Мы, охотники, всё чаще и чаще понимаем, что сегодня чаще и чаще становимся мишенями. Мишенями истерии, мишенями законодательных запретов, мишенями злословия и угроз.
Если судить по подборке реплик и комментариев к антиохотничьим воззваниям и статьям на соответствующих сайтах, можно подумать, что в мире существует совершенно определённая страта людей, желающих нам злой смерти. Да, в общем-то, и не только нам.
«Охоту запретить и всех, кто охотится, пожизненно заставить платить штраф-компенсацию за то, что они сделали несчастным зверюшкам за свою жизнь».
«Охотников бы живых вешал, снимал с них кожу, потрошил, чтобы они кричали, а звери ели их, пока они живые ещё, пусть почувствуют».
«Я бы убила всех людей вместе со всеми детьми, сожгла бы их заживо в огне лишь бы Мать-Природа нас простила и возродилась без Человечества».
Это только три высказывания из таких комментариев, и, уверяю вас, далеко не самые радикальные.
Воинствующая мизантропия, иначе человеконенавистничество, – неотъемлемая часть антиохотничьей деятельности. То есть основным лейтмотивом значительной части антиохотников является утверждение «убить всех охотников», напрямую смыкающееся с идеей «убить всех людей». Как остроумно замечал на это Ортега-и-Гассет, здесь неплохо бы начать с себя. Однако мы не антиохотники и стараемся стоять на позициях гуманизма, который предполагает, что человеческая личность является высшей ценностью. А те, кто пытается свои декларации воплотить в жизнь, сегодня заканчивают в Нюрнберге или ему подобных местах. Не говоря уж о том, что, в общем-то, реальный защитник тем и отличается от агрессора, что защитник готов отдать за что-то свою жизнь, а агрессор – забрать другие.
Хорошо стараются на антиохотничьей ниве наши сограждане.
Авторы подобных идей собирают подписи под обращениями о запрете охоты в Российской Федерации вообще и на бурых медведей в частности. И не надо улыбаться: если и та, и другая наберут нужное количество подписей, их будут рассматривать и в соответствующих комитетах Государственной Думы; и в профильном министерстве – и мы не знаем, в чью пользу будет принято решение после такого рассмотрения.
В Акшинском районе Забайкальского края в результате проверки соблюдения законодательства об охране объектов животного мира прокуратурой «выявлен факт размещения в информационно-телекоммуникационной сети „Интернет“ для свободного доступа неограниченного круга лиц информации, являющейся противоправной и запрещённой к распространению на территории Российской Федерации», в результате чего по решению районного суда от 09.08.2017 по делу № 2-160/2017 была заблокирована одна из общедоступных электронных биологических библиотек «Зоометод» (www.zoomet.ru). «Противоправной и запрещённой к распространению на территории РФ» была сочтена информация о традиционных методах охоты, описанная в книгах классиков русской литературы.
Сотрудники научно-исследовательских учреждений стараются записать в списки особо охраняемых видов максимальное количество форм, объясняя это тем, что такое внесение убережёт эти формы от охотничьего пресса (а на деле – просто отчитываясь по темам грантов на экологические темы).
И всё чаще и чаще охотники, особенно старшего поколения, спрашивают меня (да и не только меня – и друг друга): а как это произошло? Всю нашу жизнь принадлежность к охотникам означала принадлежность к законопослушной, уважаемой части населения, ведущей упорядоченный образ жизни. Как говорил Тургенев, «охотник – и, стало быть, хороший человек». С каких пор мы для значительной части общества стали чуть ли не каннибалами, живыми поедающими детей?
Сразу скажу вам, дорогие охотники. Наш статус нисколько не изменился в глазах именно что «значительной части общества». Потому что эта значительная часть в поте лица своего зарабатывает себе на кусок хлеба, и мы ему совершенно параллельны.
Да, существует общественно активная часть граждан, озабоченных природоохранными проблемами – но и со значительным количеством этих людей у охотников налажен положительный контакт.
