«Лимит добычи охотничьих ресурсов утверждается для каждого субъекта Российской Федерации высшим должностным лицом субъекта Российской Федерации в срок не позднее 1 августа текущего года на период до 1 августа следующего года» (п. 3 ст. 24 федерального закона от 24.07.2009 № 209-ФЗ «Об охоте и о сохранении охотничьих ресурсов...»).
Каждый год вокруг формирования и утверждения этих самых лимитов можно наблюдать разворачивающееся кипение «охотхозяйственной жизни». Сильнее всех из-за своих квот (квота – это кусочек лимита, определённый для конкретного охотничьего угодья) нервничают и суетятся, конечно же, охотпользователи. Для многих из них лимитируемые виды – главная часть дохода, а для некоторых – вообще единственный смысл деятельности. Собственно, сам процесс начинается ещё зимой – с учётов численности животных. Потом на основании результатов этих учётов охотпользователи формируют заявки на предстоящий сезон. Региональные уполномоченные органы тоже не сидят на месте: им надо всё это свести, пройти многоступенчатую процедуру согласования и вовремя инициировать принятие нормативного акта, по которому на следующий год будет осуществляться добыча медведей, копытных (кроме кабана) и самой ценной части пушных животных.
Строгость в вопросах регулярности проведения учётов численности животных, ограниченность выбора допустимых методик этих учётов и сложность процедуры утверждения лимитов, бытующие в нашей стране, по мировым меркам почти уникальны.
Те специалисты охотничьего хозяйства, которые имеют возможность и желание сравнить подходы к этому процессу в разных уголках мира, как правило, рано или поздно задаются вопросом: а почему отечественная практика настолько плотно загружена всеми этими бюрократическими процедурами? Не так уж просто найти примеры с аналогичным подходом, подразумевающим ежегодный учёт всех (или почти всех) ключевых для охотничьего хозяйства видов, такую же безальтернативность формализованных методов учёта и степень их значимости во всей системе мониторинга животного мира. А вот обратных примеров полно. Во многих странах вполне стандартной является практика, когда и учётов-то в привычном нам смысле слова не проводится: данные о численности нужных животных определяются на основании работы с «экспертными оценками» и различными «косвенными» методами. Кстати говоря, среди заграничных специалистов не такой уж редкой является точка зрения, что даже такие подходы излишне формализованы, а с животным миром ничего страшного не случится и при ещё более гибкой системе мониторинга и использования. Но вернёмся «к родным осинам».
Проследить причины такой специфики нашей охотхозяйственной отрасли довольно несложно. Дело в том, что организационно она была сформирована в советских реалиях. А для советского государства основной функцией охотничьего хозяйства было, конечно, получение соответствующей продукции. Учитывая плановый характер экономики, объёмы этой продукции необходимо было как можно более точно прогнозировать. Именно поэтому в советском охотоведении такой мощный пласт занимают всевозможные темы, касающиеся разных аспектов планирования. Это не только учёты численности животных и нормирование изъятия, но и, например, вопросы таксации и бонитировки охотничьих угодий. Правда, насколько всё это объективно делало интересующие нас природные процессы более понятными и прогнозируемыми – отдельный и не совсем весёлый разговор, выходящий за рамки этой статьи.
Когда Советский Союз прекратил существование, охотхозяйственные реалии сильно изменились. Однако несмотря на то, что фокус «заглавных» слов в отраслевых документах и текстах выступлений официальных лиц с «планов и заготовок» сместился на нечто, несущее более «экологический» посыл («сохранение биоразнообразия» и пр.), багаж «планово-экономических» подходов к некоторым вопросам перекочевал в новые реалии. Среди таких вопросов оказались и учёты численности животных, и вытекающее из их результатов лимитирование. Более того, уже в постсоветское время эта схема стала ещё более неповоротливой. Например, сейчас алгоритм «Учёты – заявки – согласование – лимиты – квоты» очень жёстко фиксирован.
Сам по себе расчёт – дело несложное: просто из учтённой численности животных охотпользователь делает заявку, которая не должна противоречить установленным нормативам изъятия (в случае, если речь про общедоступные угодья, это количество определяет уполномоченный орган). Однако дальнейший процесс утверждения квот включает в себя такие обязательные процедуры, как общественные обсуждения, государственная экологическая экспертиза и, в финале, – согласование с профильным федеральным министерством. Как легко можно догадаться, оперативная корректировка утверждённых квот в связи с какими-нибудь внезапными событиями, случившимися по ходу сезона (самый простой пример – «нестандартные» миграции), выглядит весьма фантастично.
