Стереотипное восприятие капиталиста чем-то похоже на старые советские карикатуры: толстяк с сигарой, во фраке и цилиндре, и думает только о деньгах. Что, в общем-то, не соответствует действительности. Не говоря уже о том, что в наше время безработный, проводящий время за телевизором, пивом и чипсами, обрастает жиром быстрее, чем владелец заводов, газет, пароходов. На деле капиталисты такие же люди, как и все иные прочие.
Более того, большинство людей, составивших себе состояние, начинает задумываться о том, что бы с этим состоянием сделать полезного для общества. Одни строят церкви, другие – университеты, третьи – больницы; в Самаре, например, до сих пор функционируют канализационные сооружения, которые построил и подарил городу пивной король Альфред фон Вакано. Ну а люди, входящие в клубы трофейных охотников, естественным образом поддерживают природоохранные проекты.
Клуб Ovis вкладывается в сохранение и приумножение популяций горных копытных, в первую очередь североамериканских баранов. Это и программы реинтродукции, и выкуп земель у фермеров для создания прослойки пустой земли, чтобы дикие бараны не контактировали с домашними овцами. Подобные проекты финансирует и международный клуб «Сафари». Так, в этом году в Миссури прошёл первый за многие годы сезон охоты на барибала, восстановление популяции которого в значительной степени финансировалось SCI. Взносы, которые уплачивают желающие получить немецкую награду Ульмана, направляются на природоохранные проекты в Европе.
Трофейная охота понемногу развивается и в России: от отдельных охотников – к клубам, от получения зарубежных наград и премий – к основанию собственных. Надо думать, рано или поздно возникнет и вопрос, что бы такого сделать хорошего. И здесь есть одно направление, весьма актуальное в России. Это охотничье, или, вернее, природоведческое, образование.
Ещё довольно давно, более тридцати лет назад, немецким охотникам пришла в голову довольно простая мысль. Современные дети, выросшие в городской среде, становятся лёгкой добычей «защитников животных» просто потому, что не знают, как на самом деле работает живая природа. Это выражается мемом «фиолетовая корова». В том смысле, что ребёнок, который видел коров только в рекламе шоколада «Милка», на вопрос «Какого цвета корова?» запросто ответит «фиолетового». Дети могут рассказать что-то про гепардов и белых акул, которых худо-бедно показывают по телевизору, но при этом не знают, что лиса ест мышей, и уверены, что косуля – это жена оленя («спасибо» немецкому переводу диснеевского мультфильма про Бэмби).
Звучит знакомо? Это, к сожалению, стандартная ситуация для современного мира. Как при таком уровне осведомлённости можно ожидать положительного отношения к охоте? Никак. Что с этим делать? Давать детям хоть какое-то представление о том, чем живёт природа. Результатом стал проект Lernort Natur («Место обучения – природа»).
Авангард этого процесса – так называемые Rollende Waldschule, что можно перевести как «Лесная школа на колёсах». С физической точки зрения это смонтированный на прицепе или лёгком грузовичке комплект методических пособий: плакатов, чучел, информационных материалов, складных столов и стульев. Охотник-доброволец привозит этот прицеп непосредственно на место обучения – культурно-массовое мероприятие на свежем воздухе (например, выставку Hubana), или в оговорённое место, прямо к школе или близлежащему лесу или парку. Там и проводятся занятия.
Проект ориентирован на детей младшего школьного возраста и соответственно организован. Первый вопрос, который обычно задают: чем отличается заяц от кролика? Мало кто из современных детей может ответить на него. Дальше по плакатам переходят к другим зверям и птицам: воронам, уткам, косулям, лисам. Здесь можно дать детям посмотреть на чучело лисы, а можно перевести занятия в игру – догонялки, прятки, «морская фигура, замри», – где кто-то из детей будет изображать лису, а кто-то – мышей и полёвок, которых лиса ест. Победителям (а побеждают в конечном счёте все) раздают значки или бланки для школьного расписания с изображением диких обитателей. У детей постарше на экскурсиях хорошо катит поиск следов, определение вида животного, след оставившего, и изготовление гипсовых слепков.
