Рассказать о своём нелёгком прошлом без лишних соплей – для мужчины довольно непростая задача. В моём случае отправная точка для повествования появилась лет десять назад, в те времена, когда я ещё частенько смотрел телевизор. Как-то в канун празднования очередного Дня Победы на новостном канале показали сюжет об открытии необычного памятника.
Происходила эта церемония в Мурманске, а высеченным из камня героем монумента стал обыкновенный тюлень. В годы войны приморский северный город оказался отрезан от внешнего мира, и спастись от голода его жители сумели, питаясь мясом и жиром морских животных.
Посмотрев сюжет, я решил, что нашёл наконец-то начало для истории, поделиться которой с Читателем мне хотелось очень давно. Время её действия, конечно, не годы военного лихолетья. Но для поколения, родившегося в колымской глубинке начала спокойных семидесятых и начавшего познавать мир в не менее благодатные восьмидесятые, демократический дурдом девяностых стал потрясением не меньшим, чем начало полномасштабных военных действий. И враг пришёл вовсе не со стороны. Напротив, те самые умные головы, которым люди были приучены верить с детства, неожиданно решили, что все построенные ранее большие и малые поселения Колымы были выстроены по ошибке.
Множество посёлков Магаданской области, успешные и процветающие совхозы на Колымской трассе, кормящие своей продукцией всю область, признавались неперспективными и убыточными для государства. Может, так оно, по большому счёту, и было, но проводимая политика стала нечестной и предательской по отношению к местному населению. Жители этих самых посёлков искренне верили, что всё происходящее – просто очередная чёрная полоса в их жизненной тельняшке и нужно лишь продержаться немного до наступления лучших времён.
И они держались. Наблюдали, как набивали наворованным добром контейнеры и убывали в давно уже заждавшиеся хозяев на югах дома большие и мелкие начальники. Работали, получая виртуальную зарплату в виде записи суммы на «карточку». С этой карточкой можно было сходить в магазин и купить там банку молока и булку – только одну булку – белого хлеба. Хлеб выпекался в местной столовой, был очень вкусным, но воздушным и почти невесомым: за один присест можно было умолотить всю буханку в одиночку и остаться голодным. А всё оттого, что у пекаря и его помощников были большие семьи, нужно было сэкономить муки домой, а потому завести тесто пожиже.
К моменту описываемых событий в кранах ещё бежала холодная вода (в скором времени ходить за ней придётся на речку) и ещё висели под окнами и еле-еле грели батареи (не сегодня-завтра накроется медным тазом поселковая котельная и все чугунные регистры сдадут в металлолом). Что касается главного героя всей этой истории – а что, если, уважаемый Читатель, в его образе вы представите себя?
Итак, вы просыпаетесь утром в холодной квартире. Рядом сладко дремлет жена (она у вас доярка и ей скоро на смену), на соседней кровати спит маленький ребёнок. Ещё рано, и в небе только зарождаются первые признаки наступающего утра. И можно бы ещё поваляться в постели под тёплым боком супруги, однако чувство неясной тревоги накатывает на вас и прогоняет остатки сна. А ещё хочется есть. Вообще, чувство голода стало для вас привычным.
Вы бредёте на кухню и накладываете себе картошки. Этот спасительный корнеплод, да ещё заквашенная с осени капуста – основное и почти единственное блюдо вашей семьи на протяжении всей долгой зимы. Иногда жене удаётся принести с работы немного муки американского производства. Где-то в далёких и сытых краях её признали негодной для питания людей: эти чудаки разглядели в ней через лупу каких-то маленьких жучков и отправили муку на корм скоту. Какие глупости! Все жители села быстро научились просеивать муку через мелкое сито. Получался замечательный продукт – белейший и мельчайшего помола.
В такие дни дома праздник живота: вы лепите вареники, а вернувшаяся со смены жена выпекает вкуснейшие булочки. Очень часто вам помогает мама – до пенсии ей осталось очень немного, и она дорабатывает этот срок, моя полы в доживающей последние годы школе. Там платят, пусть немного, но это настоящие живые деньги. Маме тоже непросто, но она зачастую делится последним. И сегодня на вашем столе целых полбутылки растительного масла...
