Вместе с осенью начались пожары.
Юго-западная граница Заповедника представляла собой травянистую слабовсхолмленную равнину с небольшими островками редкого леса. Среди местной научной общественности существовала легенда о том, что раньше, когда трава была зеленее, девки моложе, в те времена, которые уже старики не помнят, на этой равнине стояли вековые кедровые леса. Которые потом, естественно, выжгли и вырубили злокозненные китайцы. На самом деле эта точка зрения ничем не была подкреплена, и Хореву, видевшему как минимум десяток береговых ландшафтов, сформированных ветром и морем, эта точка зрения казалась, мягко говоря, сомнительной.
Равнина эта выгорала примерно два раза в год - весной и осенью.
Осенью – когда трава и тростник засыхали на корню, а снег ещё не ложился; весной выгорало всё что не сгорело осенью. В некоторые малоснежные годы территория вокруг заповедника горела всю зиму.
Ночи в окрестностях Заповедника в пожароопасный сезон выглядели совершенно инфернально. По сопкам и в долинах рек ползли длинные огненные змеи, иногда вспыхивающие завесами в два-три человеческих роста – это когда огонь с травы перебрасывался на камыш или на высохшие кустарники в пойме какого-нибудь ручья.
Обязанность бороться с пожарами в окрестностях Заповедника была возложена на Заповедник и все многочисленные контролирующие организации во все глаза следили чтобы Заповедник не отлынивал от этого дела.
Горело в безлесных равнинах всё и везде – иногда до шести возгораний в сутки. В прошлом году на пожарах на южной границе Заповедника погибло три человека – доброволец из города и два одолженных на полигоне солдатика...
Массовые поджоги были хорошо сформировавшимся социальным явлением.
С традициями даже, пожалуй.
Хорев попытался выяснить причины этих поджогов.
- Государство жгёт. Первый поджигатель. Траву вдоль железной дороги. Стандартная картина – идёт тепловоз и из кабины летят куски горящей ветоши на обе стороны. Куда дальше огонь пойдёт – никого не волнует. Положено отжечь полосу вдоль жэдэ – нате-бляте! – пожал плечами Петрович.
- Как же от огорода траву не отжигать? – сокрушённо говорил старший лесник Шерудилин. – Сам не сожгёшь вовремя – другой кто невовремя её подпалит. Или друг какой, из тех друзей, что в кавычках. Выберет, когда ветер на усадьбу или на дом, коробок кинет – и айда, всё полыхнёт, как с белых яблонь дым! Поэтому дождёшься чтоб ветер был от тебя, от усадьбы, то исть, траву запалишь, а в метрах ста погасишь. Всё умом, всё по крестьянски.
Петрович стоял рядом и на словах «всё умом, всё по-крестьянски» заржал издевательски.
- Металл лучше виден, - объяснял водитель, по совместительству лесник Рома Козлищев, из новеньких. Человек он был не хозяйственный, но до ужаса предприимчивый, деньги на пропой души зарабатывал всеми возможными способами и слыл по этим способам великим экспертом.
– Бочка там или решётки какие на выгоревшем куда как видны. Ну и папоротнику прошлая трава расти не мешает – раз; и видно его на пожаре лучше – два. Сбор папоротника на еду и на сдачу в столовые тоже составлял изрядную долю дохода населения.
- Чо, как тростники-то не жечь, - искренне поразился лесник Алябьев, страстный охотник. – На сгоревшем трава раньше вырастает, её олень, коза жрать приходит попрежь всего. Опять же, место открытым становится, видно их отовсюду, деваться некуда. Ну и чтоб уток-подранков искать – нахер эти камыши?
Жгли традиционно из мести - территорию Заповедника поджигали граждане, которых задерживали и штрафовали за нарушения - в частности, за браконьерство. Предшественники Хорева находили чёткую зависимость между активностью антибраконьерских групп и частотой возгораний. Кроме того, часто траву, а то и сам Заповедник, поджигали для того чтобы отвлечь и без того убогие оперативные силы лесников – а в это время сами поджигатели или их родственники шли багрить рыбу, или стрелять подсвинков в заповедных угодьях.
- Вообще это в законе должно быть прописано – траву жечь, - говорил заслуженный учитель Первухин. – Лично я её всегда жгу, и считаю это гражданским долгом. Потому что в траве – они самые клещи, мне учёные рассказывали. Чем больше травы спалишь, тем меньше клещей останется. Наука рекомендует, в общем.
А проезжая через Косухино, Хорев как-то остановил машину и поймал на обочине первого попавшегося шкета лет десяти-двенадцати.
- Траву жгёшь, сволочь?
- Жгу, дяденька, - пропищал пацанёнок, изгибаясь восьмёркой в попытке высвободиться из крепкого хоревского захвата. Впрочем, выворачивался он не из страха или со злости, а, скорее, из спортивного интереса. – Как её не жечь? Огонь, дым чёрный, ночью прикольно светится... Людям смотреть приятно, я ж про них думаю!
Сказал, вывернулся какой-то фантастической гимнастической фигурой, неведомой в олимпийских анналах, и выскользнул из хоревских объятий. А потом и вообще пропал.
Вместе с пожарами начался шквал звонков и проверяющих.
- Алло, это Заповедник? У вас там горит?
- Кто это? Вы что, тушить приедете?
- Нет, мы районный представитель МЧС, Роспожнадзора, районной прокуратуры и пр... Мы заполняем журнал происшествий. Сколько человек у вас задействовано на тушении пожара? А сколько единиц техники? А какой тип у этой техники? Сколько единиц зарубежного и отечественного производителя? Выставлены ли предупреждающие знаки для местного населения?
В конце вечера добрейший Петрович мрачно сказал - эту бы толпу сюда, с воздуходувками и граблями - мы б точно справились...