Даже в советские «плановые» времена подобная схема была более гибкой – например, лимиты могли перераспределяться как перед началом сезона (если сделавшая заявку организация не выкупала все бумаги, а состояние ресурсов в соседних угодьях позволяло перекинуть лимиты на них), так и непосредственно в его ходе. На практике это иногда выглядело вообще таким образом, что районному охотоведу спускалось определённое количество разрешений, а он на своё усмотрение раздавал их по охотпользователям. Более того, Главохота РСФСР по необходимости могла перераспределять копытные «бумаги» даже между регионами. В практическом отношении это было очень удобно, хотя императивом оставались всё те же «планы и заготовки» (если в одних угодьях обстановка не позволяла «сделать» план – значит, надо было его выполнять за счёт других).
Есть у процесса определения лимитов и другие проблемы, зачастую лежащие на поверхности. Например, размер угодий, в разрезе которых проводятся учёты (и соответственно, на которые определяется квота добычи), может быть весьма невелик (в европейской части страны есть куча хозяйств площадью по 10–20 тыс. га). Понятно, что многие звери совершают вполне штатные перемещения, выходящие далеко за пределы таких угодий. Особенно это касается некоторых копытных, например лося и косуль, которые спокойно могут мигрировать хоть в соседний регион. Более того, они довольно часто так и делают. А потом – возвращаются обратно, ну и далее по кругу. Поэтому результаты учёта (даже будь он проведён на 100% честно и правильно) далеко не всегда могут иметь какое-то реальное отношение к ситуации, которая будет наблюдаться в конкретном таком угодье спустя более чем полгода, когда начнётся сезон охоты.
Впрочем, на практике многие учётные данные изначально формируются и подаются «под нужный лимит». Это хорошо заметно по некоторым интересным вещам. Например, по резкому и малообъяснимому изменению численности некоторых животных, начинавшеемуся сразу после изменений в установленных методиках расчёта лимита, когда для сохранения необходимого количества выдаваемых бумаг становилась нужна несколько другая численность животных. В памяти всплывает случай, когда многолетний председатель одной общественной организации, «прозевавший вспышку» оперативно отреагировать на очередные такие изменения (из-за чего у него на предстоящий сезон «лосинных бумаг» получилось меньше, чем обычно), громко ругался с районным охотоведом, принимавшим учёты, что тот не предупредил о необходимости «подправить» цифры. Аргументировал он свои претензии главным образом тем, что у него «всегда количество бумаг соответствовало количеству первичных коллективов, а теперь какой-то из них придётся оставить без лицензии».
Пожалуй, можно краешком затронуть и ещё один важный момент – распределение разрешений на лимитируемые виды среди охотников. Охотпользователей здесь обсуждать особого смысла нет: в этом случае весь процесс полностью отдан на их усмотрение. А вот с общедоступными угодьями получается по-разному. Чаще всего субъект в своём региональном законе прописывает порядок распределения тех категорий разрешений на добычу, которые являются «дефицитными» (чаще всего разрешения на добычу лимитируемых видов именно такими и являются). Принципиально разных способа распределения всего два: «в порядке очерёдности» и «посредством жеребьёвки/лотереи».
Иногда есть нюансы, например некоторая часть разрешений официально может бронироваться для определённых категорий граждан (чаще всего это либо волчатники, либо лица, помогающие с учётами численности или биотехническими мероприятиями). «В порядке очерёдности», с одной стороны, более коррупциогенный вариант, но с другой – и более простой. Для жеребьёвки/лотереи (естественно, в народе моментально прозываемой «лохотроном») надо прописать нормативную базу (которая должна пройти соответствующую антикоррупционную экспертизу, быть до этого идеологически одобрена большим начальством и т. д.). А ведь чем больше «нормативки», возлагающей на должностное лицо некие обязанности, тем больше у разных контролирующих структур возможностей найти какие-нибудь нарушения, а значит, и привлечь к ответственности. Ну и суеты с непосредственной организацией лотереи тоже немало. Другой дело – «в порядке очерёдности»: пойди докажи, что получающий из года в год бумагу на лося сосед охотинспектора не первый пришёл с заявлением в день начала их приёма...
Все статьи номера: Русский охотничий журнал, апрель 2025
