Делать то, что тебе нравится, – это свобода.
Любить то, что ты делаешь, – это счастье.
Фрэнк Тайгер
Олчей удазыны (узел счастья) – древний орнамент, символизирующий счастье, благополучие и долголетие. В традиционной тувинской культуре также является символом любви, гармонии и постоянства.
Охотничья экспедиция в Тыву началась совсем не по плану. Из-за болезни вылет пришлось перенести на неделю, за которую октябрь успел уступить место ноябрю, а простой и понятный авиаперелёт «Москва – Кызыл» трансформировался в замысловатый маршрут «Москва – Абакан – Красноярский край – Тыва». Нельзя не отдать должное организаторам. За несколько суток они не только перестроили логистику, но и заменили планируемые изначально угодья на те, где ноябрьский лёд сковывает реки на несколько дней позднее. Для горного охотника в конце сезона эти сутки-двое, обеспечивающие возможность сплава, имеют решающее значение: добудешь или вернёшься несолоно хлебавши с блестящим сталью каналом ствола. Перелёт прошёл спокойно, и разбудил меня только удар шасси о взлётно-посадочную полосу. Ну, здравствуй, Абакан!
Последние дни октября в Хакасии вполне соответствовали осеннему периоду: без осадков, за бортом плюсовая температура. На стоянке аэропорта мы загрузились в минивэн и отправились прямиком в Кызыл, где нас должны были встретить и доставить в угодья Чаа-Хольского района проводники. Мягкая подвеска японского авто отлично сглатывала дорожные неровности и кочки, а не до конца восстановившийся после болезни организм снова требовал погружения в сон.
Проснувшись через два с половиной часа, я выглянула в окно и начала усиленно тереть глаза. С виднеющихся поодаль склонов на лыжах и сноубордах спускались фигурки людей в разноцветных комбинезонах. Насколько хватало глаз, белое одеяло укрывало дороги, обочины и крыши построек, а воздух был мутным из–за мелкой снежной взвеси.
– Красноярский край, база отдыха «Ергаки», – улыбнулся водитель, заметив в зеркало заднего вида округлившиеся от удивления глаза пассажирки. – Ещё через час – пару часов за лобовым стеклом будут исключительно весенние пейзажи.
И действительно, как только мы оказались на территории Тывы, от зимы не осталось ни одного напоминания. Даже в виде лёгкого ветерка. Казалось, ещё немного, и залитая солнечными лучами жёлтая степь начнёт оживать и торопливо впитывать соки земли, чтобы скорее зазеленеть.
Заправившись в Кызыле традиционным тувинским супом из бараньих потрохов, дорогу до базового лагеря в сопровождении встретивших нас егеря и охотоведа мы преодолели без приключений. В дощатом домике приветливо потрескивала буржуйка. Вдоль стены выстроились односпальные, укрытые ткаными покрывалами кровати. Света не было, но после дороги длиною в день он никому и не был нужен. Хотелось только поскорее завернуться в спальник и прижаться к подушке щекой.
Утром, вопреки моим возражениями и пожеланиям выдвинуться подальше от базы, было решено сходить на разведку в сторону ближайшего хребта. Там на дистанции в 400 м были обнаружены державшиеся группой три козерога. Немолодые, но всё-таки с недостаточно тёмной лопаточной частью по сравнению с доживающими свой век особями.
– Хороший вариант, – убедительно произносит проводник, явно торопящийся исполнить профессиональные обязанности и поскорее вернуться домой, в город.
– Нет, молодой, – отвечаю я, глядя в бинокль и безжалостно отнимая у него затеплившуюся в груди надежду на скорую встречу с семьёй и лёгкий исход охоты.
– Тогда предлагаю сплавиться, – говорит провожатый, выделяя каждое слово, и смотрит на меня взглядом, выражающим что-то типа «не дури, выбирай лодку».
– Нет, горная охота подразумевает тяжёлый физический труд. И это одна из тех составляющих, за которыми я сюда еду, – добиваю я проводника. – Будем сплавляться, только если сегодня пешком не добудем.
Охотовед сводит брови и, немного прищуриваясь, изучающе смотрит на меня. Вздыхает.
– Выдвигаемся, – машет он коллеге помоложе, и мы отправляемся на разведку за несколько километров от лагеря.
Продвигаясь от одного участка горной цепи к другому, мы высматриваем козерогов в бинокли и тепловизор. Как ни странно, раньше мне использовать этот прибор днём не доводилось. Очень удобно! Если не считать, что все различимые группы находятся на расстоянии свыше километра, а сократить расстояние до них возможным не представляется из-за отсутствия альпинистского оборудования.
В очередной раз наведя бинокль на перелесок одного из хребтов, вижу одиноко лежащего огромного рогача. Дыхание перехватывает. Нет, это не рога. Это чудо природы, которое от людских глаз прячут каменные стражи Саянов. Глаза загораются, сердце стучит, но… время доставать губозакаточную машинку. На дальномере 1230 м.
Оборачиваюсь к проводникам:
– Его можно скрасть?
– Метров до 500, наверное, – отвечает тот, что помоложе. – Нужно будет спуститься с этого хребта, обойти скалу и подняться по другой её стороне.
– Я недавно болел, ещё на таблетках. От физических нагрузок могут быть осложнения, – деловито заявляет любитель сплавов и начинает вытаскивать из нагрудного кармана анарака верёвку, чтобы оставить её коллеге и отправиться назад на базу.
Потерявший бойца отряд продолжает путь, финальной точкой которого становится хребет – узкий и обрывистый. Удержаться на нём сидя можно, только дополнительно упёршись тремя конечностями и напрягая все мышцы для фиксации положения тела. Пытаться разместить рюкзак или какое-то оборудование – затея, подвластная только тому, кто владеет секретами левитации.
