Когда мы говорим об охоте как отрасли, мы прежде всего рассматриваем государственный аспект этого явления. Для того чтобы нам лучше стало понятно, что такое охота на Камчатке, главный редактор «Русского охотничьего журнала» Михаил Кречмар (далее – М. К) побеседовал с заместителем председателя правительства Камчатского края Романом Василевским (далее – Р. В.).
М. К.: Расскажите, вы вообще сами местный человек?
Р. В.: На Камчатке живу с семи лет, практически всю свою жизнь. Здесь вырос, здесь школу окончил, здесь учился, здесь работал, был когда-то главой Елизовского муниципального района – самого большого района в Камчатском крае. Сейчас работаю в правительстве Камчатского края.
М. К.: А с охотой как связаны были вообще?
Р. В.: Я не охотник. Имею оружие, имею разрешение, охотничий билет, всё остальное, но охотой не занимаюсь. Не моё хобби, люблю больше рыбалку. Хотя всех лесных зверей, которые водятся на территории Камчатского края, знаю, видел, встречал и продолжаю встречать дальше.
М. К.: Как бывший глава Елизовского района вы наверняка сталкивались с тем потоком охотников, который шёл на Камчатку где-то с середины девяностых годов. А как вы оценивали вообще их влияние на экономику края?
Р. В.: Если бы не было этого потока охотничьего туризма, думаю, что половины охотугодий в том виде, в котором они сегодня есть на Камчатке, и не было бы. Не было бы егерей, не было бы вложений, не было бы крупных компаний, которые владеют охотугодьями, на самом деле дорожат ими. Сегодня для многих потеря угодий стала бы прямо трагедией, очень много туда вложено капиталов, человеческих знаний и усилий. В своё время этот поток создал такой, скажем, ажиотаж, когда мы перешли к новому времени, где нужно было что-то вкладывать, появился какой-то капитал, появились местные компании, появился местный рыбный бизнес, который зашёл и в охоту, начал заходить внерегиональный бизнес, который стал охотугодья арендовать, стал в них что-то вкладывать.
На мой взгляд, это была такая палочка-выручалочка охотничьего хозяйства региона. Появились у нас люди, в этом хозяйстве заинтересованные. Эти люди стали сюда привозить новую кровь, новых специалистов. Это реальная проблема, потому что сегодня мы на Камчатке изолированы от учебных заведений. Ближайшие от нас – это Иркутск, может быть, Приморский край. Но новые люди у нас появляются, есть молодёжь, которая тоже сюда приезжает. К нам никогда не приехали бы, если бы здесь не было заработка. Поэтому у нас и персонал есть – егеря, и коллектив довольно молодой.
М. К.: А как у вас с охотой связаны коренные малочисленные народы (КМНС)? У вас много КМНС на Камчатке?
Р. В.: КМНС много. Они больше в центральной и северной части Камчатки, и у нас есть определённые проблемы с КМНС, потому что на самом деле законодательство сегодня не до конца урегулирует проблему с ними. Это проблема не только Камчатского края, проблема всех регионов, где есть КМНС. У нас периодически возникают конфликтные ситуации, потому что там, где сосредоточены КМНС, все хотят охотиться в угодьях и без лимитов. Хотя надо понимать, что если есть исчерпаемый ресурс, то неизбежно придётся договариваться о его рациональном использовании. Разные охотничьи ресурсы есть в разных частях Камчатки. В настоящий момент очень большой интерес к лосю.
М. К.: Мировой рекорд всего мира был добыт на Камчатке. Вообще всего мира!
Р. В.: На самом деле лось непосредственно на полуостров был завезён, на Камчатке его не было. Я часто бываю на северах Камчатки и иногда встречаю такие экземпляры в поймах рек, которых, кажется, крупнее уже нет. Ан нет, встречаешь ещё раз такого гиганта – и понимаешь, что есть!
К сожалению, мы все понимаем, что на самом деле очень много браконьерства, особенно на севере, потому что территории большие и для людей добыча того же лося – это пропитание. Как я об этом узнаю? Приезжаю и спрашиваю: почём мясо лося продают в деревне? Если где-то по 350 рублей, значит, лось добыт браконьерским способом. Иногда вижу рога, похожие на трофейные, тоже где-то лежат в сарае за углом или висят на стене сарая.
