «Вот вы тут пишете о вороне, а я не чувствую, что это наша ворона, советская». Пришвин, говорят, собрал рукописи и ушёл, хлопнув дверьми. Не миновала драма и судьбы Николая Павловича Смирнова.
Хотя в 1934 году он был принят в ряды Союза писателей СССР, в том же году грянуло необратимое. Сперва в «Новом мире» появилась статья Н. Грифельда «Чужая идеология», громившая инакомыслящих. А после убийства С.М. Кирова начался террор. По воспоминаниям сестры: «В комнату входят три человека в штатском, а за ними два солдата. Обыск продолжался примерно с трёх часов ночи до шести часов утра. Из книг взяли одну или две книги Троцкого и записные книжки, больше ничего компрометирующего не нашли».
Писатели на охоте в Мордовии. 1933
Николая Павловича арестовали по обвинению в антисоветской пропаганде, после четырёхмесячного следствия на Лубянке писатель был осуждён Особым совещанием ОГПУ на четыре года лагерей. Срок смехотворный, если учесть, что скоро обвинительная машина начнёт раздавать направо и налево «10 лет без права переписки». Ведь в это же время расстреляны были друзья Смирнова, писатели-охотники Н. Зарудин, В. Правдухин, И. Катаев, В. Зазубрин. В одночасье поредела советская охотничья литература.
Срок свой Николай Павлович отбывал в Алтайском крае, между станциями Кемчуг и Бадоложное, где течёт речка Бирюса. Потом его перевезли в Мариинск, откуда Смирнов по этапу пошёл в Архангельск, добрался до Нарьян-Мара, Печоры и Усть-Усу. Хорошо узнал географию родного края Николай Павлович Смирнов. Но Бог благосклонен был к судьбе человека. В середине 1939 года Смирнова освободили. Он поселился за 101-м километром от Москвы в древнем городке Александрове. Подводя итог своего сидения, не без горечи, я думаю, писал он сестре: «За всё время я получил лишь письмо от Правдухина и чудесный подарок от Б. Пастернака – сборник переведённой им современной грузинской лирики». Мне кажется, что в этот момент и произошёл надлом в душе: друзья отвернулись, несправедливо арестовали. А страх изменил характер некогда открытого и доброго человека.
В 1941 году Николая Павловича призвали на фронт. После войны его почти не публикуют, всё, что сделано до ареста, признано антисоветским. Но с жаром берётся за работу Николай Павлович. В 1948 году под его редакцией выходит прекрасный сборник «Охота в Подмосковье». А в 1950-м Смирнов становится ответственным редактором альманаха «Охотничьи просторы». Когда ему порой задавали не вполне уместные вопросы – «Не ожесточает ли охота?», – он твёрдо отвечал: «Нет, не ожесточает, а всячески сближает с природной красотой, даёт вещественное представление о тайнах леса, открывает заповедную страну следопытов и птицеловов, ведь недаром же любители живописи издревле любуются натюрмортами…»
Разбитая жизнь вроде бы склеивалась, как черепки, но что-то уже невозвратно ушло. Что? Наверное, сила духа, которой были наполнены страницы смирновских рассказов. Он довольно много пишет: стихи, прозу, статьи. Но через силу. Появляется его главная повесть – «Золотой Плёс», где рассказывается о художнике Левитане и его житье в Плёсе на Волге. Пытается Николай Павлович вернуть советским читателям Бунина (публикует в «Охотничьих просторах» и готовит бунинский двухтомник «Литературного наследия»). Работа продвигается со скрипом. Зато наградой могут служить письма вдовы Бунина Веры Николаевны Муромцевой-Буниной. После войны Николай Павлович печатался в газете для эмигрантов «Русские новости», по слухам, И.А. Бунин считал Смирнова умнейшим критиком литературного зарубежья.
«Спасибо Вам за письмо. Оно доставило мне редкую радость, я почувствовала в Вас человека, который так верно понимает творчество Бунина, что он был бы сам восхищён. Ведь это большая редкость. Меня порадовала Ваша фраза: „Отрывки из неопубликованных записей Бунина придают книге тонкую поэтическую прелесть“. Ни один рецензент не отметил этого, а я, когда писала, надеялась, что эти „отрывки“ будут оживлять моё повествование», – писала Вера Николаевна в своём письме Смирнову. Переписывался Николай Павлович со старейшим русским писателем-эмигрантом Б.К. Зайцевым, Г. Кузнецовой, Г. Адамовичем, Ю. Терапиано, И. Одоевцевой.