Кое-как выставляю комплекс. Ни о каких пятистах метрах речи не идёт. Скрали до 830, но за это время козерог повернулся к нам мордой и прилёг, умостив под собой лапы. Принимая во внимание, что на дистанции от 500 м даже микродвижение грудной клетки смещает точку попадания на десятки сантиметров, убойная зона рогача стала не просто крошечной, а практически иллюзорной.
Выстрел. Промах.
– Водички, – пересохшими губами шепчет оператор и начинает извлекать бутылку из зажатого между коленями рюкзака, используя одну руку, так как вторая служит ему точкой опоры. Что-то идёт не так, и вещмешок с открытой молнией летит с обрыва вниз. Мысленно прощаюсь с дорогостоящей техникой для съёмки.
– Я буду спускаться! – не может смириться с утерей имущества Денис.
– Не будешь! С ума сошёл! Это всего лишь вещи! – пытаюсь отрезвить его. Вроде удаётся, но настроение у кинодела явно ниже плинтуса.
– Я спущусь, – быстро произносит проводник и начинает спуск, скрываясь под отвесным склоном раньше, чем я успеваю выпалить «НЕТ!». В напряжении, неопределённости и полной тишине среди скал становится жутко. Каждая минута отсутствия Арата кажется бесконечностью. Мокрые от камней и веток, за которые приходилось цепляться при подъёме, перчатки застывают на холоде, руки деревенеют. Начинает трясти то ли от холода, то ли от неизвестности и страха за жизнь человека, который за считаные часы в экстремальных условиях стал близким. Через 10 минут из глубины ущелья поднимается улыбающийся Арат и извлекает из-за пазухи Mavic и GoPro.
«Целёхонький, живой!» – проносится в голове. Никогда не перестану восхищаться навыками горных проводников, ущелья и хребты для которых являются вторым домом. Если ирбис и не принял бы Арата за родного брата, то точно отнёсся бы с уважением.
Камера даже не поцарапана, а вот птичка своё отлетала. Сердце перестаёт стучать в ушах. Пустые возвращаемся на базу.
Утро следующего дня поразило климатическими трюками. Выход был согласован на 4:30. В пятом часу утра было ещё темно и вдобавок хотелось спать, так что увиденное было проще списать на обман зрения или продолжающийся сон. Открыв дверь на улицу, мы увидели снег – хлопьями с неба и под ногами. Не тающий или неуверенно зияющий прогалинами, а плотно укрывающий землю и явно демонстрирующий намерения на этой самой земле остаться надолго.
– Это последний шанс на сплав. К вечеру Хемчик скуёт льдом, установятся минусовые температуры, – коротко поясняет егерь вместо «Доброго утра».
Оперативно утепляемся, доукомплектовываемся белыми маскхалатами и направляемся на автомобиле в сторону реки. Загружаемся в трёхместную надувную лодку. По обеим сторонам отвесными стенами возвышаются серые холодные скалы. Растительность на них почти отсутствует. После часа разведки находим группу, до которой физически можно добраться. В этом месте есть шанс причалить, пришвартовать лодку и подняться по склону.
Добираемся до точки. Частично потерявшими от холода подвижность руками выставляю комплекс. Выцеливаю. Начинается классическая история: проводники паникуют и торопят.
– Стреляй, стреляй, второго шанса не будет, – шуршат, как мыши, с обеих сторон.
Но ветер не прощает суеты, а скорость – враг точности.
– Тихо! – успокаиваю их. – Всё это мы уже не раз проходили, торопиться не будем.
Мысленно договариваюсь с пространством. Спокойствие и тишина – лучшие союзники стрелка и горного охотника. 430 метров. Выстрел. В точку. Спускаем трофей, загружаем в лодку.
Сплавляться на резиновой лодке по ледяной горной реке – это чистое, почти детское счастье. Холодные брызги бьют в лицо, заставляя кожу покрываться мурашками, но внутри – жарко от восторга. Вода искрится, как дроблёный лёд, и каждый её всплеск отражается импульсом счастья в крови. Течение Хемчика сильное, стремительное и неукротимое. Меня не покидает ощущение, что эта ледяная вода – совсем не речная. Её цвет идентичен тому, что доводилось видеть у подножия скал Фарайони на Капри и по пути на острова Пхипхи. Но и месяцев в этих южных волнах я не променяю на минуту сплава по ноябрьскому Хемчику. Это не просто река. Это живое дыхание нетронутой сибирской природы.
Острый, как лезвие, холодный воздух наполнен запахом мокрых камней и ещё чего-то бесконечно дикого. Лёгкие горят от каждого вдоха, но это приятное жжение: будто тело наконец-то проснулось и вспомнило, что значит быть живым. Вокруг – горы, огромные, молчаливые и будто выточенные из вечности. Они смотрят сверху, и их безмолвие делает момент ещё ценнее. В эти минуты ты понимаешь: вот оно, настоящее счастье. Именно сейчас ты живёшь так, как хочешь. Не по шаблону, не «как положено», а так, как чувствуешь. Никаких масок, дедлайнов и крысиных бегов. Только ты сама и нетронутая природа. И от этого внутри, несмотря на ледяную воду за бортом и окоченевшие щёки, волнами разливается тепло. Потому что счастье не в комфорте, а в ощущении, что ты на своём месте. И ты улыбаешься и плачешь – от восторга и благодарности. А перед тобой в лодке трофей. Добытый не просто удачей, а трудом, терпением и уважением к дикому миру.
Все статьи номера: Русский охотничий журнал, август 2025
