Лучшее время для охоты на кабана – это, конечно, август! Вернее, не сам календарный август, а период сразу после уборки озимых, которая в наших краях чаще всего приходится на конец июля или самое начало августа.
Вообще-то ходить на пшеницу дикие свиньи начинают гораздо раньше: где как, конечно, но в первой декаде июня в наших широтах уже вовсю ходят. Но и хлеба в это время уже входят в молочную спелость и вырастают почти по пояс – ну, не сеют у нас низкорослые твёрдые сорта (а как бы было здорово!) Так что уже в июне добыть с подхода молодого кабанчика весьма непросто. Не так давно в одну короткую, но тёмную июньскую ночь мы с егерем почти час скрадывали трёх пасущихся на поле перезимков, но до выстрела дело так и не дошло. В тепловизоре сначала была обнаружена пара: кабанчики паслись метрах в ста от леса с одной стороны поля, с другого края заходили мы. Бугор, распаханный наверняка ещё в дохристианские времена, имел посредине широкую ложбину: получалось, что мы были на одном её склоне, а кабанчики – на противоположном. На самом деле днём тут всё выглядело иначе, и употребить в отношении этой незначительной складки местности слово «склоны» язык не повернулся бы. Но ночью именно эта разница высот позволила явственно заметить сначала одну хрюшку: виден был край спины и время от времени голова, – а потом и совсем незначительный фрагмент второй: она паслась выше, уже за перегибом, и показывала ухо, лишь когда поднимала голову.
До животных было метров 300, кругом тишина «до звона»: ветерок настолько лёгкий, что в хлебах ни малейшего движения, – но по полю от нас в направлении метров 60 левее кабанов уходили две колеи примятых сельхозтехникой колосьев, по ним можно было идти практически бесшумно. Движение воздуха шло от кабанов, так что всё остальное было вроде бы делом техники, но... Сначала, как только мы совсем немного (обострённые темнотой чувства практически не отметили изменения высоты рельефа) спустились в ложбину, кабанчики исчезли из виду: теперь мы уже были ниже их, и хлебные колосья скрывали зверей даже тогда, когда они отрывались от еды и, подняв головы, напряжённо вслушивались и принюхивались. Такой расклад был вполне предполагаем: миновав нижнюю точку и начав подниматься на другую сторону ложбины, мы в итоге рассчитывали снова оказаться выше объектов охоты. Двигались мы почти бесшумно, делая остановки и контрольный осмотр поля сначала каждые метров 30, потом вдвое чаще. И всё-таки третьего кабанчика пропустили: уже начав подъём на склон, где паслись замеченные хрюшки, вдруг услышали за спиной шорох и вроде как перестук копыт. Оглянулись (в приборы) назад на поле и увидели улепётывающего зверя. Очевидно, он пасся внизу ложбины всего метрах в 30–40 от нашей импровизированной тропы и его просто не было видно. Наутёк же он пустился, лишь когда мы уже прошли его и легчайший ветерок донёс-таки до чутких звериных ноздрей наш запах.
Постояв на всякий случай минут 10, мы двинулись дальше. Остались ли на поле те два кабанчика или, насторожённые бегством собрата, тоже уже сместились, можно было только гадать. В общем, поднялись из ложбины, осматривая пшеницу уже чуть не каждые 5 метров, – никого. Оставалось идти «ва-банк» – в поле прямо к тому месту, где минут уже 40 назад мы в первый раз заметили кабанов. Шли очень осторожно, но всё равно, конечно, значительно громче, чем по замятой пшенице. Впрочем, шорохом колосьев и осторожными шагами кабана в бегство чаще всего не обратишь – главное, чтобы запах не нанесло. В итоге оказалось, что по крайней мере к одному кабанчику мы подошли чуть не на 30 метров: именно на такой дистанции, не дальше, над пеленой хлебных колосьев вдруг поднялось его чуткое ухо и часть головы. Я уже ловил это ухо в прицел, когда кабанчик, как показалось, спокойно опустил голову, чтобы вновь набить пасть молочной спелости зерном, но… больше мы его не видели. Он как сквозь землю провалился, а скорее всего, насторожённый всё-таки шумом нашего приближения, просто тихо ушёл.
