Мне очень понравилась статья С. Ястржембского «Либерия. Особенности национальной охоты». И название тоже очень понравилось, именно потому, что примерно так же я и сама думала об этой охоте в февральской и майской поездках.
Мои впечатления о самом процессе добычи трофеев и выводы оказались несколько иными. Поскольку в данный момент времени место охоты в Либерии одно-единственное и организатор тоже один (то есть мы точно были в одном и том же лагере и никакого шанса избавиться от местного «Кузьмича» не было), я решилась «снять» второй «фильм» – без претензий на полемику. Даже продолжение названия «…в зимний период» вполне подходит. Конечно, зимы в Либерии не бывает, хотя «зимой» иногда называют период дождей, который как раз начался в конце мая, а февраль, он и в Африке (выше экватора) месяц зимний.
Начну с небольшого дополнения к справке о стране. Часть территории нынешней Либерии была выкуплена Американским колонизационным обществом для переселения освобождённых от рабства афроамериканцев в 1822 году. К 1828 году америко-либерийцы (как они себя называли) захватили всё побережье современной Либерии, а заодно и часть Сьерра-Леоне и Кот-д’Ивуара. В1847 году была провозглашена независимость. Несмотря на объявленный нейтралитет в двух мировых войнах, Либерия участвовала в локальных войнах с соседями, обвинялась в соучастии в торговле рабами, пережила переворот 1980 года и несколько гражданских войн, последняя из которых закончилась лишь в 2003-м.
Лингвистическая особенность Либерии: все думают, что они говорят по-английски. На самом деле это не так. На слух я выделила три типа местного английского: «городской» (и вправду английский), «деревенский» (английский без последнего слога в каждом слове) и местный диалект, который невозможно понять без помощников.
Когда возвращаешься из не очень обжитой ещё охотниками страны, на первый же вопрос «Ну как там?» обычно бывает легко ответить понятными сравнениями: «лагерь – как в Танзании, зверя – как в ЮАР, но он весь дикий» – это я, например, про Уганду. Такой же вопрос про Либерию поставил меня в тупик. То есть понятное мне сравнение есть: «как у нас в 90-е годы в деревне Гадюкино», для остальных – «Особенности национальной охоты».
Встречаются ещё на земле такие уголки дикой природы, где на первом этапе очень хороша охота именно потому, что место необжитое и зверь непуганый. Первый лагерь в таких местах, особенно в бедных странах, бывает очень примитивным. По мере посильного улучшения лагеря и превращения его в стационарный охота либо отодвигается всё дальше от лагеря, либо вообще исчезает, если не появляются методы и умение её организовать. По моим наблюдениям, самое плохое время – от третьего до пятого сезона. Поток охотников уже сформировался на фоне отчётов первопроходцев, без всякой рекламы, «лёгкие» деньги уже кажутся организатору близкими и доступными, лагерь (обычно реанимируются и используются старые лагеря лесорубов, геологов или дорожников) ещё улучшен очень незначительно, а охота «наудачу» уже сошла на нет. То есть быт и охота движутся не только в разных направлениях, но и разными темпами.
Я бы не стала принимать всерьёз прожекты г-на Дугбы (директора единственной в Либерии фирмы, организующей охоту) относительно взлётно-посадочной полосы поблизости от лагеря, ведь пока он не удосужился раскошелиться даже на исправную машину для доставки клиентов, постоянно работающий генератор для лагеря, морозилку нормального размера, газовую плиту (хотя бы походную) и рации. Ему, видимо, кажется, что раз деньги при минимальных вложениях с его стороны уже начали прибывать, то этот ручеёк уже не иссякнет: цены на 2019 год уже существенно повышены. Но он не учёл одну важную особенность охотничьего бизнеса: поток клиентов, желающих во что бы то ни стало добыть именно либерийских эндемиков (а таких во всём мире и сотни не насчитаешь), не бесконечен, охота уже к концу третьего сезона перестала быть лёгкой и безусловно успешной, а лагерь и атмосфера так и не стали привлекательными. «Цивилизация» – это не только душ, интернет, вайфай и гаджеты. Раздражает не отсутствие каких-то конкретных благ, а их недоступность в силу разгильдяйства: сортир есть, но не работает, душ висит, но в него не залить воду, генератор включён не тогда, когда надо зарядить все севшие одновременно приборы, а когда удобно поварихе. Кстати, Леонид Палько уже на третий день пообещал, что, если добудет зебрового дукера, подарит лагерю новую морозилку, и, конечно, сдержал своё обещание!
