Повесть с продолжениями "Штормовые рассказы Сигланского залива". К началу повести.
Сиглан
Теперь мы бегло пропустим совершенно микроскопическое по геологическим масштабам освоение Сиглана в советское время: строительство в устье реки рыбоперерабатывающего японского концессионного заводика в двадцатые годы двадцатого века, организация небольшой зоны для нужд рыбалки в сороковые, налаживание сельской жизни вдоль реки в пятидесятые, с сенокосами и строительством прессовального цеха на месте стойбища старого Дырэгды; и, в конце концов, – строительство небольшой рыболовецкой базы соседнего совхоза на выступающем в залив мысе.
В 1991 году совхоз прекратил своё существование вместе со страной, которой он принадлежал, однако строения базы остались: длинный тридцатикоечный барак из привозного бруса с оштукатуренными стенами и титанический засольный цех двести метров длиной, выстроенный из доброго леса, доставленного лесовозом из Приморья.
На путину барак занимали браконьерские рыболовные бригады из ближайшего посёлка, почему вокруг залива и двух впадающих в него речек всё время происходили непонятные постороннему взгляду разборки – иногда со стрельбой, поножовщиной и утоплениями, но чаще всего с обычными пьянкой и мордобоем.
Однако, несмотря на неустановленные земельно-имущественные отношения, базой заведовал всего один человек – мужик среднего возраста, ближе к пожилому, Семён Носов. Все браконьерские бригады снабжали его толикой продуктов, горючих материалов и снаряжения, благодаря коей помощи Семён мог прожить на базе весь беспромысловый период, сохраняя её в относительных целости и сохранности. Понятие «целостность и сохранность», правда, не распространялось на засольный цех, который Семён медленно и неуклонно пилил на дрова.
Нестабильность политической обстановки вокруг Сиглана обычно продолжалась недолго. Сугубо пока длился рыболовный сезон. После сезона с его разборками вокруг наступало прочное и нерушимое перемирие, когда тяга к тёплому очагу, необходимость во взаимопомощи и желание простого человеческого общения превозмогали жадность, трусость и зависть. Самогонка и копчёные кетовые бока, наличие чистой и просторной бани, Семёнова незлобивость в общении и закрытая со всех сторон от ветра стоянка судов делала Сиглан в сентябре самым желанным нейтральным портом на всём четырёхсоткилометровом отрезке побережья от Магадана до Паланы. И ботик, промышляющий незаконным промыслом краба по всем соседним акваториям, и катер рыбинспекции, загнанный в это место осенним штормом, и потерявший винт буксир с баржей из Североэвенска, и непонятной постройки шаркет медвежьих охотников – все они находят своё место за остатками насыпного пирса на восточной стороне бухты; а их экипажи, арендаторы и владельцы – сухое место под кровом; прочные, защищающие от осенних ветров стены; гигантскую печь, сделанную из трёхсотлитровой бочки, гудящую от жара горящих в ней деталей засольного цеха; крепкий смоляной чай в эмалированных немытых кружках; кусок оранжевого жирного рыбьего бока и самогон в сорокалитровой бутыли, стоящей тут же возле стола. Порой и сами гости подбрасывают на этот стол некие изысканные яства. Ну а если не подбрасывают, то довольствуются тем, что послал им Господь Бог и Сенька Носов. На охотском берегу привередничать не принято.
И неприятностей здесь не происходит. Миротворцем в бараке выступает сам Сенька, а кулаки у него – что трёхлитровые банки.
А что здесь происходит – так это бесчисленные рассказы о том, что случается на побережье вокруг. И уверяю вас, дорогой читатель, эти рассказы не менее занимательны и исполнены смысла, нежели драмы Шекспира или эпосы древних викингов. Здесь ценят хорошую байку и не обижаются на острое словцо, которое к тому же всегда принято запивать крепким из кружки.
Добро пожаловать на борт сигланского ковчега, читатель!