Да, существует радикально настроенная группировка зоозащитников и примкнувших к ним научных сотрудников, решающих в дискурсе зоозащитной риторики свои производственные проблемы – их немного, но именно их голос слышен громче всего.
Где корни?
И охоту, и реальную охрану природы губит одно и то же – инфантильное урбанистическое мировоззрение и тенденция делегирования ответственности кому угодно за пределами узкого круга личного благополучия.
Почему такое мировоззрение сегодня (точнее, пару десятков лет назад) возникло и начало процветать?
Ответы будут простыми.
- Построен более безопасный и более замкнутый мир.
- Делегирование ответственности, уход от всеобщей воинской повинности, войны ведутся где-то там далеко и по телевизору / на экране компьютера.
- Нежелание знать, что происходит за пределами круга должностных и семейных обязанностей горожанина.
- Восприятие мира за пределами этого круга сугубо в контексте телевидения и интернета.
Люди, воспитанные под влиянием этих факторов, просто не понимают природы и процессов, которые в ней происходят. Мы привыкли обвинять в этом отечественную систему образования, но на практике так обстоит дело по всему миру. Возможно, это отказ от идеи подчинения образования идеям высшей целесообразности для общества в пользу удовлетворения личных интересов индивидуума.
В государстве не воспитывают охотников просто потому, что в нём не воспитывают образованных и ответственных граждан.
Ресурс ли окружающий нас мир?
Ответ вроде как очевиден. Ресурс.
А вот и нет.
Вышеупомянутые люди как ресурс его не воспринимают. Они пытаются рассматривать его с точки зрения партнёрства, что, в общем-то, хоть и приятно, но не соответствует реалиям существования Homo sapiens как вида. Это тоже напрямую следствие развития урбанистического мировоззрения, где, с одной стороны, человек воспринимает окружающий мир лишь по другую сторону экрана телевизора, мобильного телефона или компьютера, с другой, инфантилизм развит в нём мощнейшей индустрией мультфильмов.
В определении «ресурс» зоозащитникам представляется что-то очень плохое, постыдное, связанное с нечистотой. «Мы едим мясо, потом пропускаем через себя, извергаем, и мой помёт из мяса пахнет гораздо ужаснее, чем помёт из риса, хлеба и овощей. Рассматривать животных как ресурс для еды – ужасно! Сама природа протестует против этого с помощью запаха», – делает в своей дискуссии строго логический вывод один из зоозащитников. Ну, конечно, это личное дело, изучать ли ему собственное пищеварение, нюхая свои экскременты, или обратиться к врачу, но, замечу я, ресурс – это далеко не только то, что мы едим. Ресурс – это биосфера, в которой мы обитаем, ресурс может быть эстетический, биоценотический, туристический и т. д. Любой объект Всемирного наследия ЮНЕСКО – это тоже ресурс.
А вот заниматься антропоморфизацией ресурса и призывать ресурс к партнёрству – в общем-то, конечно, перебор. Иногда и при некоторых углах зрения выглядящий мило, но, в любом случае, базирующийся на лицемерии. Потому что ровно в тот момент, когда партнёр начинает требоваться как ресурс, он и начинает рассматриваться как ресурс.
В любом случае, это те же издержки урбанистического мировоззрения, но наша проблема в том, что его носителей сегодня – большинство. И именно это большинство активно влияет на законодательную политику демократических государств через прямые выборы, обращения к общественности и в органы власти, подписанные большими массами людей.
А зоорадикалы способны влиять именно на носителей того самого урбанистического мировоззрения.
Здесь надо понимать, что в сложном слове «зоорадикал» понятие «радикал» первично, а приставка «зоо» остаётся приставкой. В данном случае зоорадикализм – это возможность быть некоей узаконенной фрондой, поэтому он с удовольствием подхватывается политическими деятелями, артистами и деятелями культуры как возможность покричать, погримасничать и вытащить из кармана фигу. То, что мишенями в конечном счёте оказываемся мы, охотники, в значительной степени вторично. Главное – вытащенная из кармана фига.