Либерийский базовый охотничий лагерь (бывший лагерь лесорубов) удивительно неудобный, неопрятный и неуютный, его не спасают даже вид на водопад и успокаивающий шум воды. Персонал скорее даже не недружелюбный, а просто ленивый. Комнаты не подмели, даже когда мы на двое суток уходили во временный лесной лагерь. Трёхразовое питание уже на второй день превратилось в двухразовое. Правда, в мае манго мы наелись вволю: спасибо щедрому дереву в соседней деревне. По возвращении с охоты никто тебя не встретит, не предложит напиток или донести рюкзачок. О любой «услуге» нужно сначала просить, а потом долго ждать. Здесь как-то особенно скучаешь по привычному для Африки костру – не как по источнику тепла и света, а как по ядру охотничьей беседы с обменом впечатлениями и мнениями. Кстати, дух охоты тоже почему-то отсутствует: мало того что ходишь по ночному лесу, не видя ни следов, ни помёта, так местный трекер ещё и не объясняет вам причину неудачи и не обсуждает планы на следующий выход.
То есть если вы уже бывали на охоте, например в лесном Камеруне, а зебровый дукер не является вашей заветной мечтой, эта охота не принесёт вам ни новых приятных впечатлений, ни ярких эмоций. Для меня было особенно удивительным то, что, даже добыв желанные трофеи, охотник сразу заявлял: «Как хорошо, что больше не надо сюда ехать! Да я и не поехал бы!»
Никоим образом не умаляя заслуг А. Егорова, добывшего своего зебрового дукера под самый конец второй экспедиции, то есть примерно на 160-м часе хождений по ночному лесу, замечу, что и другим охотникам трофеи в Либерии даются непросто. В феврале за тем же зебровым дукером вместе с охотником А. Клевцовым я прошла за 7 дней 157 км. Кстати, насколько нам известно, Алексей стал первым российским охотником, добывшим зебрового дукера. Попутно были добыты дукер Максвелла и 2 пальмовых циветты (генетт мы не встречали), через день и ещё 23 километра – два водяных оленька. В мае Андрей Заика добыл зебрового дукера на 5-й день изнурительной охоты, а Леонид Палько – на 7-й. В этой охоте каждый добыл ещё по пальмовой циветте, черноспинному дукеру и дукеру Максвелла. Не повезло только с водяным оленьком, зато добытый Леонидом Палько желтоспинный дукер был всего вторым (и последним) в сезоне. Галина Хабарова прошла вместе с Андреем Заикой все тяготы этой охоты и добыла очень хороший трофей черноспинного дукера (по предварительной оценке – 25-е место из 154 зарегистрированных).
Кстати, я бы также не стала переоценивать таланты местных трекеров Эмоса и Морриса (охотились попеременно с обоими как в феврале, так и в мае). Во-первых, в свете своего фонаря, используемого как фара-искатель, трекер (в отличие от охотника, светящего себе под ноги и смотрящего на зверя с другого ракурса) видит не только глаза, но и очертания и даже окраску животного. Так как все дукеры местной фауны довольно разные, по размерам и по цвету различить их не так уж сложно. В то же время оба трекера на моих глазах неоднократно ошибались как в определении животного, так и указывая лазером место стрельбы. Как ни странно, моё положение третьей в ряду и с выключенным фонарём оказалось очень выигрышным: меня не слепил свет стоящего сзади и я практически всегда видела всё тело животного в момент выстрела охотника.