В организации процесса Rollende Waldschule немало нюансов: не все родители и не все учителя, разумеется, с энтузиазмом относятся к идее того, что их детям показывают чучела и рога животных. Мне рассказывали, например, о том, что в одной школе «передвижной класс» по недосмотру оказался на школьном дворе аккурат в день открытых дверей для родителей будущих первоклашек. Некоторые из родителей сочли, что обучение охоте в этой школе есть часть школьной программы, и выказывали своё недовольство этим директору с таким негодованием, что отношения школы с союзом охотников оказались серьёзно подпорчены.
И это несмотря на то, что проект «Место обучения – природа» не преследует цели пропаганды охоты. Конечно, это немного лукавство: все понимают, что вопрос, что делает охотник и зачем он это делает, неизбежно возникнет. Что даст возможность немного и ненавязчиво рассказать об охоте и, глядишь, заинтересовать. Ну а потом никто не мешает ребёнку искать информацию самостоятельно; есть и предложения для юношей и девушек, конкретно желающих в будущем получить охотничий билет.
Но изначальный фокус на природе, а не на охоте, с моей точки зрения, главное достоинство этого проекта. Во-первых, он не отпугивает школьных учителей и директоров: говорить «о природе» – это модно и нужно, «об охоте» – сразу все возмутятся. Во-вторых, пробудить любопытство ценнее, чем просто рассказать; чужую речь можно просто пропустить мимо ушей, а ответ на самостоятельно заданный вопрос уже так легко не отбросишь и не забудешь. Наконец, человек, имеющий адекватное представление о жизни природы, уже вряд ли будет огульно отвергать охоту – и этого для начала вполне достаточно.
Структурная организация проекта повторяет общую систему организации охоты в Германии, хорошо знакомую нам: национальный союз объединяет союзы охотников федеральных земель, каждый из которых, в свою очередь, состоит из районных охотничьих обществ. Соответственно, на федеральном уровне определяются стратегия и программы обучения, на уровне земель закупается оборудование и организуется обучение преподавателей, а у каждого районного общества есть в распоряжении комплект оборудования и назначен человек, который проводит занятия.
На местах всё держится на энтузиазме исполнителей, нередко пенсионеров или людей предпенсионного возраста, имеющих много свободного времени и любящих возиться с детьми. Денег они за это не получают – чаще всего, наоборот, вынуждены оплачивать бензин и прочие расходы из своего кармана. Однако энтузиазма бывает недостаточно.
Есть два вопроса, с которыми не справиться своими силами. Первый – это комплект учебно-методических материалов. Он стоит денег, и довольно существенных. Деньги выделяются охотничьим обществом «с привлечением спонсорских средств»; насколько мне известно, в основном за счёт последних. Идеальная ситуация, как описывают её непосредственные исполнители, когда владелец какого-нибудь местного бизнеса сам охотник; тогда всё оплачивается из его средств, а на материалах и транспортном средстве в уголочке ненавязчиво представлен его логотип.
Второй, ещё более важный вопрос – обучение обучающих. Понятно, что на одном энтузиазме и охотничьей страсти много не сделаешь. Нужны определённые педагогические способности, навыки и знания: как организовать процесс, как заинтересовать учеников, как ответить на тонкие, деликатные вопросы. Для этого регулярно проводятся обучающие семинары, организация которых тоже стоит денег.
У тех, кто работает в проекте, нет каких-то планов или требований, сколько проводить мероприятий в год. Моего собеседника это, в общем, скорее не устраивает: было бы проще, если бы какие-то задачи и цели ставились. Было бы ещё проще, если бы от членов охотничьего общества требовалось определённое количество времени в год отработать на благо охотничьего сообщества (как заведено у немецких рыбаков): тогда преподаватель образовательного проекта мог бы призывать их на подмогу командно-административным методом.
