Фото Игоря Шпиленка
Здесь я не могу не сказать о такой заметной черте поведения медведей, как маркировочная активность.
Те из нас, кто вырос на натуралистической литературе второй половины XIX — XX века, наверняка помнят эпизод, как в повести Э. Сетон-Томпсона «Жизнь серого медведя» мишки метили деревья, тем самым обозначая своё присутствие на территории.
«В следующие дни Уэб шёл всё дальше и дальше по новым местам, между скалистыми отрогами Шошонских гор. Во время пути он завладевал местностью: если ему встречались сухие деревья с отметками чёрных медведей, он ударял их своей громадной лапой, и деревья с треском валились на землю; если же отметки чёрных медведей были на зелёных деревьях, он ставил на этих же самых деревьях гораздо выше свои собственные метки, закрепляя их глубокими царапинами своих железных когтей. …
Всюду, где шёл Уэб, он ставил свои надписи: „Нарушители границ, берегитесь!“
Эти надписи помещались на деревьях так высоко, что только он один мог достать их. Всякий, кто подходил к этим отметкам на деревьях, по запаху и по шерсти, оставляемой Уэбом, догадывался, что в этой местности поселился громадный серый медведь».
Маркировочная активность медведей является одной из самых ярких черт их поведения, и наблюдение за ней позволяет с большой вероятностью понимать, какие медведи и сколько их регулярно посещает эти места.
Я потратил довольно много времени, описывая и пытаясь понять, что обозначают эти метки, но, честно говоря, так и не пришёл ни к каким удовлетворительным заключениям.
Маркировочное дерево медведя выглядит примерно так. У корня располагается утоптанная площадка. Чуть выше начинается полоса вытертой коры — если дерево большое и используется долгое время, то звери протирают кору до самой древесины. В этом месте обычно к смоле прилипают шерстинки, они же застревают в трещинах коры и дерева.
Трутся звери, как повернувшись к дереву крупом и боком, так и вставши на задние лапы и во весь рост. Скорее всего, это почёсывание выполняет, кроме маркировочной функции, ещё и гедонистическую: чешется ему, вот он и чешется.
Выше потёртости начинаются царапины и задиры. Это и просто продольные отметки, оставленные когтями, и отщеплённые и задранные куски коры. Должен сказать, что там, где медведей по-настоящему много, задранные куски коры на деревьях не висят: они отрываются другими зверями при интенсивном мечении.
Выше уровня царапин и задиров начинаются закусы. Медведь кусает ствол дерева, повернув морду под углом к стволу, так, чтобы он мог захватить участок ствола клыками. Если дерево не очень большое, то после нескольких лет активного маркирования медведи могут в итоге своими закусами перегрызть его. Если дереву как-то особенно не везёт, оно небольшое и стоит на пути постоянного следования многих медведей, то после нескольких лет усиленной маркировки оно засыхает.
К маркировочному дереву или группе деревьев (там, где регулярно пересекаются пути нескольких медведей, звери метят деревья группами) ведут довольно специфические тропы. Они представляют собой череду параллельно или в шахматном порядке расположенных лунок. Эти следовые дорожки, судя по всему, имеют какую-то самостоятельную маркировочную ценность. Более того, они встречаются в местах, где маркировочные деревья полностью отсутствуют, о чём ниже.
Должен сказать, что интенсивность мечения деревьев медведями находится в прямой зависимости от плотности на единицу площади. В местах их постоянной концентрации, как в окрестностях Курильского озера на Камчатке, помеченными оказываются иногда все, без исключения, крупные каменные берёзы.
Алгоритм, по которому медведи избирают деревья или места, на которых эти деревья растут, для своей маркировочной активности мне, признаться, остаётся не очень понятным. Очевидно, что чем больше на этой территории обитает медведей, тем больше на ней маркированных ими точек. Представляется, что больше всего маркировочных деревьев образуется на перекрёстках медвежьих троп или там, где из-за каких-нибудь особенностей рельефа все медведи вынуждены на некотором протяжении идти одной тропой. На некоторых перекрёстках медвежьих троп на Охотском побережье я насчитывал более пятнадцати помеченных стволов.
Кроме того, медведи любят посещать и метить отдельные, выделяющиеся на местности деревья, камни и даже бочки от горючего. Если на безлесном перевале будут стоять одна-две лиственницы и этим перевалом будет несколько раз в году пользоваться медведь — не сомневайтесь, они все будут помечены.
Ещё медведи очень неравнодушны к повреждённым деревьям, вне зависимости от того, кто эти метки оставил. Однажды я шёл километров десять по лесной дороге, по которой за неделю до этого проехал грузовик, временами цеплявший кузовом за лиственницы. Так вот, каждая из этих лиственниц носила более свежую метку медведя, а то и не одного.
Пик маркировочной активности у медведя обычно приходится на период гона — с апреля по июль.
Если говорить о породах деревьев, которые предпочитают медведи для маркировки, то это, прежде всего, хвойные: лиственница, ель, пихта. В их отсутствие, правда, звери метят и каменные берёзы, и тополя, и чозении в чукотской тундре. Кроме того, животные любят маркировать нетипичные виды деревьев в своём регионе. Помнится, в заказнике «Леопардовом» мы оказались в верхнем течении реки Кроуновки, в месте бывшей дислокации советской воинской части. На территории части были высажены лет сорок тому назад саженцы совершенно чуждого для этих мест вида — сосны европейской. Так вот, каждая из этих сосен была помечена всеми видами животных, ведущих активную маркировочную деятельность, — от кабанов и косуль до тигров и леопардов. Естественно, отметились там и медведи обоих обитающих в тамошней тайге видов — бурого и белогрудого.
Здесь самое время заметить, что маркировкой деревьев занимаются и другие животные, в частности кабаны. Они оставляют на стволах деревьев характерные ссадины клыками и зубами, а также почёсы, напоминающие медвежьи. Отличить их можно по высоте, на которой они располагаются над землёй: они редко случаются на высоте более полуметра — семидесяти сантиметров, в то время как у медведя они все расположены где-то на уровне человеческого роста. Кроме того, медвежья маркировка имеет очень характерный запах, для неопытного человека похожий на запах псины.
Кору с деревьев осенью, во время очистки рогов, сдирают различные олени — от лося до пятнистого, благородного и северного оленя. Однако эти сдиры не сопровождаются почёсами и закусами и существуют как бы сами по себе. Разве что соседние ветви бывают обломаны.
Метят медведи и триангуляционные знаки, стоящие в одиночестве на вершинах сопок. Что они сами делают на этой верхотуре — мне до сих пор не очень понятно.
В тундре, где деревьев нет и вообще с местами обнаружения следов чего бы то ни было, кроме трактора, возникают затруднения, я искал следы медведей возле бочек из-под горючего, оставленных оленеводами или геологами. Если бочка лежала на открытом заметном месте, и тем более от неё пахло, она обязательно была помечена медведем: или рядом с ней было вытоптанное место, или на бочке были следы потёртости вместе с шерстью. Когтями и зубами мишки бочки не трогали.
Следовые метки в виде цепочки лунок на грунте медведи оставляют весьма своеобразным образом. Зверь становится на лунки и «втирает» лапы в грунт, двигаясь при этом всем телом, будто танцуя на четырёх конечностях тверк.