Ну и агрессия, направленная на охотничье сообщество, этим людям кажется совершенно безопасным действием. Прежде всего, потому что они знают, что большинство охотников внутри – вежливые люди.
Тут, конечно, можно было бы подумать, что идеальным государственным устройством для охотников являлось бы авторитарное государство, управляемое охотником (охотниками). Ну да, а для вегетарианцев – веганами, а для судомоделистов – судомоделистами. Но мы будем последовательными гражданами демократического государства и станем решать наши проблемы в рамках современной конституционной парадигмы.
Что делать-то?
В жизни мало столь непродуктивных позиций, как позиция человека, пытающегося переубедить верующего. Радикальные зоозащитники – это верующие люди, как, скажем, свидетели Иеговы, ортодоксальные иудеи или исламские фундаменталисты. Мы обречены существовать с ними в одном мире, не смешиваясь, и вырабатывать стратегию и тактику противодействия их усилиям.
А вот с остальной частью общества, озабоченного природоохранными проблемами, нам надлежит работать!
Какими силами?
А вот это вопрос – какими…
Одной из главных проблем в утере интереса к живой природе является практическая потеря в нашей стране тех направлений науки, которые имеют характер общенатуралистических исследователей.
Академическая наука сегодня у нас является хаотическим переплетением дочерних западных исследований и имитацией таковых же с отставанием на 25–30 лет.
Работа современных российских научных сотрудников полностью вторична и подчинена основным направлениям исследований, мейнстрим которых проходит за рубежом. Это, кстати, не так уж плохо, хотя бы сохраняется некоторый уровень образованных людей, говорящих на английском языке и использующих биологическую терминологию. Возможно, они и пригодятся в стране, если нам когда-либо случится заново восстанавливать свою науку (в чём лично я глубоко сомневаюсь). Но в целом это люди, не обладающие целостным биологическим мировоззрением и смотрящие на мир с точки зрения лаборантов профессоров и лабораторий, основной деятельности которых они сами не понимают. Лаборантская работа – это не только пробирки мыть. Это и за птичками смотреть, и тигров фотографировать тоже.
Прикладные дисциплины биологического характера, к сожалению, у нас такой целостной картины так и просто никогда не имели. Их деятельность всю недолгую историю формировалась по принципу «тришкиного кафтана», комплектовались кадрами они по остаточному принципу. Уже в восьмидесятые годы в словосочетании «наука охотоведение» в кавычки ставилось слово «наука». Поэтому популярно объяснять происходящие в природе естественные процессы у нас сегодня особо и некому.
Строительство виртуального мира
Я б, может быть, относился с большей толерантностью к современным умеренным зоозащитным инициативам, если б не одна совершенно очевидная для меня вещь.
Их стараниями, стараниями зоозащитной общественности, стараниями поддерживающих их научных сотрудников, стараниями людей, неспособных встать из-за телевизора или компьютера, сегодня в Российской Федерации строится в корне порочная система законодательных природоохранных актов. Эти акты существуют и будут существовать только в сознании их творцов и в выступлениях на многочисленных экологических форумах, в отчётах по бесчисленным грантам и в рапортах на нескончаемых совещаниях.
За городской чертой, в небольших городках реальной России, в посёлках, деревнях, урманах, на реках, в тайге, тундре, степи в горах и на холмах эти ваши документы не будут стоить даже той бумаги, на которой они опубликованы.
Мы своими руками выковываем общество, разделённое по совершенно иному, незнакомому нам прежде принципу – экологическому мировоззрению.
И население (а главное – власти) в крупных городах и мегаполисах будет писать правила для жителей остальной (и гораздо большей) части страны.
А там их просто не будут исполнять. Как это, в значительной степени, происходит уже сейчас.