Зато в ту ночь мы подошли (ради спортивного интереса) метров на 70 к такой «машине», что ой-ёй – это был настоящий секач, чья холка возвышалась над хлебами сантиметров на 30, т. е. мне по диафрагму или выше. Стрелять такого большого и, несомненно, трофейного кабана я не собирался, но ради спортивного же интереса прикинул, что… наверняка-то взять можно было только в голову или за ухо, которые тоже в основном находились ниже уровня колосьев и показывались лишь ненадолго, время от времени. Если же пытаться угадать в лопатку, то пуля вошла бы в хлеба метров за 20 до самого кабана и как повела бы себя дальше – большой вопрос! В общем, уже в начале июня охота с подхода на озимой пшенице оказалась занятием непростым, а главное – непредсказуемым.
Само собой, что в июле картина охоты в хлебах ничуть не упрощается. Скорее, наоборот: ещё до африканской чумы свиней, когда на одно километровое поле за ночь могло выходить две-три кабаньих семьи и пять-шесть одиночек, один мой хороший товарищ за почти десяток ночей так и не смог добыть кабана с подхода. Охоться он с лабаза или просто на одном из мест выхода зверей на поле, скорее всего, был бы с трофеем, и не с одним, но шанса подойти на выстрел в густых уродившихся хлебах ему так и не представилось. А я ждал – ждал весточки о начале уборки. Наконец, долгожданный звонок: «Озимые убрали, послезавтра приезжай!» Диспозиция была такова: кабаны как ходили до уборки, так и ходят, ну, разве что поначалу от леса совсем не отходили, но сейчас уже осмелели и в поисках просыпанного зерна и замятых, не попавших в комбайн колосьев перемещаются по многочисленным колхозным полям довольно свободно. Выходят ещё засветло, но в первый вечер мы торопиться не будем, поедем через час после заката.
И вот мы на грунтовой дороге, разделяющей два поля – с только что убранной пшеницей и со льном. Большой, неправильной формы треугольник жнивья плавно понижается от дороги к лесу. На небе лёгкая облачность, но и практически полная луна, так что без подсветки (ночника) отлично видно, что слева, метрах в 500 от машины, пасутся два кабана-одиночки. А вот справа, в самом углу, в тени леса кормится большое стадо. С подсветкой, имеющий узкий луч и частоту, к которой невосприимчивы глаза животных, можно рассмотреть, что в стаде много поросят, несколько взрослых особей, а также явно есть нечто среднее, скорее всего, перезимки, которые мне и нужны! А что на льне? «Да на лён сейчас никто не ходит – все на жнивье» – «Дай-ка посмотрю…» Беру ночник, разворачиваюсь – оп-па! А через лён уверенной такой ходой приближается секачок, пересекает дорогу метрах в 60 от машины и, не сбавляя темпа, направляется вправо к стаду. Значит, и нам пора за ним!
Направление лёгкого ночного ветерка исключало подход напрямую, поэтому сначала мы пересекли поле, а потом уже вдоль леса стали подходить к месту кормёжки кабанов. С высокой дороги, да ещё из люка «Дефендера», в ночник оно казалось практически ровным, но это было обманчивое впечатление: на самом деле всё оно шло в длинную пологую складку, а метров за 100 от леса довольно сильно уходило вниз. Так что большую часть подхода ни левых, ни правых кабанов мы не могли видеть. Сколько мы шли – не знаю, ощущение времени отказало напрочь, помню только звон комаров и перепелиный бой из-под неубранной ещё в валки соломы. Напряжение немного отпустило только тогда, когда, пройдя вдоль леса, мы повернули обратно на поле, немного поднялись – до уровня обзора – и… никого не обнаружили! То ли кабанчик спугнул стадо, то ли, что более вероятно, само стадо покормилось и своим шумным удалением заставило отвернуть одиночку, в общем, этот угол был пуст.
