В наступивших сумерках я принялся рассматривать глубокие, уже почти занесенные ураганным ветром ямки в снегу, оставленные совсем недавно прошедшим зверем. За весь день ни одного следа, а тут – недавний!
– Лось или медведь? – с нарастающей в душе тревогой размышлял я, глядя на уходящую в сумрак цепочку ямок. – Но у лося след ровный, с потаском, а тут косолапый, как у пьяного. Неужели медведь в такую пору?! Осторожно смахнув верхнюю кромку наметенного снега, обомлел: – Это же мой след!
Сезон в тот год начался необычно. Врач, вошедший в палату почти военно-полевой больницы, осмотрев мою стянутую проволокой грудину, участливо пошутил:
– Ну что, «как на собаке»?!
И, застегнув халат, торжественно объявил:
– Можно выписывать. Но! – указательный палец правой руки вверх, – необходим двухмесячный курс реабилитации. Дело серьезное.
Для себя, сидя в пыльной, сумрачной палате, я давно уже спланировал этот курс и, добравшись до глухой таежной деревушки, отсидев месяц перед стареньким телевизором, потихоньку начал шевелить плечами и осторожно вскидывать карабин к плечу, имитируя толчок отдачи после выстрела. Боль в грудине при этом чувствовалась весьма ощутимо. «Ничего, пора втягиваться, охота на копытных в разгаре, и план добычи двух лосей никто не отменял», – решил для себя и полез на шкаф искать карту: в первую очередь необходимо наметить маршрут. Это главное.
Ранним утром, с трудом забравшись в «уазик» и отталкивая головой мокрые носы обезумевших от счастья своих любимцев – западносибирских лаек, выехал на зимник.
Снег искрился в свете фар, собаки на радостях орали так, что звенело в ушах.
Впереди – никем не хоженая тайга. Эти места, до определенного времени, посещал только я со своими собаками и за все годы не встретил там ни одного человеческого следа, ни самого человека.
Медведь к тому времени давно уже спал, кабана в этих местах можно встретить только по чернотропу – осенью. Позже корма из-за снега ему недоступны, и он уходит южнее. Остаются только лоси. Во что бы то ни стало нужно было добыть сохатого, иначе зиму не выжить. Ну, не то чтобы не выжить, а поголодать придется. То есть если жизнь заставит – мы с собаками и мышами не побрезгуем, но лосятина все-таки привычнее…
Солнце еще не поднялось, но лес уже начал полниться призрачным светом – самое таинственное время перехода из мира тьмы и нави в мир яви захлестывает душу волнением и ожиданием встречи с неведомым – каким оно окажется в этот раз.
Не успел пройти по тропе и двух сотен шагов, как кто-то стальной рукой схватил сзади за рюкзак и рванул так, что заныли едва затянувшиеся швы на груди. «Что это?!!!». Дернулся, но не тут то было. Мгновенно сбросил лямки рюкзака, рванулся всем телом вперед и обернулся на ходу.
– Ху-у-у-у-ухххх! – вырвалось из груди то ли с досады, то ли с облегчения.
Крепкий сук поваленной сосны пружинисто покачивался под тяжестью рюкзака, зацепив его прямо за стягивающий шнур. Захочешь так сделать нарочно – не получится.
Вот тогда, сняв рюкзак, я и подумал: «Может, не стоит испытывать судьбу? Сколько можно? Вернуться?»
И все-таки пошел дальше...
Тайга встретила торжественно. Бодрящий морозец, пронизывающее посеребренные сосновые ветви низкое еще солнце, мириады снежинок искрятся в утренних лучах. Ночной снежок перелистнул очередную страницу таежного дневника – начинайте звери писать по белому новую. И первые строки уже потянулись за моей спиной – цепочки следов собак и неуклюжая борозда от моих меховых сапог.
Километра три прошли весело, с настроением, хотя полное отсутствие каких бы то ни было следов не особо и радовало.
Эту тропу, по которой я всегда заходил в лес, обязательно пересекало всякое зверье. Дальше за поворотом тянулась пологая лощина, и лось во все времена на ночь стремился попасть туда, а утром они разбредались по округе. И так из года в год. А тут пусто – странно.