К слову, в 1959 году Смирнова реабилитировали и восстановили в Союзе писателей СССР. Четверть века прошло с ареста, сколько вместилось в 25 лет! Не забывал Николай Павлович работать с молодёжью. Благодаря ему в парижской газете были опубликованы рассказы В.И. Белова, В.М. Шукшина. А один из лучших современных русских прозаиков Ю. Казаков писал своему литературному «крёстному»: «Весна уже, Николай Павлович! Скоро, наверное, опять в бега ударимся? Вы в Плёс, конечно, а я хочу побродить теперь по средней полосе. Север мрачноват и – не для меня. Если я начну писать о севере, как чувствую его, то не поздоровится разным хлюстам от литературы, а ещё более, пожалуй, мне».
Рукопись рассказа
Дружескую переписку поддерживал Смирнов с давними знакомыми В.Д. Пришвиной, И.С. Соколовым-Микитовым, А. Перегудовым, Е. Пермитиным, О.В. Волковым, А. Н. Формозовым. В 1953 году написал он книгу о М.М. Пришвине. Для охотничьей библиотечки сделал брошюру об охоте на зайцев. Позднее вышла его книжечка «Охотничьи времена года». Но благополучие было кажущимся, жизнь заставляла бороться. Многим писатель Смирнов не нравился. Только в 1960-х годах получил он квартирку, вступив в кооператив Литфонда, наконец, въехал в двухкомнатное своё, последнее жилище.
А до этого, по свидетельству В.В. Наумова-Цигикала, жил более чем скромно: «И вот иду по Малой Дмитровке. Поднялся по „стонущим“ деревянным кривым ступеням в мезонинчик и, отыскав среди множества коридорных шкафов, сундуков, столов и гардеробчиков, ящиков и полочек одну из одиннадцати комнатных дверок, постучал… Низенькую комнату („7 на 7 аршин“) – бывшее жилище одинокой господской прислуги – освещали более низкие два оконца, а потолок над ними, пёстро-залитый дождевыми потоками, казалось, вот-вот ударит меня по голове. Перед собою, на фоне книжных стен и книжных „пилонов“, которые, конечно же, сдерживали падение этого ветхого навеса, я увидел Николая Павловича и его старенькую маму».
В 1960-х годах нанесли удар по старой редакции «Охотничьих просторов». С редакторской должности сняли В.Е. Германа. А после смены издательского руководства («Физкультура и спорт») в 1969 году альманах перестал существовать в прежнем виде. Пришли новые люди. Вместо книг стали выходить «случайные тоненькие охотничьи „мурзилки“». Этот новый удар тяжело пережил престарелый писатель.
Редакция Нового мира. 1934 год
Живя в скромной квартирке в районе метро «Аэропорт», Николай Павлович продолжал свою литературную деятельность, дававшуюся с каждым днём всё труднее. В 1978 году скромно справили 80-летие Смирнова. В последний год жизни обострилась болезнь. И с 5 на 6 сентября 1978 года писатель скончался. Похоронили его на Пятницком кладбище в солнечный ослепительный день. Один из поклонников творчества Смирнова произнёс: «Охотничий день и хороним охотника».
Только Николай Павлович, русский охотничий писатель, мог восклицать: «Страстной моей любви к природе (как и к охоте) способствовали, конечно, и жадно поглощаемые книги, в том числе и охотничьи журналы. „Псовая и ружейная охота“, „Наша охота“, „Охота и природа“ были Библией и „Одиссеей“, былинами и сагами моего отрочества, как были ими „Записки“ Аксакова, „Охотничий календарь“ Сабанеева, „Из жизни русской природы“ Богданова, „Робинзоны русских лесов“ Качулковой. Охотничьи картины Сверчкова и Кившенко, Перова и Ворошилова, Степанова и Прянишникова воспринимались как птица в полёте или зверь на бегу: глаза и руки невольно обращались к ружью. Музыка, вытекавшая из серебряной трубы граммофона, – „В островах охотник“, „Октябрь. Охота“ Чайковского, мелодии из „Волшебного стрелка“ Вебера – звучали как рог дяди Гавриила».
Ничего, что за границами рассказа остались непроцитированные письма и рассказы, переживёт читатель без моих воспоминаний о встречах с дочерью писателя, Музой Николаевной. Я думаю о Николае Павловиче Смирнове с благодарностью. Мне горько и радостно, что был такой писатель в России.
Все статьи номера: Русский охотничий журнал, апрель 2023