Камчатка – территория большая, и, если взять статистику, то у нас 47 230 тыс. га весь Камчатский край, 43 000 тыс. га из них занято охотугодьями, практически весь край! То есть мы такой очень-очень малонаселённый регион. В советское время, когда регион развивался, население достигало почти полумиллиона, стремились к этому. А сегодня на Камчатке живёт 280 тысяч человек. Территория опустела. Поэтому сегодня есть места, на мой взгляд, мало тронутые или практически нетронутые человеком. То есть раздолье для охотника, ну, наверное, полное! Поэтому высоки и трофейные качества лося, медведя и волка.
При этом мы платим охотникам 30 тысяч рублей за каждого добытого волка! Потому что у нас ещё есть такая сфера, как оленеводство, но, к сожалению, тоже сегодня не в лучшем состоянии, и мы видим перспективу в нём, в том числе и потому, что если убрать оленеводство, следом придёт тотальное браконьерство, а далее – вымирание посёлков. Наш камчатский дикий северный олень сегодня в Красной книге, но у нас есть чукотский олень, очень многочисленный, который через нас проходит транзитом. Мы постараемся сейчас отработать ситуацию, чтобы этот вид был объектом добычи. У нас миграция идёт с территории Магаданской области на территорию Чукотского автономного округа, и нас иногда она обходит, а иногда заходит очень массово, в прошлом году десятки тысяч там были этих оленей.
М. К.: А что сейчас делает правительство Камчатского края для того, чтобы поддержать охотничьи хозяйства? Видит ли оно какое-то будущее этой отрасли?
Р. В.: У нас стратегия развития Камчатского края нацелена в первую очередь на традиционные виды деятельности – это добыча рыбы, Камчатский край и рыба — это вещи одноимённые, и мы от этого не уйдём. Второе – мы сегодня пытаемся вкладываться в туризм, во все виды туризма, в том числе охотничий, и мы считаем, что охотничий туризм – это будущее как раз тех удалённых территорий, где не очень интересно обычным туристам, потому что там нет каких-то точек притяжения вроде вулканов и гейзеров, но в этих местах как раз обитают те самые звери, которые могут являться трофеями или объектами промысла. В стратегии развития Камчатского края до 2035 года, которую мы готовим, этот сегмент ярко выражен, и охотничий туризм для нас ничем не отличается от видового туризма. То есть мы готовы работать со всеми крупными компаниями и организациями, задействованными в этой отрасли.
Мы сегодня стараемся не мешать охотпользователям, потому что иногда случается конфликт интересов – я по площадям уже сказал, что охотпользователями занята на самом деле львиная доля Камчатки, и иногда можно прийти к тому, что начать чего-то отбирать. Мы ни в коей мере этим не занимаемся. Эту ситуацию до сегодняшнего дня удавалось удерживать.
У нас ещё есть разработка золота. Здесь у нас тоже есть опыт. У нас есть несколько недропользователей, которых мы сажали за стол переговоров с охотпользователями, достигали таких договорённостей: мол, всё, что вы перекопали, потом должно рекультивироваться и превратиться в какую-то туристическую площадку. У нас конкретная ситуация на реке Быстрой, там с недропользователями мы договорились вот о чём. Так как эти разработки находятся на территории определённых охотугодий, то после того, как недропользователи отработают свои залежи золота, они должны будут обустроить площадку, и в дальнейшем всё это достанется тому охотпользователю, которому принадлежат охотугодья.
На мой взгляд, это наилучший вариант, потому что и охотпользователь заинтересован в том, чтобы отследить всю ситуацию на территории, и недропользователи в том, чтобы не ругаться ни с властью, ни с кем. А в выигрыше окажутся туристы, которые в результате получат удобную инфраструктуру. Таким образом мы добиваемся в крае симбиоза самых разных интересов.
Все статьи номера: Русский охотничий журнал, октябрь 2023