Особенно ярко проявились охотничьи навыки местных жителей при организации привад на золотого кота. Дело в том, что в феврале, кроме Алексея Клевцова, в лагере был второй охотник – американец Джо, приехавший во второй раз. Его приоритетами были зебровый дукер и золотой кот. Видя наш скепсис относительно хищника, он рассказал, что два года назад именно в это время года и в этом месте золотой кот нашёл подраненного им дукера. Его тогдашний проводник, ныне уволенный, сделал приваду, и на следующую ночь кот пришёл снова. Однако добыть его не удалось: ружьё дало осечку. Джо с первого же дня попросил сделать приваду, а Алексей оставил за ним преимущественное право этой охоты. За неделю было повешено четыре привады, и как только Джо уехал (мы оставались ещё на 2 дня), я сразу вызвалась проверять привады. Увиденное поразило меня: между двух абсолютно вертикальных «берёз», стоящих в пяти метрах друг от друга, на высоте метров двух с половиной была натянута бельевая верёвка из лианы, на которой, как детские ползунки, покачивались кишки. Я не знала, плакать или смеяться, поэтому решила сначала осмотреть оставшиеся три привады. Трекеры посмотрели на меня с искренним удивлением: «Вот же они, ты что, считать не умеешь?» На бельевой верёвке и впрямь висело в метре друг от друга четыре порции кишок.
В мае к организации привад мы подошли уже более тщательно. Так как для нашего собственного питания был куплен козлёнок, мы попросили сохранить голову, шкуру и внутренности. Опросив трекеров и других местных в лагере, я выяснила, что виденный Джо два года назад золотой кот – единственный, которого они знают. Мы пришли на то же место, я выбрала наклонное дерево, проверила близость воды, трекеры показали место питания дукеров. Было понятно, что эта привада не для засидки, а только для привлечения хищника. Голову и шкуру привязали (шкуру трекерам было очевидно жалко), мелкие куски кишечника разбросали вокруг, замаскировали свои следы содержимым желудка и кишечника и ушли, волоча за собой потаску до ближайшей речки. Абсолютно уверена, что всё это наши трекеры не только делали впервые в жизни, но никогда и не слышали ни о привадах, ни о потасках. Было решено, что если будут обнаружены следы, то мы сделаем нормальную приваду и засидку. Через два дня голова и шкура таинственно «испарились», никаких следов найдено не было. Напрасно я не обратила внимания на то, насколько трекерам было жаль расставаться со шкурой!
На смену охоте «наудачу» (я бы даже сказала «на дурака») должна прийти охота спланированная, подготовленная. Для этого надо уметь собрать и обобщить имеющиеся знания, сделать выводы и применить их. Есть множество способов повысить эффективность, не делая существенных вложений, не изнуряя себя и не прибегая к особым ухищрениям. Но понимание необходимости такого подхода к организации охоты ещё не пришло. Более того, в Либерии ещё не брезгуют «подставами»: убедив охотника, что светящиеся глаза видит только трекер, могут указать лазером в темноту, спровоцировать выстрел и… принести уже остывшее тело «трофея». Такой ход был сразу дезавуирован, а подложный трофей не принят. В другой раз, когда было объявлено о подранке, я напросилась на поиски, трекер сразу сник, а к вечеру объявил, что ничего не нашёл. Естественно, источник «заготовок» – местное браконьерство. И хотя мы не слышали чужих выстрелов и не снимали петель, в ямы-ловушки на тропе проваливались неоднократно.
Мы часто забываем детскую привычку задавать вопрос «почему», полагаясь на некоторые (часто весьма нелепые) объяснения как на знания.
Например, считается, что период полнолуния для охоты хуже, на эти недели даже действует спецпредложение со сниженной ценой. Статистика добычи трёх прошедших сезонов полностью опровергает эту примету. Можно обсуждать, есть влияние или нет, но в том, что в лесу лунный свет не виден ни в ясную, ни тем более в облачную погоду, мы убедились лично.