За завтраком вы вспоминаете вчерашний разговор в котельной. Вы работаете там кочегаром за те же хлеб и молоко. Впрочем, временами кочегарам перепадает кое-что получше. Иногда, когда очередная корова из быстро редеющего голодного совхозного стада бессильно падает на передние ноги и её успевают прирезать, работникам котельной выделяют немного мяса. Никому точно неизвестно, успели ли зарезать несчастное животное либо попытались спустить кровь у уже бездыханной: происходит это чаще всего ночью, а совхозная ферма – особый закрытый мир со своими порядками. Изредка кочегарам подкидывают и курево – вечно рассыпающуюся столетнюю «Приму» и вонючий «Беломор» из города Кременчуг. Впрочем, сами вы не курите и относите эту гадость жене.
Так вот, после очередного голодного головокружения вы дожидаетесь конца смены, заявляете начальству, что не в силах больше здесь работать, и просите уволить вас по собственному желанию. Ваши начальники, и без того уже лишившиеся многих работников, отказываются даже говорить об этом. Они тычут вам под нос какие-то законы, говорят, что никто не имеет права уйти с работы когда вздумается и что вы обязаны кочегарить ещё какое-то время... Какая чепуха! Упрямство – ваше достоинство и недостаток, и вы решаете: если вас не хотят увольнять добровольно, выгонят за отсутствие на работе. И просто перестаёте появляться в котельной, а позже забираете в конторе свою рабочую книжку с увольнением по тридцать третьей статье. Впрочем, это вас не особо беспокоит: законной работы на горизонте пока не видно, а появись она позже, вы всегда сможете объяснить происхождение «волчьей надписи». В это утро вас волнует другое: как вы будете жить дальше. Теперь не будет даже той скудной хлебно-молочной пайки, а семье так нужна еда...
В лесу вы всегда чувствовали себя как дома. Но во времена детства и ранней юности тайга была скорее вашим добрым другом. В годы учёбы вы иногда выбирались в зимний лес с товарищами, подолгу жили в охотничьих избушках и ставили петли на зайцев. Однако дичи в вашей семье никогда не ели, и всех пойманных лопоухих забирали себе друзья. Теперь нужно применить накопленные знания охотника и следопыта на практике. С зайцами всё понятно: у вас осталось достаточно петель и всегда можно найти и обжечь старую автомобильную покрышку. Но закавыка в том, что почти всех зайцев в окрестностях посёлка выловили не менее голодные и более шустрые конкуренты, а на дальние многодневные походы с ночёвкой у вас нет ни сил, ни продовольствия.
Зато в этом году небывало расплодились куропатки. Многие мужчины давно уже ставят на них силки, и не проходит и дня, чтобы жена не упомянула как бы мимоходом то об одном, то о другом удачливом охотнике. Усталая и замученная тяжёлой работой, она ничего не требует и никуда вас не гонит, но во взгляде её вы видите далеко запрятанную надежду. Если не вы отправитесь в лес, то кто?
Утром, после ухода жены, вы лезете на чердак и спускаете оттуда целую бухту телефонного кабеля. Весь остаток дня уходит на то, чтобы освободить тонкую медную проволоку от свинцовой оболочки, а затем ещё от бумажного покрытия. Затем вы разыскиваете толстую алюминиевую проволоку и мастерите из неё дуги. Всё это делаете впервые в жизни, держа в памяти увиденные когда-то в лесу самоловы и вспоминая советы знакомых. Уже под вечер, уложив наконец приготовленные ловушки в вещмешок, отправляетесь спать, полный планов на завтра.