Решил резко повернуть влево, на северо-запад и пересечь лощину поперек, через незамерзающий даже в эту пору ключик-ручей. Дальше нужно будет подняться на возвышенность и выйти на просторный участок с низкорослым сосняком.
Долго искал брод через ручей, разлившийся, скорее всего, из-за упавшего в него дерева и перегодившего поток. С трудом, цепляясь за ветки, вскарабкался по заметенному пригорку. Прислушиваясь к биению сердца, постоял, отдышался и двинулся меж пушистых елок.
Собаки изредка появлялись, проверяя направление движения хозяина, и вновь исчезали. Такая погода при неглубоком снеге для лайки одно удовольствие. Барс, пятилетний кобель с ярко-рыжим окрасом, хорошо знал свое дело. Вся надежда была на него. Марта, еще полуторагодовалая сучка, больше суетилась неподалеку и прислушивалась к голосу кобеля. Взбрехнет Барс от безделья на глухаря или тетерева, Марта настораживается, но воспринимает происходящее спокойно. А стоит только кобелю поймать лося или кабана, как она срывается с места и стрелой несется на помощь. Так случилось и в этот раз.
Я уже пересек низкорослый соснячок и, когда подходил к черному краю захламленного леса, наткнулся на совсем уже старый след лося. Перешагнув лунки и раздвигая ветки, полез сквозь ельник. И только подумал, что не пролезть, да и пора возвращаться, как правее, будто споткнувшись, заорал кобель. Тут же к нему подключилась Марта.
Смахнув с плеча винчестер калибра 8 мм с восемью патронами в магазине, рванул обратно. Когда выскочил из елок, все сразу и увидел. Лоси – корова с быком – неспешно, не обращая внимания на суетившихся рядом собак, шли вдоль кромки высокого леса в трехстах метрах от меня, по границе низкорослого сосняка. Через минуту они оказались на взлобке, и я наблюдал их как на ладони. Сгоряча рванул наперерез, но резкая боль под левой лопаткой напомнила о недавней операции, и я резко тормознул. «Надо стрелять, через пару минут они спустятся в неширокую впадину, а дальше на многие сотни верст дремучий лес, там не взять». Резко выдохнув пару раз, вскинул карабин и, немного приподняв шарик прицела над хребтом быка, нажал на спуск. В морозном воздухе над поляной отрывисто хрястнуло, и я заметил, что через мгновенье бык начал отставать от ускорившей ход лосихи. Собаки, видимо, почувствовав кровь, насели и закружились вокруг раненого зверя. Тот не спеша зашел в разросшийся кустарник, и дальше голоса лаек слышались на одном месте. Все стало ясно. Можно было не торопиться. Отдышаться.
Дальнейшее вспоминается, как кошмарный сон.
На подходе услышал злобный с хрипотой отрывистый лай Барса и тонкий незамолкающий лай молодой Марты. Когда уже отчетливо был виден черный бок мощного зверя, услышал короткий визг сучки, и голос ее пропал. От плохих предчувствий по спине пробежал холодок. Вскинув винчестер, сходу всадил пулю в лопатку быка и тот сразу осел. Бросился вперед, ища взглядом Марту, и увидел ее лежащей в неестественной позе под задним копытом лося. Верхнюю часть черепа вместе с челюстью будто срезало ножом. Швырнув в снег карабин, кинулся к собаке, будто на что-то надеясь, схватил ее в охапку и приподнял обвисшее тело. Слезы ручьем брызнули из глаз.
Не знаю, сколько времени просидел так с ней на руках…
Потом разгреб снег, расковырял землю, уложил в яму собаку. Барс хотел подойти, но я резко остановил его и, сжав зубы, засыпал Марту землей, смешанной со снегом.
Перед глазами все плыло.
Нет для меня роднее существа на свете, чем выращенный, выхоженный, умещавшийся в месячном возрасте на ладошке маленький живой пушистый комочек. Который, повзрослев, понимает даже твой взгляд, твое настроение. И вот за один миг этого существа, только что преданно заглядывающего тебе в глаза, не стало.
Пока разбирал лося, небо затянуло тучами, по верхушкам сосен от налетевшего ветра прокатился гул. Снежный вихрь стеганул по глазам. Осмотревшись, начал вспоминать. Пока было солнечно, шел все время с подворотом влево. Получалось, что сделал полукруг. Обратно по своим следам возвращаться не хотелось, да и далековато, а короткий зимний день уже переходил в новую стадию.