Почему в Либерии охота только ночью? Да потому, что под светом зверь стоит. Это более лёгкая охота, и именно поэтому в других африканских странах она запрещена. Но организовывать дневную охоту в Либерии ещё не умеют. Зато ночная охота позиционируется как «уникальная» и особо сложная. И организатор, и трекеры очень удивлялись, узнав, что для охотников из России в ночной охоте нет ничего непривычного. Кстати, днём шанс добычи тоже есть: в феврале мы встречали днём чёрного и черноспинного дукеров. Оба отлично стояли на выстрел. Черноспинный дукер был уже добыт раньше, а чёрного не добыли из-за осечки (оружие и патроны, предоставляемые на месте, в ужасном состоянии, ввозить своё оружие возможности нет).
Почему одни дукеры идут на манок, а другие нет? Да потому, что некоторые виды (именно те, что приходят на имитацию предсмертного крика животного) не брезгуют мертвечиной, а другие – «убеждённые» вегетарианцы. В Либерии не умеют манить дукеров. То есть издавать звук могут, но выбор места, его подготовка и, главное, понимание метода отсутствуют полностью. Трекер просто усаживается на бревно рядом с охотником и манит. Сектор стрельбы минимальный, сектор обзора тоже. Та же проблема с «охотой из укрытия». Какой смысл сидеть в лесу, уставившись на 1 метр дороги, в течение 3 часов? Можно либо повесить камеру, чтобы выяснить время и регулярность перехода, либо сесть так, чтобы просматривать хотя бы 15 метров.
Существует много охотничьих «правил», в основе которых лежит вовсе не необходимость (которой все эти правила объясняют), а некие совсем простые утилитарные вещи. В либерийском лесу вам будут долго рассказывать, что дукеры боятся света фонарика, поэтому втроём идти никак нельзя, а фонарик охотника должен быть непременно красного или зелёного цвета. Однако мы же знаем, что дукер прекрасно стоит/лежит под светом автомобильных фар, фары-искателя или фонаря, в чём нетрудно убедиться на любой другой ночной африканской охоте. Но свет налобного фонаря сзади идущего человека дезориентирует идущего впереди (так же как просвечивающий насквозь свет фар задней машины мешает водителю). В результате к концу сезона сами трекеры отказались от идеи цветного света, а мы сделали за них вывод: охотник должен светить себе под ноги не только чтобы меньше шуметь, но и чтобы не слепить трекера. Кроме того, Андрей Заика лично убедился, что, если охотник светит фонариком по сторонам, его шансы увидеть дукера первым такие же, как у трекера. Причём есть время рассмотреть его, подозвать трекера и по команде выстрелить. Таким образом Андрей дважды первым видел объект, добыл одного дукера, а второй оказался того же вида, что уже отстрелянный раньше.
Время выхода на охоту (точнее, его ежевечерний перенос) также мотивировалось некими народными приметами в феврале, но в конце мая, когда трекеры окончательно убедились, что ходить мы будем «до победного конца», охоту перестали связывать с фазами луны. Ежевечерне мы выходили в восемь и ходили до 5–6 утра.
В первой февральской экспедиции время выхода назначалось от 8 вечера (темнело в 7 независимо от сезона) до 12 и даже часа. При этом трекер непременно интересовался, сколько часов мы намерены ходить. Такая постановка вопроса меня поначалу удивляла, но, проанализировав запись пути на навигаторе, я поняла, что охотничья тропа идёт в целом вдоль реки и в зависимости от частоты и глубины заложенных петель может быть пройдена как за полтора часа, так и за пять. Мой ответ, что ходить мы будем до первого, а лучше и второго тоже трофея ставил трекеров в тупик, и они сразу соглашались на более ранний выход.