Поутру просыпаетесь раньше всех с необыкновенным приливом сил и бодрости, перекусываете, одеваетесь потеплее и отправляетесь в путь. На дворе – начало декабря, и морозы крепчают с каждым днём. Вот и сегодня температура опустилась за сороковую отметку. Но это обычная и вполне терпимая в здешних краях зимняя температура. Вы идёте по заснеженному лесу и с неудовольствием замечаете, что следуете по нахоженному кем-то пути. И в местах, истоптанных стаями куропаток, уже расставлены целые ряды точно таких же, как у вас, алюминиевых дужек с маленькими медными петельками. Но нет худа без добра: вы видите, как они правильно ставятся, уверены, что у вас получится не хуже, а ещё знаете: следы неизвестного петельщика рано или поздно закончатся и по негласному охотничьему закону следующий пустеющий участок будет принадлежать вам.
Идти приходится долго, и только у летних выпасов на шестом километре следы конкурента, наконец, окончательно сворачивают в тайгу к виднеющейся сквозь голые лиственницы линии электропередач. Вы следуете дальше и оказываетесь в настоящем куропачьем раю. Белые птицы то и дело взлетают с диким хохотом, вызывая от неожиданности на спине холодные мурашки. Вокруг зарослей тальника маленькими мохнатыми лапками вытоптаны целые аэродромы. Вы снимаете рюкзак и быстро дубеющими на морозе руками настраиваете петли. Расставив, наконец, все самоловы (а было их ровно пятнадцать), вы возвращаетесь домой донельзя вымотанный, но довольный и полный надежд.
Два дня вы выдерживаете с большим нетерпением. Услужливое воображение рисует яркие картинки куропаток, застывших в ваших самоловах в самых причудливых позах. И в последний перед охотой вечер ложитесь спать с новыми надеждами и не обращаете внимания на лёгкое недомогание…
А наутро просыпаетесь с гудящей и разламывающейся от боли головой. У вас температура под сорок – может, сказалось путешествие в лес, а может, просто какой-то вирус нашёл лёгкую добычу. Дома на столе всё та же варёная картошка с кислой капустой, закончилось даже мамино масло. На градуснике за окном – минус пятьдесят три. Вы опускаетесь на табурет, почти готовый совсем упасть духом... И неожиданно странная дикая мысль врывается в голову. Злая, безжалостная, но вполне логичная, она впоследствии надолго станет вашим главным жизненным девизом. «Братец, а кого волнуют твои болячки? Ты должен делать то, что должен, а потому поднимай свой зад и делай!»
И тогда вы одеваетесь и отправляетесь в путь. Вегетарианский обезжиренный завтрак даёт совсем мало сил и не греет на морозе. Пар от дыхания шуршит в ледяном непроглядном тумане. Жутко мёрзнет лицо, мороз проникает под одежду и заставляет трястись в ознобе вспотевшее больное тело. Одна только мысль согревает ваше нутро. Куропатки! Вкусные лесные птицы... Их можно будет потушить с картошкой или сварить борщ. А вдруг попадётся много? Тогда можно заварить несколько птиц в кастрюле просто без ничего и вволю наесться дичины...
С ничем неописуемым волнением вы подходите к началу своих новых угодий. Вот ваши следы, сворачивающие в лес... Вы выходите к силкам – и обнаруживаете, что они пусты, а бывшие совсем свежими пару дней назад следы уже присыпало снежной кухтой. Позже, набравшись опыта, вы узнаете, что большая стая куропаток может за день вытоптать большие площади, а потом надолго улететь прочь за многие километры. Такими же пустыми оказываются и все остальные петли. И тогда вас покидают последние силы, от обиды на глаза наворачиваются слёзы и хочется сесть прямо здесь в снег и выть на небо, подобно волку...