– С запада пошел на восток, – размышлял я под все усиливающийся вой ветра. – Потом резко повернул на север и дальше шел все время с левым уклоном – на запад. Прошел километров семь, не больше. Если напрямую, через лес, до машины должно быть не более трех. В крайнем случае, должен попасть на входную тропу.
В лес нырнул, когда уже все вокруг выло и стонало. Ветер поднялся такой, что с утробным шумом стали падать подгнившие у комля деревья. Гнувшиеся от напора верхушки деревьев с треском ломались и, повисев некоторое время, летели вниз. Того и гляди придавит. Поспешно двигаясь, мельком следил за направлением, благо внутренний компас ни разу не подводил. И хотя на нижнем ярусе, за стволами деревьев было относительно тихо, старался идти по прореженному лесу, чтобы в случае чего успеть отскочить в сторону от падающих там и тут деревьев.
Сумерки сгущались. Барс все бежал впереди, периодически останавливаясь и поджидая меня, как вдруг исчез. Остановился, прислушался. И тут, в коротком интервале несмолкающего шума, услышал далекий, как показалось, лай собаки. Напрягся, вслушиваясь в лес, и в какой-то момент удалось определить направление, откуда доносился лай собаки.
Когда выбрался на голый взлобок, до собаки было метров сто. Лай доносился со стороны балочки, густо заросшей ивняком, можжевельником и ельником. Времени на раздумье не было. Ясно, что Барс прихватил зверя и так просто его не бросит. Осторожно приближаясь, я понимал, что если не завалю его сразу, он уведет Барса неведомо куда, и где мы потом найдем друг друга – большой вопрос. Приученный к кабанам, медведям и лосям, Барс редко отвлекался на другую дичь.
«Кабана здесь нет. Медведь? Если только берлога. Скорее всего – лось».
Ухватив карабин прикладом вперед и раздвигая им упругие ветки, ринулся на все нарастающий лай собаки. Только прорвался через чапыжник, как в открывшемся прогале, метрах в восьмидесяти увидел темный бок какого-то зверя. Тот стоял, не двигаясь, и трудно было определить, с кем приходится иметь дело. Прокрался ближе. Зверь чуть стронулся вправо, и тут же показался его покатый зад. Лось! Винчестер уже у плеча. После выстрела в лопатку лось рухнул на месте.
Но радости от успеха не было…
План сезона выполнен за один день, но какой ценой! И в голове все время крутился вопрос – куда теперь идти? Понять в этом мраке, где север, где юг, было невозможно. Мой след уже наверняка замело, а направление в этом хаосе и беготне я давно потерял.
Пока разделывал тушу, стемнело. Вариантов, казалось, не было – придется все-таки искать старый след и возвращаться по нему.
И вот тут я и наткнулся, как показалось, на след «пьяного зверя», который оказался моим, а это означало, что я нарезаю по лесу круги.
Настоящий охотник, будь он даже трижды Фома неверующий, рано или поздно становится суеверным. Надо было все-таки тогда вернуться. Будто кто предупреждал, накинув петлю рюкзака на сучок: «Не ходи! Не твой день!».
К первому лосю и месту гибели собаки с посохом-палкой в руке вышел чисто интуитивно. С трудом держали ноги, в груди горело и жгло, хотелось пить. Барс, почуяв беду, поглядывал на меня, плетясь рядом.
К тому времени ветер заметно приутих. Куда идти, я теперь в общем-то знал, да и на снежном покрывале кое-где удавалось разглядеть свой след. Но идти предстояло еще немало…
На середине пути пришлось вырезать второй «посох». Отталкиваясь ими, как лыжными палками, и тупо перетаскивая поочередно то одну, то вторую ногу, вел счет шагам. Десять раз по сотне – километр, еще десять по сотне – еще один…
К машине подошел, когда ночной купол неба был полон мерцающими звездами.
На следующий день, не откладывая, со строителями из поселка, которым предназначался один из добытых лосей, по следам, проложенным шедшим впереди кобелем, безошибочно подошли к уже подмерзшим тушам и благополучно вывезли добычу.
Вот так обыденно закончилась эта история…
«Русский охотничий журнал», декабрь, 2012