Либерийский лес вблизи лагеря гораздо менее густой и непролазный, чем в Камеруне: даже после дождей и ветров за всю ночь приходилось убрать пару веток и махнуть мачете несколько раз. Но темнота, скользкая почва, постоянные спуски и подъёмы, импровизированные мостки в местах перехода речки, а главное – отсутствие каких либо признаков объектов охоты делают эти ночные бдения очень утомительными. Причём устаёт не только охотник, но и трекер: несколько раз мы замечали, как, предложив нам отдых, Моррис тут же сам садился на бревно и засыпал минут на 20. Под утро усталость накапливалась настолько, что поход фактически уже терял смысл: трекер Эмос светил только себе под ноги, старался сократить путь и рубил мачете направо и налево так небрежно, что даже порезался. Ни о какой тишине и осторожности речи уже не шло, лишь бы дойти.
В такие моменты мы задавались вопросом: «А если что-то случится?» Ведь кругом темнота, под ногами змеи, скользкие камни и острые, как пики, пеньки лиан. Ответ не утешал: конечно, путь назад мы найдём по навигатору, но в лагере нас ждёт машина без аккумулятора (потому что он используется для работы генератора) и неработающий генератор (потому что аккумулятор уже разрядился), два мопеда со спущенными шинами и свой спутниковый телефон, который не удалось зарядить днём из-за неработавшего генератора. То есть ответственность за жизнь и здоровье клиента не входит в должностную инструкцию трекера. А пи-эйч в Либерии не предусмотрен. Так же как и менеджер в лагере. Здесь вообще за подённую плату более чем в 1000 долларов в день вы не получите для охоты, как в Зимбабве, Камеруне или Замбии за те же деньги, пи-эйча, машину с водителем и 3–4 трекерами, а в лагере – официанта и бармена, а также человека, ответственного за горячую воду у вас в душе. Для охоты есть только один трекер каждому охотнику, человек, занимающийся первичной обработкой трофеев, – один на всех, а в лагере – повар, разогревающий полуфабрикаты и осуществляющий по совместительству руководство подсобными рабочими.
Ещё один нюанс охоты в Либерии. В контракте чётко прописано, что лагерь одновременно принимает не более двух охотников. Так вот, если охотников оказывается два, они всё будут делать синхронно: ехать в лагерь и обратно на одной машине, питаться и одновременно выходить на охоту и во временный лагерь. Даже если они не друзья и вообще видят друг друга впервые. То есть вы приобретаете две охоты 1×1, а вам фактически предоставляют одну охоту 2×2. Мы с трудом убедили организатора и трекеров в том, что в дальнем лагере охота будет успешнее поодиночке, и настояли на последовательном выходе: сначала один охотник на две ночи, потом второй.
По моему опыту, самым результативным был первый час охоты и последние полчаса перед возвращением (при условии, что трекер ещё не выбился из сил). Но это не значит, что большинство трофеев было добыто в непосредственной близости от лагеря. К маю вокруг основного лагеря дукеров уже практически не осталось. Напротив, самым «урожайным» был временный лагерь, расположенный в 9 км от основного. В феврале он ещё не был готов, но нас туда подвозили на машине (сохранилась старая лесовозная дорога), однако к маю машина уже была эвакуирована, зато появились палатка и навес от дождя. Расстояние до временного лагеря мы преодолевали примерно за 2 часа (с охотой), но на дневной отдых в нём всё же оставались. Вокруг временного лагеря охотничьи тропы были короче, мы и ночью дважды возвращались на получасовой отдых, что также работало на результативность.
Начало сезона (февраль) показалось мне более продуктивным: зверь вокруг стационарного лагеря ещё не выбит и менее пуглив, хотя лес сухой и поэтому более шумный. В мае зверя в целом было очевидно меньше, ежедневный дождь портил настроение, хотя непосредственно помешал охоте только один раз.
В заключение отмечу, что «Русские сезоны» – 2018 в Либерии оказались очень успешными. Каждый из пяти охотников выполнил намеченную программу. Правда, пришлось выложиться по полной, моральная и физическая усталость были на грани переносимости. Добытые трофеи действительно редкие и уникальные, но прежде, чем решиться на такую экспедицию, подумайте, действительно ли вы так хотите этого зебрового дукера и водяного оленька.
Русский охотничий журнал, октябрь 2018 г.