Стоять и ждать нового выхода не имело смысла: ветер тянул от нас в сторону леса. Поэтому, немного передохнув, мы решили пойти проверить парочку в левой части поля. На мои опасения, что это могут быть крупные (и невкусные) кабаны, мой спутник уверенно сказал, что это максимум трёхлетки, килограммов по 80, ну, до ста. Подходить надо было почти километр. Примерно с середины пути мы уже неотрывно могли наблюдать этих кабанчиков, а заодно любоваться оленем, который непонятно откуда взялся прямо на траверсе нашей машины. Кабаны же в ночник 2+ поколения с шестикратным увеличением выглядели действительно небольшими, а главное – одинаковыми по размеру, хотя один и пасся метров на сто к нам ближе, а второй уже был почти под лесом. Луна – за спиной, видимость прекрасная. «Что, – спрашиваю, – точно не больше 100 кг?» (Кулинарный, т. е., вариант?) «Да, да, кило 70–80… Ставь треногу и стреляй: уже спугнуть можно, до ближнего метров 70, а то и меньше».
Зверь кормился к нам боком, и в прицел было видно даже, как шевелится чуткое ухо на отрывающейся время от времени от кормёжки голове. Ноги зверя (как казалось – от брюха) скрывала небольшая складка местности: кабан был как бы за незначительным перегибом. В последний момент, уже выжимая спуск, я отметил, что беру, пожалуй, слишком вперёд, но в лопатку всё равно должно прилететь. После выстрела и секундной засветки прицела я увидел, что зверь как стоял, так и упал на месте, просто рухнул на бок, как жестяная мишень в старом советском тире. Я что-то радостно завопил шёпотом, типа «готов!» «Перезарядись и держи в прицеле! – оборвал меня егерь. – Сколько раз было, что вот так – бряк, а потом вскакивает, и ищи его…»
Но мой кабанчик не вскочил: не видно даже было, чтоб он заметно сучил копытами или ещё что. Убедившись, что он «бит наповал», мы включили фонарики и пошли. Идём – шаги считаем, причём я намеренно шагаю широко. И вот 50 шагов, 60, 70, 80… Но нет нашего кабана даже в мощном луче подствольника! Что за чертовщина… 90 шагов, 100… О! Да вот же он, вернее, не «вот», а «во-о-он», потому как до туши ещё дошагать надо. Итого 130 «больших» шагов! (А обычных так, наверное, и все 160) Почти 120 метров, но главным было даже не это: перед нами лежал никакой не «перезимок-трёхлеточка», а здоровый матёрый кабан!
Вот такую шутку сыграла та незначительная складочка местности, что скрывала ноги животного: по всему получалось, что именно она «съела» метров 50 (больше трети) дистанции и из-за неё даже в хороший, с голландской матрицей ночник мы настолько недооценили размер животного. И вес, кстати, тоже: на базе кабан потянул на 160 кг и, как потом оказалось, имел клычки по 20 см. К чести хозяйства, это трофейное обстоятельство не было учтено при расчёте стоимости, да и гастрономические свойства трофея задолго до начала гона оказались гораздо выше ожидаемых. Да, а попал я, как оказалось, в основание шеи, даже лёгкие не зацепил! Тоже не знаю, то ли сам так удачно ствол в момент выстрела дёрнул, то ли так же, как и с размерами, обманулся. Главное, что в итоге все всем остались довольны. Кстати, пуля та, с другой стороны под шкурой застрявшая, «Орикс» .308 Win, до сих пор у меня в брелке болтается – на память об «ошибочке» :).
Русский охотничий журнал, август 2016 г.