Не предусмотрено и какого-либо анализа эффективности этой деятельности на национальном уровне. Впрочем, немецкий союз охотников регулярно проводит опросы общественного мнения, которые показывают неожиданные результаты. Несмотря на общий рост озабоченности проблемами окружающей среды, сочувствия идеям защиты прав животных, вегетарианства и веганства, количество людей, положительно относящихся к охоте, не уменьшается и даже немного растёт. «Зверюшек, конечно, очень жалко – но что делать, надо как-то регулировать их численность. К тому же они такие вкусные…» – примерно так относится к охоте средневзвешенный гражданин ФРГ. Какова в этом роль проекта «Место учёбы – природа», сказать сложно, но она определённо есть.
И вот что-то в этом роде мне бы хотелось видеть в России.
Речь не идёт конкретно о «Лесных школах на колёсах» и в целом слепом копировании немецкого опыта. Возможно, ещё больше пользы принесут «школы юного охотника», где детей будут учить охотничьему хозяйству. Возможно, даже в формате «пионерских» или «скаутских» лагерей с выездом на природу. Пусть даже это не будет называться «школой охотника» – есть же хорошее слово «юннат», «юный натуралист». В области такого обучения нам не надо далеко ходить за чужим опытом – хватит и собственных наработок: ещё не сожжены в библиотеках методички советских времён и живы люди, которые по этим методичкам учились и учили.
Но необходимость такой работы, на мой взгляд, очевидна. Обучение как таковое, чему бы то ни было, у нас в стране поставлено, не будем греха таить, не лучшим образом. Природа и охота здесь проходят по остаточному принципу. И немецкий подход в целом – не пропагандировать охоту как таковую (это в любом случае встретит слишком сильное сопротивление со стороны нынешнего общества), а обучать тому, как на самом деле работает природа, – кажется весьма привлекательным. Интерес со стороны школ практически гарантирован: у них есть спускаемые сверху планы по организации внеурочной деятельности, которые тоже надо как-то выполнять, а тут и мероприятие организовано, и делать ничего не надо.
Другой вопрос, кто должен этим заниматься и где взять на это денег. Государство? Ну нет. Помимо многих прочих причин, есть у государства проблемы и поважнее. Инициатива снизу – это прекрасно, но в российских условиях нереалистично. У энтузиастов на местах никогда не бывает средств и нет способа наладить горизонтальные связи. Россия – централизованная страна, в которой организация чего бы то ни было лучше всего работает сверху, из Москвы. И благотворительный фонд, организованный охотниками, может быть прекрасным локомотивом этого процесса.
***
Рискуя показаться занудой, напомню, зачем это нужно самим охотникам. Мы все прекрасно понимаем, что охотиться люди будут всегда. В Кении, например, охота на крупного зверя под запретом уже лет пятьдесят – при этом каждый национальный парк вынужден держать штат вооружённых до зубов рейнджеров, и всё равно «буш мит» – мясо дичи – продаётся на каждом рынке. И в Европе, и в России, если что, будет та же самая история. Можно хоть вообще всё запретить – кто-то будет ставить петли или ходить ночью на поля с незарегистрированными ружьями, кто-то – летать в Африку или, я не знаю, становиться «резервистом-снайпером» и принимать участие в «учениях на секретном полигоне» (ну а что в качестве мишеней будут кабаны и лоси – кто ж узнает, полигон-то секретный).
Другое дело, что репутационные издержки от утечек информации о том, что кто-то где-то добыл какое-то животное, становятся всё выше. Конечно, когда народ узнаёт о том, что, например, король Испании поехал в Африку и убил слона, всегда найдутся граждане, которые этим фактом будут глубоко возмущены. Но должна быть в обществе определённая критическая масса людей, которые отреагируют примерно так: «Охота была легальной, в чём проблема? Отженитесь от монарха!» И эта критическая масса людей сама себя не создаст. Да и возможность сказать в ответ на любую критику «Зато мы делаем вот это и вот это, а что сделали вы?» чего-нибудь да стоит.
Все статьи номера: Русский охотничий журнал, декабрь 2021