Конечно, вы не садитесь и не воете. Утираете сопли и очень медленно возвращаетесь домой. Жена всё видит и ни о чём не спрашивает. Минуют новые два дня, но теперь ожидание проходит вяло и спокойно. И вот вы снова на месте. Повторяется та же история. Правда, кое-где появились свежие следы. Их мало, но они вселяют надежду. Вы проверяете силки и уже без прежнего отчаяния собираетесь назад, как вдруг в вашем мозгу неожиданно щёлкает цифра четырнадцать. Именно столько петель вы только что проверили. Но их было пятнадцать! Несмотря на усталость, вас окрыляет надежда, и вы снова внимательно осматриваете места своей охоты. И – вот оно! – замечаете, что одна проволочная дуга исчезла и беспорядочный волок со следами крыльев ведёт куда-то в заросли вербы. Вы бросаетесь по следам. Вот дуга, застрявшая в кустах, и – о, нет! – торчащий обрывок проволоки, слишком тонкой для ловли куропаток... Уже безо всякой надежды наобум вы проходите немного дальше и неожиданно замечаете присыпанную инеем белую птицу. Куропатка из последних сил разорвала тонкую «медяшку», но задохнулась и замёрзла, раскинув крылья.
Домой вы возвращаетесь победителем. С гордостью вынимаете из вещмешка свою добычу и передаёте её жене. И с этого дня вам почти всегда сопутствует удача. Вы делаете новые дуги, а потом вовсе отказываетесь от алюминия и привязываете петли теперь уже из двойной проволоки к найденным на месте большим веткам. Строите загородки из тальника. В следующую охоту снова возвращаетесь с куропаткой, затем – с тремя, а позже бывают дни, когда снежно-белые с розовым отливом русловки не влезают даже в большой рюкзак. Теперь редкие неудачи воспринимаются спокойно и философски. В кладовой всегда имеется запас. Частенько вы делитесь добычей с мамой. Жена, будучи в гостях, пробует там пельмени с фаршем, накрученным из грудок куропаток. Скоро она лепит дома такие же, и они кажутся вам божественно вкусными. По такому случаю на тех же куропаток вы вымениваете бутылку вонючего картофельного самогона. И вот вы сидите вечером вдвоём, пьёте крепкую сивуху, заедаете её горячими пельменями, и все заботы и проблемы уходят прочь, уступая место безмятежному хмельному веселью...
На всю жизнь запомните вы обострённое чувство голода и безысходности и ощущение счастья и первобытной гордости добытчика от тяжести набитого куропатками рюкзака за спиной. В эту зиму все жители посёлка питаются куропатками, и даже те, кто их не ловит, покупают птиц у удачливых охотников. Вы ходите на промысел до наступления тепла, пока снег за день не начинает сильно подтаивать и оставлять петли высоко в воздухе, а попавшиеся куропатки не становятся наполовину коричневыми.
Впрочем, перестать охотиться вас заставляют вернувшиеся из дальних кочёвок вороны. Они находят пойманных птиц раньше и оставляют на месте преступления лишь кучки костей и перьев. Жена вскоре тоже бросает работу в совхозе и нанимается к крепкому хозяйственнику-фермеру. А вы уже внимательно следите за успехами друга. Он соорудил самогонный аппарат и пробует продавать своё зелье людям. Вскоре вы смастерите себе такой же, и нелегальный бутлегерский бизнес станет источником пропитания для вашей семьи ещё не на один год. О прошедшем годе куропатки напоминают лишь белые перья, которые гоняет по посёлку налетающий ветер. После той тяжёлой зимы популяция куропаток в ваших краях не восстановилась полностью и по сей день...
P. S. Прочитав написанное, Читатель может подумать, что автор слишком сгущает краски. Уверяю, что написанное не отражает и десятой доли испытаний, выпавших на долю жителей затерянных в колымской глуши когда-то процветающих поселений. Трассовские «аппендициты», мимо которых не пролегали оживлённые дороги, куда не заглядывали корреспонденты (а если и появлялись иногда, то только «районного разлива» с чёткими указаниями на то, о чём можно писать), которых высокопоставленные проверяющие сторонились, как смердящих помоек – эти посёлки развивались по своим, подчас не написанным ни в одном кодексе законам. Многие из тех, кто испытал на своей шкуре суровую романтику колымских девяностых, и по сей день не расслабились полностью. А кое-кто до сих пор прячет в укромном месте большие мотки проволоки – и пусть куропаток в окрестностях Магадана почти нет, их всегда можно найти, когда наступит очередной апокалипсис.
